Пункт третий - Татьяна Евгеньевна Плетнева
– Дальше Москвы порядка не ищи – даже в ГБ, – ворчал у него над ухом разъяренный начальник.
Валентин Николаевич выразительно посмотрел на лежавшую перед ним распечатку.
– Да, бывает, но тут я хоть знаю, кому за это яйца открутить, и так сделаю, что до смерти не забудет. А в Перми – не на Чукотке, заметим, – какой-то занюханный коммутатор…
– Слушаю, как там ваш коммутатор? – не снижая тона, поинтересовался он. – Рад за вас. Так мне бы дежурного по области, майор Васильев из Москвы.
Губа прижал трубку подбородком к плечу и взял в руки прослушечный отчет.
– С кем говорю? Повторите! Так, зафиксировал, – заговорил он, подмигивая Первушину. – А что это у вас происходит сегодня в Чусовском районе, ВВ-201/1? Не знаете? Не интересовались? А зря.
Оконные узоры искрились оранжевым и золотым, впитывая густой предзакатный свет. Разнос неизвестного пермского чекиста следовал своим чередом.
– Спички дай, – охрипшим голосом потребовал Губа и снова заорал в трубку: – А какого ж хрена он ей свиданку выложил? Что? Не слышно? А ты слушай: если прервешь немедленно, тогда – без последствий, считай, удачно выкрутился, понятно? А нет – я тебя и отсюда так достану, что… Все понял? Об исполнении доложить немедленно. Виновных наказать. Выполняй, время пошло.
4
Капитан Васин стоял еще некоторое время, держа в руке трубку, наполненную обидно звучащими короткими гудками. В кабинете его была особенная предсумеречная тишина; за день окно почти совсем затянулось изморозью.
Капитан растерянно улыбнулся Феликсу Эдмундовичу и наконец положил трубку. Дзержинский глядел на него со стены вполне сочувственно; уж он-то знал, что его ребята шуток не любят.
Обидно и унизительно иметь над собой кроме глупого и скользкого Ключа еще каких-то невидимых и незнаемых начальничков.
Виктор Иванович попытался сообразить, не был ли этот звонок лишь ответом на сигнал отсюда, не вломил ли его кто-нибудь; но, поскольку связь дали только полчаса назад, это было почти невозможно. Этому пермскому крикуну, скорее всего, самому только что накрутили хвост из Москвы; стало быть, Александра Юрьевна у них под колпаком.
Прекрасный план Виктора Ивановича был уничтожен, сметен чужой, далекой и непонятной волей; его маленькая, но хорошо продуманная игра оказалась помехой в другой игре, более важной и значительной, и это лишило его надежды на перемирие и спокойную жизнь. При любом разборе по поводу Рылевского всплывут неминуемо пробитая голова и Феликс.
Тля городская, сука. Эх! Виктор Иванович медленно, на мягких ватных ногах двинулся навстречу своей судьбе.
Дежурный прапор был уже вполпьяна и кемарил, сидя в остекленном закутке у входа в помещение для свиданий.
– Просыпайся, сейчас прерывать придется, – негромко и печально сказал Васин.
– Как – прерывать? Кому это? – забормотал дежурный, трезвея от изумления. – Зачем прерывать? Там все тихо, никто не жаловался.
– Рылевскому. Сейчас на запрос мне ответили, что Полежаева эта никакая ему не сестра, – через силу объяснил РОР. – Ну, сам понимаешь. Паспорт готовь ей на выход, контролершу вызывай по-быстрому.
Почуяв скандал, прапорщик окончательно проснулся и начал выкликать по телефону запропастившуюся контролершу.
– Покурю пойду, – сказал Васин, – пока еще притащится.
