13 дверей, за каждой волки - Лора Руби
– Фрэнки, катись к чертям.
Поцелуи Сэма горели на губах Фрэнки, на ее коже.
– Полагаю, это тебя я увижу с чертями в аду.
Она не чувствовала за собой вины. У нее с Сэмом все иначе, по-особому. Она не старалась привлечь внимание, как Стелла, и не бравировала, как Тони. Сэм – ее будущее. Кто, если не сам Господь, свел их?
Но у дьявола были свои фокусы, и он играл со всеми нами. Я полетела за Фрэнки, которая выводила сестру из-за кирпичной стены на солнечный свет.
– Отпусти, тупая обезьяна! – крикнула Тони, выдергивая руку. – Если хочешь кем-то командовать, то лучше ори на ту собаку.
– Собаку? – переспросила Лоретта. – Какая еще собака?
Среди моря желтых платьев мелькнул рыжий мех.
Рыжий мех.
– Это лиса? – спросила Лоретта.
Лис, глупое, прекрасное создание, лавировал в толпе, направляясь к нам. Ко мне.
«Что ты делаешь? – закричала я. – Иди домой!»
– Почему лиса пришла сюда средь бела дня? – спросила Фрэнки.
– Думаешь, она больна? – предположила Тони.
Я замахала руками, затопала и закричала, но лис продолжал бежать, не обращая внимания на ахи и крики сирот, которые наконец заметили дикое животное и шарахнулись от него.
Монахини стали выкрикивать приказы. Девочки в желтых платьях бросились врассыпную, как цыплята. Лис уворачивался от протянутых рук, словно они были всего лишь ветками деревьев и кустарников, несущественными и безобидными.
«НЕТ! – закричала я. – Убирайся отсюда! БЕГИ! Разве ты не понимаешь? Ничего не понимаешь?»
Он бежал дальше, глупое прекрасное животное, полное решимости уничтожить и погубить себя. Какая бы сила ни свалила фотографии со столика, ни взорвала лампочку в библиотеке, сейчас ее нигде не было. Я не могла ничего поделать, когда сестра Джорджина бежала за лисом, занеся над головой лопату.
Света! Света!
Я сидела на столе в библиотеке, сосредоточив всю свою энергию на лампочке.
«Взорвись, – мысленно твердила я. – Взорвись. ВЗОРВИСЬ».
«У тебя новый друг?» – раздался голос.
Золотая девушка стояла на другом столе в нескольких футах от меня. В отличие от ярко-желтых платьев приютских девочек, ее наряд горел, как солнце на закате, неистово и яростно, но в то же время печально. А может, она сама была печальной.
«Привет», – сказала она.
Я хотела спросить, где она пропадала так долго. Хотела знать, чем она занималась, была ли она одинока, как и я. Хотела еще послушать ее сказки. Но вместо этого только спросила: «Что?»
«Твой друг, – пояснила она, показывая на лиса рядом со мной. – Где ты его нашла?»
Как только лопата опустилась, дух лиса поднялся и побежал ко мне, словно ничего не произошло. Не знаю, обнаружил ли он разницу. Может быть, обнаружил сразу. А если не тогда, то сейчас уже наверняка понял. Здесь единственными запахами были только запахи в воспоминаниях.
«Я его не находила, он сам меня нашел», – сказала я.
«Как его зовут?»
Я вспомнила, как настойчиво искала в роще за домом волчонка. Но Тарзан казался неподходящей кличкой для такого жалкого, глупого и прекрасного создания – в самом деле дикого, а не притворщика.
«А тебя как зовут?» – спросила я.
«Не могу тебе сказать».
«Почему?»
«Это даст тебе силу надо мной», – ответила она.
«Чепуха», – отозвалась я.
«Ну а тебя как зовут?»
«Если ты не скажешь своего имени, я своего тоже не скажу».
«Ну вот видишь».
Я закатила глаза и сосредоточилась на лампочке.
«Опять пытаешься ее взорвать?»
«Тебя не касается, что я пытаюсь сделать», – ответила я.
«Ты пытаешься ее взорвать».
Девушка перескочила на мой стол. Лис поднял нос и по привычке понюхал ее подол.
«Что ты делала в прошлый раз?» – спросила она.
«Ты о чем?»
«Что произошло непосредственно перед тем, как лампочка взорвалась? О чем ты думала?»
«Ты меня злила».
«Значит, просто нужно снова тебя разозлить. Это будет нетрудно. Ты вообще очень сердитая».
«Я уже сказала, – возразила я, – злость не помогает. Я злилась, когда… – Я замолчала и показала на лиса. – Я злилась, когда ему причинили боль. Ему все еще больно».
«Боль?»
«Ты знаешь, о чем я».
«Кто бы ни обещал тебе, что больно никогда не будет, это была ложь», – сказала она.
«Никто мне ничего не обещал».
«Да? – переспросила она. – Жалко».
«Почему? Тебе что-то обещали?»
Она поджала губы и не ответила, а потом спрыгнула со стола и вылетела за дверь. Я погналась за ней. Лис побежал со мной.
На улице было ясно и солнечно, как и в день празднования Тела Христова, только гораздо теплее. Мужчины расстегнули воротники. Женщины надели платья конфетных цветов. При виде оживленных улиц, очередей женщин с талонами в хлебную и мясную лавки не верилось, что некоторые люди по-прежнему настолько бедны и доведены до отчаяния, что продают собственных детей за пару долларов. Что чернокожие толпами записываются в армию, но их посылают на самую грязную и опасную работу и не позволяют стать офицерами. Что Америка отправила назад множество евреев, пытавшихся сбежать от нацистов, пока не закрыли границы. И если бы не плакаты с рекламой облигаций военных займов, было бы трудно предположить, что за океаном бомбы рушат здания, пули разрывают тела, люди с темными душами вскидывают руки в бездумных салютах и отправляют на смерть тысячи.
Девушку в золотистом я увидела в конце квартала.
«Ты куда?» – спросила я.
«Я иногда гуляю», – ответила она.
«Где?»
«Нигде и всюду, нигде и всюду».
«Хорошо, не говори», – произнесла я, отчаянно желая, чтобы она сказала.
«Я привыкла каждый вечер гулять с отцом, – пояснила она. – Мы жили в центре, в Бронзвилле. Двадцать вторая улица. Там стоит дом, где я родилась».
В этот момент я вспомнила одну из наших первых встреч, когда она слегка растянуто произнесла: «Я числю себя».
Словно прочитав мои мысли, она объяснила: «Мои родители приехали из Джорджии».
«Почему они уехали?»
«Там не было работы. И там было ужасно. Нужно сходить с тротуара, чтобы уступить дорогу белому, нельзя голосовать, нельзя свидетельствовать в суде, потому что черному никто не поверит. – Она глянула на меня искоса, словно полоснула ножом. – Мужчину или даже мальчишку могут линчевать только за то, что он посмотрел на девушку вроде тебя».
«Меня никогда не считали достойной внимания», – сказала я.
«Девушка вроде тебя может убить одного из тех мужчин, одного из тех мальчишек, – продолжала она, словно я ее не прерывала. – Тебе достаточно только заплакать».
Я не была плаксой, но не стала ей это говорить и опустила руку на лиса. Представила, что могу ощутить грубый мех под пальцами, покусывание
