Александр Вельтман - Кощей бессмертный
— Русское, — отвечает он.
— Блюдися лжи, окаянный! порублю наполы! — вскрикивает исступленный от нетерпения витязь и выхватывает меч
— Не ведаю, не ведаю, государь богатырь! — кричит прохожий, припав к земле. — Не ведаю, може, и Рязанское!
— А! — говорит Ива и едет вперед. Новый прохожий разочаровывает его опять; опять Ива торопится выбраться из царства Русского; да и кого не лишит подобная вещь ангельского терпения? Вот уж другая луна народилась в небе; а Иве Олельковичу остается еще проехать двадцать восемь царств, чтоб попасть в царство тридесятое, куда, по обыкновению, нечистая сила уносит Царевен, Княжен и красавиц; где Ива надеется найти и свою Мириану Боиборзовну.
Вот спускается однажды Ива Олелькович с крутой горы по извилистой дорожке. В долине видит он большое село, разбросанное по широкому лугу над рекою. Среди села хитрая церковь о пяти верхах, с высокою звонницею; за синим отдалением видит он белокаменный город.
Ива Олелькович верить не хочет, чтоб село было не Верхотурье, а город не тридесятое царство. Недалеко уже было до села, как вдруг поднялся в селе жестокий трезвон.
— То не благовест, Боярин, — говорит Лазарь Иве Олельковичу. — Повидь, то набат! народ в смуте; бабы и девки крик подняли, бегут к погосту. Боярин, то вражья сила идет!
Ива оправился на седле. Подтянул узду, попробовал рукою, тут ли меч, взглянул на конец копья и потом окинул взорами село и окрестности. Где вражья сила? с которой стороны?
Но вражьей силы видом не видать; только в селе час от часу более гудят колокола, а народ стекается к церкви. На паперти стояло несколько седых старцев, опиравшихся на батоги; женщины отделились, и окруженные мужики стали в ряд, как пред судилищем; слышны были вопли их; видно было, как снимали они с себя одежду, обнажались и потупленные взоры их стыдились и людей, и божьего света.
Вдруг раздался между ними ужасный визг и поднялся общий шум и крик.
Одну из женщин, обнаженную, все прочие повлекли за волосы, поставили в плуг, привязали косами к оглоблям и с исступленными восклицаниями, ударяя ее лозами и поясами, погнали вон из селения. Несчастная была молода и прекрасна; пораженная ужасом, но полная жизни и силы, казалось, что без всякого напряжения повезла она. плуг в обход селения. Скоро, однако же, силы ее истощились, и удары посыпались на нее; но, изнеможенная, она влекла еще плуг. Прорезываемая полоса земли валилась на сторону и орошалась кровью, которая струилась по белому телу бедной женщины.
Покуда женщины совершали ужасный обход, старцы и все мужики собрались на берегу реки и ожидали приближения их.
Между тем Ива Олелькович спустился уже с горы и подскакал к толпе селян; неожиданное появление витязя на белом коне поразило их, все поклонились ему в ноги, коснувшись челом до земли.
Удатный витязь, не сделав еще вопроса, ожидал уже ответа и, по обыкновению, серчал за молчание.
Догадливый Лазарь не допустил барича своего выйти из себя и спросил громким молодецким голосом: для чего они женами, а не волами и конями землю пашут?
— Родной-ста отец богатырь! — отвечал, приподнявшись, один из старцев, Тиун селения, лет за сто от роду. — То не баба и не девица, то бесова ведьма с хоботом, жена Посадского Яна, спозналась она с нечистою силою-ста да и пьет кровь хрестиянскую, морит православных без милосердия. Мы межу-собу и умыслили: чему на миру народ мрет наповал, валится тый, аки сухой лист с дерева? И смекнули межу-собу: демонский-де дух в селе; и собрали всех жен и девиц на погост; вот-ста, повидим, у поганой Яновны хобот в две пяди; и указала нам, честной богатырь, осударь, вещая Симовна: запречи Яновну в плуг, да прорезать землю вкруг села, да камык-ста ю к горлу, да и в воду; тем-де, бает, и спасение от повальной смерти.
Получив подобный отчет от сельского Тиуна и видя всю законность дела, Ива Олелькович готов уже был отправиться далее; но новый вопрос, сделанный Лазарем, остановил его:
— Иде же путь лежит за тридевять земель в тридесятое царство?
— Не ведаем, отец родной, господин приспешник богатырский; по совести не могим-ста указать; знает про то вещунья Симовна; все ведает: про коня ль пропадет, про обилье ли жита: "Внимай, бает, время пришло!" — "Зелен, баушка". — "Зелен, да хитер, проведет да с колоса опадет: не довезешь до тока". — "Смотрим — право слово, так!"
— Давай Симовну! — вскричал Ива Олелькович.
