Константин Станюкович - Том 8. Похождения одного матроса
— А если вам их не дадут?
— Уеду к реке.
— А ранча?
— Продам ранчу. Уж есть покупатель… Довольно с меня и этого! — прибавил он и, отдернув прядь кудрявых волос, показал глубокий и огромный шрам на лбу.
— Это прошлогоднее посещение чийенов? — промолвил Брукс.
— Прошлогоднее, когда я уложил двух собак.
— Да, Джо. Вам лучше продать ранчу! — сказал Брукс. — Готовы ли леди и джентльмены? — спросил он, обращаясь к пассажирам.
Пассажиры и Брукс расплатились и вышли.
Рассветало. На востоке занималась заря. Впереди синели сиерры.
— В дилижанс, леди и джентльмены! Прощайте, Джо! Не забудьте дать знать в контору, если вы оставите ранчу… Не забудьте поставить кого-нибудь за себя на станции… Дилижансу нужны почтовые мулы… Слышите, Джо?
— И без вас знаю, Брукс.
— Я только напомнил.
— Помню.
Брукс щелкнул бичом, и дилижанс покатился.
— А индейцы в самом деле были? — спросил Чайкин.
— Наверное, были.
— Я выходил в сад и слышал волчий вой. Я думал, что волки.
— Это не волки, Чайк. Им нечего выть. Они здесь сытехоньки… Им тут пищи много… Смотрите…
И Брукс указал бичом на павших лошадей и волов у дороги, на которых сидели коршуны.
— Это были команчи. Они давно добираются до Джо.
— За что?
— А за то, что он порядочный таки негодяй. Он дорого продает индейцам водку и вообще обманывает их, лицемерно представляясь их другом. Еще недавно нападение команчей на одну ранчу возбудило подозрение, что индейцев натравил Джо, а после он же донес на них, и их судили и двух повесили… Быть может, индейцы И сообразили, с каким другом они имели дело.
— А индейцы показали на суде, что подстрекателем был Джо?
— Нет. Они умеют держать слово. Они не выдали его.
Чем ближе дилижанс приближается к Денверу, тем становится душней… Воздух совсем раскаленный. Томит жажда, а питья хорошего нет. Вода в ручьях горьковатая. Но и ее пьют. Одни только несметные стада буйволов чернеют то впереди, то сзади, то пересекают дорогу. Дилижанс окружен со всех сторон этими животными, любящими низкую сладкую траву этих равнин.
Но скоро эти зеленые равнины и стада остаются сзади. Дилижанс незаметно поднимается на возвышенность и едет по песку. Солнце печет немилосердно. Степь почти голая, полна ящерицами и змеями. В воздухе кишит саранча… Жилья нигде нет… Только бревенчатые шалаши-станции одиноко стоят. Там меняют мулов и едут дальше.
Чайкин изнывал от жары и нетерпеливо ждал Денвера.
Но под самым городом он увидал еще степной буран, напомнивший ему шквал на море. Но буран показался ему более ужасным.
Это было часу во втором дня.
В воздухе было особенно душно, и Брукс тревожно поглядывал на горизонт.
— Не нравится мне воздух! — вдруг сердито проговорил он.
— А что?
— Дышать трудно. Пахнет бураном. Вы, Чайк, видели бури на море. Теперь увидите бурю на земле. Здесь очень сильны бури.
— Вы ее ждете?
— Жду… Вот она идет сюда. Глядите!
И Брукс указал Чайкину на маленькое серое облачко на горизонте, такое же, какое не раз видел Чайкин на море перед шквалом.
Облачко это все росло и росло и с быстротой приближалось. Вот оно разрослось в гигантскую черную тучу, которая задернула все небо и распространила вокруг полутьму. Молния изрезывает эту тучу огненными линиями, и среди тишины раздается оглушающий раскат грома.
И вслед за тем ворвался порыв ветра и хлынул дождь. Ветер высоко вздымал песок, стоявший вроде смерча столбами, и дождь немилосердно хлестал.
Мулы остановились через несколько времени и повернули экипаж так, чтобы им стоять спинами к ветру. Они жалобно мычали.
Через несколько минут Чайкин и Брукс были мокры, несмотря на поднятый верх и фартук.
Буря делалась сильней и сильней. Казалось, дилижанс сейчас свалится.
В таком положении путешественники пробыли два часа. Два часа бушевала буря с дождем…
Наконец туча понеслась далее; вдруг просветлело, солнце весело глядело с голубого неба, и чудесный свежий воздух ласкал обоняние.
Брукс повернул мулов, и они весело и шибко побежали вперед.
Через четверть часа Чайкин увидел обоз фургонов, расположенных в виде эллипса. Внутри были женщины и дети и варили пищу. Мужчины носили воду из ручья. Волы были пущены на траву.
