Что за девушка - Алисса Шайнмел

— Меня нельзя назвать страдальцем, — добавляет он и машет рукой на абсурдно стильную обстановку.

— Но будет неправильно, если тебя исключат, а Майка нет.

— Исключить могут и тебя, и его, — говорю я. — Может, я уже вам обоим испортила будущее.

Джуни мотает головой:

— О чем ты?

— Хайрам никогда бы не ударил Майка, если бы я молчала дальше. А Майк… Никто ничего не знал бы, если бы я не рассказала. Если их исключат, виновата буду я.

— Если нас исключат, виноваты будем мы, — говорит Хайрам. — Ты не заставляла меня бить Майка.

— Да, но ты бы не стал этого делать, если бы…

Хайрам перебивает меня:

— И ты явно не заставляла Майка бить тебя. Это было его решение, а не твое. Если бы его исключили за списывание на физике, ты же не винила бы мистера Чапника за то, что тест слишком сложный, так?

Но это я решила все рассказать. Я кладу локти на стол и ложусь на них. Как мне может быть плохо одновременно из-за того, что я не рассказывала о Майке, и из-за того, что все рассказала?

— Ну не суть. — Хайрам пожимает плечами. — Пока меня не исключили.

— А вот как так? — внезапно спрашиваю я, поднимая голову. Спасибо за новую тему для разговора. — В смысле, ты же почти не ходишь на уроки.

Хайрам снова пожимает плечами:

— Как-то это ни на что не повлияло. Я все равно поступил, куда хотел.

— Правда?

Он прислоняется к холодильнику и проводит рукой по черным волосам. Короткие, почти ежиком, — мне они всегда нравились на ощупь.

— В Колумбийский.

— В Нью-Йорке?

Я не думала, что он уедет так далеко. Точнее, я вообще не думала, что он поступит в университет. Это я не к тому, что считаю его глупым, просто мне казалось, что такие вещи его не волнуют.

— В нем самом. — Хайрам мне подмигивает. — Моя сестра уже там.

— У тебя есть сестра?

Столько времени я провела в его ужасной коричневой машине и почти ничего о нем не знаю. Я не спрашивала. И не в том смысле, что он интересовался моей жизнью, а я не отвечала взаимностью. Нет, мы просто вообще почти не разговаривали. Ни о чем важном точно. Ни разу с того январского четверга, когда я впервые постучалась к нему в машину.

Это было через две недели после того, как Майк дал мне пощечину. Мы все еще были вместе, и он больше меня не бил, хотя по мелочи — щипки, стискивание все вот это продолжалось. Я не знала, считать это насилием, как пощечину, или нет, но не могла больше об этом думать. Я вообще ни о чем больше не могла думать. Во время большой перемены шел дождь, за наш привычный столик было не сесть, так что мы собрались в коридоре возле шкафчика Майка. Майк обнял меня, крепко сжал (это считается?) и откусил кусок от моего сэндвича. Я резко встала.

— Пойду повторю конспект, — поспешно объяснила я и направилась к библиотеке. Сэндвич оставила Майку, сказав себе, что лучше пусть он все съест. Меньше калорий для меня.

Но, не дойдя до библиотеки, я развернулась и вышла на парковку. Машин было не так много, как обычно, потому что некоторые уезжают обедать домой или в кафе, но машина Хайрама стояла на своем обычном месте. Я видела, как он сидит впереди с закрытыми глазами. Мне в голову пришло: ему там не скучно?

Не давая себе передумать, я постучалась к нему в окно. Хайрам открыл глаза — он, конечно, не спал, — а я распахнула пассажирскую дверь и села. Я дошла до машины и залезла в нее так быстро, что меня наверняка никто не заметил. В конце концов, здесь одноклассники ожидали бы меня увидеть в последнюю очередь.

Хайрам, казалось, знал, за чем я пришла, безо всяких объяснений. И он не спросил почему, но не в том смысле, что ему было плевать. Он кивнул на школу и сказал:

— Иногда надо от всего этого отдохнуть, да?

Я делала это впервые, и Хайрам терпеливо объяснил, когда вдыхать, когда выдыхать. Он не засмеялся, когда я поперхнулась, не ругал меня, когда я что-то делала не так. Я откинулась на спинку своего сиденья. Всего несколько минут, а оно уже начало казаться мне моим. Я подумала, интересно, мне когда-нибудь с кем-нибудь будет еще так же комфортно?

— Да, — кивнула я в ответ. — Нужно отдохнуть.

Сейчас Хайрам улыбается мне через кухню, а у Джуни отвисает челюсть:

— Как ты поступил в Колумбийский? Я хочу сказать, не обижайся, но ты же сам признался, что редко ходишь на уроки.

Я внезапно понимаю, что, может, Джуни вечно вставляет в речь эти «я хочу сказать», потому что боится как-то обидеть собеседника.

— Идеальная посещаемость необязательна для хороших оценок, — отвечает Хайрам, пожимая плечами.

Джуни, похоже, в абсолютном восхищении. Она отличница, я знаю, но еще мне известно, что она занимается больше, чем кто-либо другой.

Она тянется за едой на столе, и я вдруг понимаю, что страшно хочу есть. Но если поужинать здесь, потом не получится проблеваться. Я блюю только дома.

Но, может, ничего, если я что-нибудь съем? Я вчера блевала, и позавчера тоже. От одного ужина не потолстею.

Так ведь?

Хайрам продолжает:

— Мои родители учились в Колумбийском. И сестра там учится. Кроме того, у меня очень приличный факультатив.

— Правда? — Джуни не удается скрыть удивление.

— Я каждые выходные волонтерю у папы в больнице. Одно из моих рекомендательных писем написал отец пациента, с которым я работал.

— Ух ты, — говорит Джуни. Не прекращая похрустывать чипсами, она продолжает: — Погоди, но если так, почему у тебя такая фиговая машина? Разве твои родители не могут позволить себе что-нибудь получше?

— Родители могут, — соглашается Хайрам. — А вот я — нет.

— Ты сам купил машину?

Хайрам кивает:

— Они платят за школу. И все.

— Если не считать крыши над головой.

Хайрам смеется:

— И то правда.

— И поэтому ты продаешь… — Джуни осекается.

Хайрам качает головой:

— Я не продаю. С тобой был единичный случай.

Джуни с недоверием смотрит на него:

— Правда?

— Мой папа доктор. Ему постоянно достаются бесплатные образцы, и у нас ванные битком набиты лекарствами. Он их не принимает, — поспешно добавляет Хайрам, — но у нас куча таблеток, снятых с производства. Папа выворачивает карманы в одной из ванной, а потом забывает. — Хайрам наклоняется к нам, как будто доверяет