Он вышел во внутренний двор штаба и долго курил, глядя на длинные тени сугробов, на едва тронутый сумерками снег. Последствия происходящего угадать нетрудно. Рылевский решит, что все было подстроено лично им, РОРом, просто чтобы поиздеваться. Теперь уж и ксивы не надо: одна Полежаева сработает лучше, чем десяток левых писем. А в управлении тем временем начнут искать крайнего, кто свиданку незаконную подписал. Перевод с понижением – самое легкое из возможных наказаний.
Возможно ли это вообще – быть дальше и ниже, чем он теперь?
Строгая краса ранних январских сумерек настраивала истерзанную капитанскую душу на возвышенный и меланхолический лад.
Под ногами приближавшейся контролерши тонко пел и насвистывал снег.
– Рылевскому прерываем, на запрос ответили, что Полежаева с ним в родстве не состоит, – удачно разъяснил Виктор Иванович. – Основательно прошмонай, но вежливо.
Ментовка с силой топала ногою, стараясь всадить валенок в соскочившую по дороге калошу.
– Вежливо, мать, – повторила она, справившись с обувью. – Полчаса до конца смены осталось. Да чтоб у него язык отсох, у того, кто ответил. – Мне Ваську из яслей забирать надо, а тут шмонай. Сам бы и шмонал, ответчик хренов.
В коридоре было по-прежнему чадно, но тихо: бабы уже отстряпались и разошлись по комнатам ласкать мужей.
– Где они? – тихо спросил Виктор Иванович.
– Постучись, чтоб вежливо было, – указывая на дверь, сказала шмоналка.
Отвечать на бабьи издевки у капитана не было сил. Он собрался с духом и постучал в дверь.
– Открыто, – ответили ему из комнаты, – открыто, ну?
– Осужденный Рылевский, – с порога заговорил капитан, стараясь удержать дрожь в голосе, – по полученным нами сведениям, Полежаева не является вашей родственницей. В связи с этим свидание прерывается.
Игорь Львович, сгорбившись, сидел у стола; подружка его помещалась на койке. Ни малейшего намека на любовь. Виктор Иванович подумал даже, что оба они расстроены и недовольны друг другом, будто вели долгий и тяжелый разговор. В тусклом свете болтавшейся под потолком лампочки их лица казались серыми и измученными. А девка, похоже, еще и плакала.
– Собирайтесь, Полежаева, готовьтесь на выход, – мягко сказал Виктор Иванович.
– Еду разрешите оставить, пожалуйста, – попросила Александра Юрьевна.
– Продукты осужденному с собой, – важно распорядился Васин.
Фиксатая тетка в кителе двинулась к Александре Юрьевне.
– Пошли, быстро, – сказала она. – Нечего тут, сама виновата.
– Потише, потише, начальница. – Игорь Львович быстро обошел шмоналку и встал между нею и Сашкой. – Попрощаться надо, подождешь.
– Прощайтесь, – разрешил Васин.
Контролерша глянула на него со злобой и удивлением.
– Ну, не грусти, сестра, – бодро сказал Игорь Львович, – и не откладывай на завтра то, что, видимо, можно сделать уже сегодня. – Рылевский покосился на капитана и продолжил: – Сделай это сегодня, непременно. И вообще – не расстраивайся, могли бы и вообще не увидеться.
Он обнял свою сестру, расцеловал ее в щеки и в нос и вдруг, будто вспомнив какую-то обиду или что другое, закончил жестко и неприязненно:
– А в общем-то, каждый получает то, что ему действительно нужно. И жаловаться тут не на кого. Ну, иди.
Александра Юрьевна послушно двинулась к контролерше.
Виктора Ивановича пробрало: мигом вспомнились ему и кровь на затылке, и упавший Феликс, и такая же, как теперь, тихая, пробивающая насквозь злобная речь.
Шмоналка вывела Александру Юрьевну, и капитан поспешил выйти следом за ними.
– Продукты собирай, Рылевский, чего встал, – спокойно сказал не понявший остроты момента маленький прапор. – Давай скорее, пока начальник не передумал.
Вечер
1
– Начальник передумал, – весело объявил
