0,5 - Валерий Александрович Шпякин
– Классно сосет, кстати.
Теперь все трое оказались разбиты. Лишь Костя на миг блеснул улыбкой, то ли вспоминая былое, то ли по той причине, что доставил своему приятелю боль. Заработал одно очко в их скрытой войне – кинул в кореша горящий мяч. Ёза плелся сзади, что-то неразборчиво бубня себе под нос – у него в наушниках, перекинутых поверх ушей, шипел очередной молодежный бэнгер.
В один момент сожрали это сияние.
* * *
Оказавшись наконец дома, Андрей устало повалился на диван. Из последних сил копался в телефоне – пытался добраться до Яны «Вконтакте». Глаза слипались. В друзьях у Кости ее не оказалось, но увидел в его списке рожу одного из нарков с лестничной клетки – а у него в контактах нашел Артура, а там и до нее добрался. Зачем? Произвел ли он хоть какое-то впечатление? У нее вон фотки с морей и половина Европы на карте с геолокацией. А он? Даже в Питере не побывал. Ковров, насквозь шакалами пропахший, да Армения, которую видел только из-за колючей проволоки. У нее – друзья, а у него? Подельник и наркоман. У нее – перспективы, а у него? Съемный клоповник.
На контрасте с той квартирой, где он провел вечер, его (не его) квартира, которую уже озаряли первые солнечные лучи, казалась настоящим дном, осколком Совка, канувшего в небытие. Подумаешь, банки он не закатывает, как делала это мать. Что меняется? Прозябать в комнатушках, где на лето отключают горячую воду, – судьба. Хорошо, что ее хоть дали на той неделе. Но наверняка ненадолго: «При гидравлических испытаниях выявлен 61 дефект».
Листая фотокарточки, он как-то небрежно коснулся дисплея, телефон принял прикосновение за команду, которую выполнил в тот же миг – влепил лайк на фотографию. Убирать или нет? Вдруг уже увидела. Уведомление-то наверняка пришло. Была в сети семь минут назад.
На снимке Яна, в редкий яркий зимний день, смотрела в стекло так, что сфотографировано было лишь ее слегка искаженное отражение, спрятавшее глаза за солнцезащитными очками. Андрей стал двести тридцать седьмым оценившим это фото. В очередь.
* * *
Утро началось с чирикнувшего телефона. Чирикают теперь только они – птицы покидают этот город до следующей весны.
«привет)»
«Привет:)»
«ты как, все хорошо?)»
«Да, а у тебя?»
«да, я тоже – балдеж) бардак только)»
«Никто даже не помог прибраться?»
«да помогают тут двое) но такие помощники из них, хах)»
К сообщению была прикреплена фотография: один из вчерашних знакомых, одетый в спортивный костюм, намывал посуду, надев поверх фартук.
«Забавно. Слууууушай, не хочешь завтра сходить, посидеть где-нибудь?)»
«давай) а где?»
«Давай в коферуме в 6 вечера?)»
* * *
Они долго мялись с Костей у соседнего от закладки дома, не решаясь забрать посылку: на площадке резвились дети, а в гараже по соседству мужик ковырялся в вишневой «четвере», пытаясь натереть ржавые детали до блеска. Выезжали и въезжали во двор машины, подпрыгивая на асфальте, испарившемся за годы на отдельных участках дороги, люди с полными пакетами продуктов спешили закрыться на замок в своих норах, а из открытого окна первого этажа играла едкая, выгрызающая мозг музыка. Полчаса ожидания удобного момента переварились в мысль, что лучше бы вернуться сюда, дождавшись темноты. Правда, придется сделать много лишних движений: вес нужно расфасовать, а сделать это можно лишь дома. Сегодня можно и у Кости, отец которого работает в ночную смену, поэтому квартира свободна: мама с младшим братом укатила в Турцию. Костя даже не стал возмущаться: ему в Турции делать нечего. А ведь еще года два назад истерил бы: «А почему едет он, а не я???»
Взвешивали дома у Андрея уже несколько раз, и всегда он впускал в свое жилище друга очень нехотя. Два раза расфасовывал в одиночестве, и каждый раз – с излишней осторожностью. В перчатках работа съедала больше времени, чем фасовка в компании друга, который, кажется, и не задумывался над тем, что оставляет свои отпечатки пальцев на пакетах с отравой. Андрей же старался быть педантом, хоть и не подавал вида: если Костя выходил, он обязательно обтирал готовые свертки тряпкой, а работая с пакетами – натягивал рукава толстовки на большой палец. Опознать можно и по одному, указательному, но тревоги ополовинивались. На авантюру выходил, сложив вес в обыкновенную черную хб-перчатку. В случае чего можно максимально незаметно скинуть, утопить во тьме улицы.
Сообразили план: Костя вечером едет к Андрею, по пути забрав вес. Но ровно в тот миг, когда уже развернулись, чтобы уйти, Костя все-таки обернулся назад и, бросив «да ну в пизду!», сорвался с места, в момент выдернул клад из клумбы и поспешил назад. В следующую минуту ребята скрылись в другом дворе, накинув капюшоны.
И вот они здесь. У каждого в кармане по двадцать черных свертков. Каждый хочет избавиться от них поскорее. Схема, которую они использовали первые несколько раз, в чем-то даже удобна: один прячет, второй записывает. Времени это занимает больше, чем поровну разделенные обязанности, вес и стороны света. Теперь же решили, что каждый со своей половиной уходит в никуда. Избавляются от срока наперегонки и отправляются по домам, а адреса Андрей отправит Косте в мессенджере.
* * *
Посреди ночи проснулся от крика за окном. Что-то снилось, но что именно – сразу забылось: картинка разбилась на тысячи осколков. В первую минуту после пробуждения какие-то ее фрагменты еще можно было попытаться собрать, склеить кусочки, но собранное по буквам ЧТО-ТО, по буквам же стиралось и распадалось ЧТ-Т, Т-Т, –. Мелкие стеклышки окончательно растворились через минуту, оставив наедине с ощущением тревоги. Она, появившаяся еще до того, как наркотики прилипли к рукам, теперь прописалась внутри Андрея, кротом прорывала ходы в теле, попадала с кровью в каждый капилляр, вирусом в каждую клетку организма и грызла, грызла, грызла. С каждой вылазкой все хуже. Сегодня они с Костей сделали еще тридцать тайников. Часть из них наверняка уже раздербанили. А остальное? Как оно там? Лежит на другом конце города. Ждет. Прямо сейчас кто-то светит фонариком, копает, шарит рукой в узком проеме.
Достаточно всего один раз, один-единственный раз засветиться – и со свободой можно прощаться надолго. Поймают. Посадят.
Пешка. Такие фигуры не жалует никто, их в ход пускают первыми, ими жертвуют ради удачного хода более значимых. Они не нужны ни работодателям, ни полицейским, и на зоне им тоже несладко живется, несмотря