— Зачем они сделали такой забор? — спросил Чайкин.
— Они остановились и будут ночевать здесь. Такой забор — лучшая защита против нападения индейцев.
— А как много народа идет на Запад, и не боится!
— Да, американцы не боятся! — не без гордости ответил Брукс. — И за Денвером вы увидите, несмотря на пустынную дорогу и на индейцев, обозы с товарами, фургоны с переселенцами, стада скота… ранчи, в которых есть водка.
— Куда ж это все идет?
— В рудокопные округи Колорадо, Утахи и до самой Калифорнии. Туда везут в легких степных фургонах продукты восточных городов и ферм: яблоки, зерно, сушеные фрукты, табак, рис, чай, муку, солонину, сахар, мануфактуру, словом, решительно все… И вот таким-то образом мало-помалу заселяется Запад. Уединенные ранчи образуются в поселки, поселки в города… Скоро пройдет тихоокеанская железная дорога, которая соединит Нью-Йорк с Сан-Франциско, и тогда все эти пустынные места оживут и покроются городами.
— Куда же денутся индейцы? — спросил Чайкин.
— Им отведут земли и заставят работать… А не захотят — тем хуже для них… Их усмирят войсками… Что делать? — прибавил с видом сожаления Брукс.
К вечеру замелькали огоньки Денвера.
— Что, большой это город? — спросил Чайкин.
— О нет… В нем только четыре тысячи жителей… но зато отчаянных жителей…
— Отчаянных?
— Еще бы! Там живет много сорвиголов. Что ни дом, то кабак или игорный дом. Вам придется переночевать в Денвере. Фургон идет завтра.
— А где переночевать?
— В Денвере две гостиницы, и обе скверные и грязные. Мы приедем в ту, которая считается почтовой станцией. Оттуда отходит почтовый фургон. Я попрошу, чтобы вам отвели подешевле комнату.
— Благодарю вас.
— Не за что. Переночуете и завтра пораньше купите себе провизии. А то в ранчах, кроме водки, ничего не найдете.
— А вы не знаете, кто поедет кучером? Не Старый ли Билль?
— Он самый. А вы как его знаете? — удивился Брукс.
— Мне о нем еще в Нью-Орлеане говорили.
— Кто?
— Мой капитан.
Фамилии его Чайкин благоразумно не назвал.
— Ваш капитан дал вам добрый совет ехать со Старым Биллем. Старый Билль давно ездит, хорошо знает местность и вполне честный человек… Он не продаст своего пассажира.
— То есть как это не продаст?
— Он не соблазнится барышами и не войдет ни в какие Соглашения с агентами большой дороги, хотя бы ему предложили миллион долларов. Он настоящий джентльмен, но, надо признаться, немножко грубоват. Да вы, Чайк, парень не глупый и поймете Старого Билля… Вам долго придется сидеть с ним рядом. И вы во всем слушайтесь его, Чайк. И ваше счастие, что вы едете с ним. Когда он едет, на почтовый фургон реже нападают.
— Но почему же? Извините, мистер Брукс… Я все-таки не понимаю.
— Потому, Чайк, что Старый Билль не пошлет, например, условной телеграммы агентам большой дороги о том, например, что едет пассажир с туго набитым карманом… Потому, Чайк, что Старый Билль не подвезет фургона к ущелью и именно к вечеру, когда пассажиры дремлют и не успеют приготовиться к нападению. У них револьверы еще будут за поясами, когда агенты наставят свои к их головам… Потому, Чайк, что Старый Билль знает гнезда агентов и любит проезжать их среди белого дня и притом дает совет пассажирам иметь револьверы наготове… Поняли теперь, Чайк?
— Понял, мистер Брукс!
— И все порядочные люди уважают Старого Билля. А главное — он сам себя уважает. Это первое дело… И агенты предлагали ему большие деньги, чтоб он вступил в их компанию, но он послал их к черту. И они его боятся, так как знают, что он из своей винтовки убивает наповал и владеет ножом не хуже испанца. А кроме того, он знает в лицо почти всех агентов большой дороги… Знает, но ни одного из них не назвал шерифу. «Это, говорит, не мое дело, а ваше. Мое, говорит, дело пустить ему пулю в лоб при встрече… И я свое дело при случае исполню». Действительно, года три тому назад Старый Билль одного агента убил наповал, а другого, начальника шайки, пожалел… подстрелил только руку. У него были с ним какие-то личные счеты. Он чем-то обязан был тому молодцу.
Чайкин почему-то вспомнил про капитана Блэка.
— Ну, вот и город дьяволов! — проговорил, смеясь, Брукс, когда дилижанс поздним вечером въехал на большую улицу с небольшими домами, из открытых окон которых раздавались ругательства и проклятия игроков и пьяные возгласы кутящих молодцов в кабаках.