— Обгоди, честной богатырь, сотвори милость! дай утопить ведьму окаянную, — сказал Тиун, низко кланяясь.
— Обгодим, боярин! — сказал и Лазарь, которому хотелось взглянуть в глаза окаянной ведьме.
Ива Олелькович согласился. Очень равнодушно смотрел он, как изнеможенную жену Яна притащили к реке и как навязывали ей на шею огромный камень.
— Словно баба простая прикинулась! — рассуждал вслух Лазарь, смотря на несчастную жертву предрассудка.
— Какая-ста простая! неспроста уродилась, всем красам краса, око не дозрит иной такой: невидаль! Стыдно моя-вить, а весь хрестьянский мир смутила: зрак — зввзда денница, лоно словно пуховое изголовье, бела словно кипень, румяная словно багр червленица! Снарядится узорочьем, повяжет увясло,[228] аль серьги жемчужные взденет, аль слово молвит устна…
Слова Тиуна прервались внезапным криком.
В толпе селян был молодец со связанными руками; несколько человек держали его как полумертвого. Очнувшись от беспамятства, он обвел кругом помутившиеся взоры, остановил их на толпе женщин, подошедших уже с своею жертвою к реке, вдруг рванулся с воплем, бросился на землю пред Тиуном и жилыми сельскими людьми и возопил:
— Пустите, родные мои!.. Отдайте мою Яновну аль повелите и мне сгинуть под волною водною!
— То Посадский Ян! — сказал Тиун Иве Олельковичу. — Свелся с ведьмой, да и стоит за нее; молвят, не праздна от него окаянная!
Никто не внимал молитвам несчастного Яна, никто и не думал пощадить жену его. С отчаянием обратил он опять взоры свои к реке…
В это время раздалось резкое восклицание, сопровождаемое общим криком женщин. В реке вода плеснулась, струи запенились, как будто в образовавшемся водовороте…
Ян заскрежетал зубами…
Рванулcя… веревки лопнули, все державшие его разлетелись в стороны…
Ян быстро бросился к реке и с высоты берега рухнулся в волны…
Исчез под водою…
Образовался новый круг на реке. Восклицание общего ужаса отозвалось в диком лесу, за рекою.
Все обомлели.
Вдали, по течению быстрой реки, выплыл Ян — и не один: в объятиях своих держал он, казалось, Русалку с распущенными волосами.
Несколько мгновений кружится она на волнах, борется с быстриной… погружается снова…
Пенистые пузыри показываются на поверхности воды, лопаются с брызгом…
Река струится спокойно…
VIII
— Веди к Симовне! — восклицает вдруг Ива Олелькович.
— Свелся с ведьмою, сгинул и сам! Ах ты сила небесная! как волокла она его на дно! А он бился, бился, мотался, мотался! хотел урваться да выплыть…
— И вестимо! — произнесли со вздохом несколько голосов в подтверждение слов Тиуна.
— Иде же Симовна? — вскричал снова Ива Олелькович.
— Ну, хрестьяне, давай сюда Симовну! — подхватил богатырский конюх.
— Видать, господин богатырь, Симовна с печи не встает; коли изволишь, ступай сам к ней, в истьбу.
— Указывай путь! — сказал Лазарь.
Тиун пошел вперед вожатым, за ним ехал Ива Олелькович, за Ивой Олельковичем ехал конюх Лазарь, за конюхом Лазарем шла толпа хрестьян сельских; а за хрестьянами сельскими толпа обнаженных женщин с песнями.
Только что вступили они в село, Тиун зашатался, ноги его подкосились, он грохнулся на землю, глаза загорелись, но взор стал неподвижен.
Ива Олелькович и Лазарь, остановясь, дивились, что сделалось с Тиуном.
Толпа селян подбежала к нему.
— Злая болесть, злая болесть! — вскричали все и понесли Тиуна в его избу. На пути, подобно ему, упали еще два человека.
— Злая бблесть! — повторили все с ужасом и побежали во все стороны.
Ива Олелькович и Лазарь остановились одни посреди селения.
Подле ближайшей избы сидел на пристьбе старик, опершись обеими руками на костыль, он свесил голову, очи его были закрыты.
— Эй, дедушка! — вскричал Лазарь. — Покажи, где сидит колдунья Симовна.
Старик очнулся.
— Симовна? — сказал он голосом, который был трогательнее горьких слез. — Проклятая! Кому еще в ней треба? Извела своим разумом мое детище!.. ведьма сама!.. Не одарь — злая болесть перевела весь хрещеный люд!..
— Ну, дедушка, идь, указывай избу Симовны.
— Нету-ста, не иду!.. истьба ее на краю села: черный ворон укажет вам путь.
Лазарь поскакал вперед; Ива Олелькович за ним. На краю села, слева, стояла черная изба, отдельно от ряду, в ней были только два волоковые окна, как два глаза у Мурина; на крыше сидел и каркал ворон.
