Буквари и антиквары - Нелли Воскобойник
У меня в Иерусалиме жил богатый дядя Нюся. Он был братом моей бабушки, погибшей во время войны. И у него за ханукальным столом собралось множество народу: его сыновья с невестками, внуки, племянники, всего год назад приехавшие из России, их дети и внуки – множество детей, ожидавших ханукальных подарков. Мы, «русские», тогда все еще были бедны и почти безработны. Жили на пособие и детям своим могли дать только шекелевую монетку.
У дяди Нюси была приготовлена толстенькая стопка стодолларовых банкнот. Он звал детей, кого по-английски, кого на иврите, кого по-русски. Они подходили по одному и получали поцелуй и новенькую хрустящую стодолларовую бумажку. Наши разумные ребята сразу поняли, что деньги эти нешуточные, и отдали свои купюры отцу. Собственные Нюсины внуки положили доллары в карман, намереваясь извлечь из них максимум удовольствий. Дети других русских племянников поступали по своему усмотрению, и только один самый маленький ребенок не знал, что ему предпринять. Он стоял, держа в руках зеленую бумажку, и неуверенно озирался – видно, потерял в этом многолюдии свою маму и был совершенно растерян. В это время, перекрывая гам, раздался тонкий голос его мамы: «Иди ко мне, Димочка! Иди скорей! Дай мне бумажку». Но мама тут же поняла, что это выглядит так, будто она хочет присвоить детские деньги. Она ужасно смутилась и громко сказала: «Я потом тебе отдам… по курсу…» И счастливый трехлетний Димочка побежал на мамин голос.
Притча
Моисею после сорокалетнего блуждания по пустыне не было дано войти в Землю обетованную. Он умер на пороге. Согрешил он тем, что, добывая воду из скалы, ударил по ней что есть силы своей палкой, опираясь на которую, брел почти полвека со всем своим ропщущим, вечно недовольным и всегда сомневающимся народом. Господь счел это маловерием. Довольно было коснуться скалы.
Кажется, претензия надуманная, нет? Палка в руках. Скала перед носом. Народ мучит жажда. Старик, еле стоя на ногах, последним усилием стучит в серую страшную сухую стену. В чем же дело? За что наказан?
Первая история
Мужчина пришел к раввину и сказал: «Рабби, я завтра женюсь. Но на мне такой грех, что я не могу радоваться и радовать жену своей беззаботностью. В детстве я учился в ешиве[21]. Иерусалим был в осаде. Еды почти не было. Мы все были всегда голодные. Я увидел монетку на столе у меламеда[22], не удержался и схватил ее. Меламед сразу заметил. Раскричался, велел всем поднять руки и стал шарить по карманам. Я смертельно испугался и успел сунуть монету в карман соседу. Меламед нашел у него в кармане. Побил его своей палкой, ругал его целый день, написал родителям мальчика, что он вор. И дома его тоже побили. Все дети насмехались над ним и не хотели с ним играть. В конце концов он сбежал из ешивы и из дома и прибился к какому-то кибуцу[23]. Теперь он неверующий, а я уже десять лет тащу этот двойной грех на своей совести».
Раввин ответил: «Успокойся! На тебе нет греха – ты был голодным ребенком. Кто осудит голодного ребенка? И на том мальчике, что ушел в кибуц, тоже нет греха. И он был голодным, гонимым, несчастным ребенком. И нашел себе убежище. Иди с миром и живи со своей женой счастливо и богато!»
Вторая история
Примерно в то же время в другой ешиве случилось, что мальчик украл деньги у учителя. И тот раскричался и устроил обыск. Мальчик был не так проворен, и меламед нащупал монеты у него в кармане. На этот раз ловкость рук была у меламеда. Он незаметно переложил лиры в свой карман, закончил обыск и сказал детям: «Благодарение Богу! Никто из вас не вор! Это я, шлемазл, ошибся. Вот же они, мои деньги – тут, у меня в кармане». И они стали учиться дальше. Ребенок этот был восхищен милостью Божьей. Он был очень талантлив и после случившегося невероятно усерден в учении. Из него вырос один из иерусалимских столпов еврейской мудрости двадцатого века.
Вывод
Учителю для пользы дела дана палка. Он должен очень точно понимать, как ею пользоваться. А уж наш Учитель Моисей и подавно!
Евпатория
Эстер было семнадцать лет, когда в магазинчике у своего дяди Арона в Киеве она встретила худощавого, смешливого чернявого Яшу.
Яша работал в табачной лавке у своего брата. Ни он, ни его брат, ни дядя Арон, у которого Эстер жила уже одиннадцать лет после смерти матери, не имели права жительства в Киеве и до революции платили помесячно городовому за то, что их оставляли в покое.
Теперь в городе стояли польские войска. Но табачные лавки и писчебумажные магазины работали как всегда. Яша пришел купить десять дюжин конвертов, чтобы рассылать счета постоянным клиентам.
Эстер была красивой, статной молчаливой девушкой. Они понравились друг другу с первого взгляда. Приказчик из табачной лавки стал заходить каждый день. То купить чернил, то передать Арону в подарок десяток папирос, а иногда просто поболтать в свободную минуту и оставить Эстер тюльпан, а то и розу.
Строгая, молчаливая, исполнительная Эстер расцветала, когда Яша появлялся в дверном проеме. Она научилась отвечать подначкой на подначку и шуткой на шутку. Она стала смеяться, слушая его рассказы, и даже один раз дала покупателю лишние шесть копеек сдачи. Дядя только вздохнул, когда староста синагоги неторопливо посчитал сдачу, отдал ему шесть копеек и сказал, что, кажется, девушку пора выдавать замуж.
Обручение состоялось в доме Яшиного брата, а хупу[24] поставили во дворе у Арона. В приданое Эстер получила от тети подушку, пуховое одеяло и тюфяк, а от дяди восемь золотых царских десяток из жестяной коробки «Эйнем», вытащенной из-под пола. Он собирался дать дюжину, но рука сама отсчитала…
Эстер не ожидала подобной щедрости и расплакалась.
Яше брат дал Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, две коробки папиросных гильз (по 520 штук) фирмы «Катыкъ» и машинку для их набивки – верный кусок хлеба при любой власти. Правда, одного тома не хватало, но подарок от брата был царский.
Они сняли крошечный подвальчик в том же квартале. Десятки сунули в жестянку из-под монпансье и спрятали под половицей.
Через два дня после свадьбы, когда Яша торчал в магазине Арона, делая вид, что присматривает на прилавке что-то нужное, в магазин вошли двое. Один сказал: «Это налет! Всем сесть на пол и молчать!» Другой
