Коля-Коля-Николай - Петр Сосновский
Дома Надежда Кондратьевна грозно сказала мне:
— Я тебя предупреждала.
Мне было стыдно смотреть ей в глаза. Она сколько могла, терпела. Ее терпению пришел конец. Я не знал, что тетя Надя предпримет.
На следующий день был выходной. Я должен был пойти к Бакуту. Он меня об этом просил. Однако я никуда не пошел. Надежда Кондратьевна отправилась к нему сама. А мне строго-настрого наказала сидеть дома и никуда из дома не выходить. Мне пришлось ее приказ выполнить. Я чувствовал себя, после проведенного вечера у Инвалида, виновным.
Мой новый знакомый жил на соседней улице. Надежда Кондратьевна вернулась не скоро. Что она там делала, я не знал, был в неведении. Но не долго. В понедельник я вышел на работу. А уж там Леша, который не так давно меня познакомил с Бакутом, со смехом выдал:
— Николай, ты свободен. Инвалид, так ты зовешь Бакута тебе уже не товарищ. Тетя Надя дала ему от ворот поворот. Знаешь, что она с ним сделала, когда он вальяжно восседал в своей коляске? Не знаешь? Она подскочила к нему и закричала: «Ах ты Цаца, расселся, сидишь, а мать твоя как прислуга вокруг тебя бегает… Ах, Гришенька, ах сыночек. Да я тебя», — и, ухватившись за колесо, она так резко с силой потянула коляску вверх, что Бакут полетел на землю. Затем, не останавливаясь, тетя Надя двинула его драндулет ногой и выломала несколько спиц. Теперь, наш пахан, не транспортабелен.
Не транспортабельным Бакут оставался долго. Сметана сидел в тюрьме, и возить его было некому.
Посмеяться с Лешей я, как следует, не успел, скоро раздался голос Марии Григорьевны:
— Николай, собирайся! — и я пошел запрягать Малыша, затем нагрузил товар и отправился в дорогу. Мы поехали в Вариново. Там я оставил Марию Григорьевну торговать, а сам пошел к Чугунихе поговорить насчет покупки дома. Она, выяснив, что я сын Веры Кондратьевны, с удовольствием снизила мне цену на дом и согласилась продать его в рассрочку. Словом, мы сторговались.
На следующий день я взял все свои деньги у Надежды Кондратьевны и отдал их Чугунихе. Мы сходили в сельский совет и оформили куплю-продажу. Дом теперь был мой.
Надежда Кондратьевна возражать не стала, даже обрадовалась:
— Знаешь Коля? Это к лучшему. Там, на родине матери ты будешь в безопасности от таких людей, как Бакут. Правда, он себе «лошадь» уже подыскал. Его Филипп Шувара возит, «афганец чертов».
Дом требовал ремонта. Однако я был не только грузчиком, но и плотником. По вечерам я занимался обустройством своего нового жилища. Жить в нем первое время было невозможно, и я ходил ночевать к Надежде Кондратьевне и Владимиру Ивановичу.
Работа с топором, пилой, рубанком, стамеской меня преображала. Как-то раз тетя Надя, бросив на меня оценивающий взгляд, не выдержала и сказала:
— Николай, да ты вылитый дядя Коля. Знаешь, мать не зря тебя так назвала. Есть у тебя многое от него. Ты также, как и он размахиваешь руками. У тебя его осанка, походка, волосы, а особенно глаза и нос.
— Нет, что вы тетя Надя. Я ничем не похож на дядю Колю. Вот ваш Семен тот… — я не успел досказать.
— Не говори глупости. Сеня, и рядом возле него не стоял. Мой сын спокойный, уравновешенный даже несколько заторможенный. Если бы мой сын был, как дядя Коля разве он допустил бы того, что произошло у вас там в Москве. Он не может воздействовать на других — давить. Сила у него есть, я согласна, но она эта сила направлена на него самого. Себя он может заставить, других нет.
Ты же, как и мой брат импульсивный, шебутной — дома от тебя никому не было покоя. Ты всех был готов нагрузить. Да вот здесь, когда ты приезжал к нам, я всегда посматривала, какого ты еще выкинешь конька. С моим братом один дед Макар мог управляться. Николай большую часть жизни прожил у него. У нас гостил раз-два в неделю.
Твоя мать была ласковой девочкой. Она выделялась среди нас, и он ее любил. Всегда что-нибудь да приносил ей.
Подарки Николая ее приводили в восторг. Многие из них Николай делал сам — вырезал ножом человечков, всяких зверушек, птиц. Он как ты любил работать с деревом. Представляешь, даже балалайки делал. Где-то одна у меня есть, на чердаке лежит. Твой дядя Володя одно время играл на ней.
Этот наш разговор с тетей Надей все поставил на свои места. Я, наконец, понял, что все мои стремления отдалиться — избавиться от дяди Коли, были напрасными. Моя борьба была ни к чему. Возможно, мне и не нужно было сопротивляться. Вера Кондратьевна — моя мать плохо знала своего брата, однако невольно все сделала, чтобы я стал им.
8
Новое место жительство меня окончательно изменило. Может быть оттого, что я в Варинове чувствовал себя самим собой. Наверное, родина матери мне помогала или же то, что я не испытывал воздействия — давления от тети Нади: был себе хозяином. Мне была предоставлена свобода.
Дом у меня был небольшим. Он имел две комнаты. Одна так называемая передняя, другая — кухня, в ней стояла русская печь, большая и громоздкая. Еще были сени, в которых можно было снять верхнюю одежду, разуться и обуть домашнюю обувь.
Мне многое было нужно для уюта в доме. Надежда Кондратьевна дала мне комплект постельных принадлежностей и кровать. Она была железная с набалдашниками, в будущем я кровать хотел сделать себе деревянную, стол, ведь смастерил и какой, дядя Володя глянул, похвалил.
На работе заведующая товарной базой, узнав о покупке мной дома, с улыбкой сказала:
— Ну, вот Николай теперь ты можешь себе и жену подыскивать! У нас здесь женщин незамужних много. Смотри, быстро тебя возьмут в оборот.
Для обустройства дома мне нужны были деньги, и я часто подрабатывал. Мое умение плотничать оказалось, кстати.
Однажды я нанялся на работу к одному мужику лет сорока-сорока пяти — Александру. Меня с ним познакомила его жена продавщица — хрупкая женщина моего возраста Галина. Я ей в магазин не раз вместе с Марией Григорьевной доставлял с базы товар.
Галина, как-то по-особому посматривала на меня. Я не знал причины такого внимания, но вот она вдруг сказала:
— Николай, я слышала ты хороший плотник. С тобой хочет поговорить мой муж. Зайди вечером к нам, — и она назвала мне свой адрес; рассказала, как найти дом.
Я пришел. Познакомился с
