Истопник - Александр Иванович Куприянов

Прямо на бетонный узел приехал.

Пришлось толкаться на коляске в горку.

Присели перекурить.

Мыкола показал Захару чертежик – схрон-бункер. Все же бандеровское прошлое не давало ему покоя. Стенки бункера надо было отлить из бетона, обшить хорошей доской, поставить стол, топчан и печку-буржуйку. А трубу вывести так, чтобы дым не клубился над сопкой, а стелился по-над берегом, по ручью в распадке. Ловко придумано! И конвой не найдет, и кум не высчитает. Если не заложат стукачишки.

Бункер, как землянка, по проекту прятался в высоком здесь и обрывистом берегу, укрытый дерном, кустами тальника и багульника.

Проект бункера чертили свои инженеры-хохлы из тоннельного управления.

– А зачем бункер? – спросил Захар.

– Тю! – удивился Мыкола. – Простой ты парень, Захарка! Хотя и с высшим образованием. Перво-наперво баб водить будем. Чего по углам жаться?! А на рывок соберемся… Где продукты копить?

– Ты-то как на рывок пойдешь?! – усмехнулся Захар.

Подначил калеку.

Пойти на рывок, по-лагерному, уйти в бега.

– Все продумал. Вы меня на специальных носилках, по очереди, за спиной понесете! Как в рюкзаке. Я потом с каждым рассчитаюсь. Деньги есть. Лишь бы до Ургала добраться… Или сразу до Известковой.

Вот как любил волю Мыкола.

Захар понял: Мыкола уйдет.

Бункер они ему построили.

Теперь в этот бункер Захар и привел Зину.

Накануне с земляком договорился. Мыкола приказал:

– Сильно не шуруди! Особенно под топчаном. Я там кое-чего уже заначил.

Захар знал, как открыть дверь-щит, обложенный дерном.

Зина приятно удивилась чистоте и травяному запаху в схроне.

Пахло полынью, мятой и чабрецом. Сухая солома шуршала под ногами. Захар включил свет. В бункере была батарея-аккумулятор, танковая, она давала надежное, правда вполнакала, электричество.

Зина бросилась Захару на шею:

– Как здесь хорошо! Давай здесь будем жить три дня и три ночи!

Захара уже колотило.

Он расстегивал на Зине зэковский бушлат.

Полез под вязаную кофточку.

Дышал хрипло.

Зина целовала его в бычью шею, шептала:

– Подожди, миленький, я сейчас, я сама…

Вдруг словно какая-то жила лопнула в Захаре. Он обмяк. Напряжение последних часов, а может, и дней сыграло с ним дурацкую шутку. Надо как-то сказать Зине. Вернется мужицкая сила! Никуда она не денется.

Но Зина уже сама все поняла и ловко вывернулась из рук Захара:

– Подожди, милый… Мы все успеем. Целая ночь впереди. Здесь можно вскипятить воду?

Захар засуетился:

– Конечно, вот же печка. Да и поесть надо чего-нибудь сварганить! Что ж мы так-то – сразу… Как он говорил? Берите друг друга за руки!

– Кто говорил, Захар?

– Поп этот, Апостол. Который бежал к нам навстречу по полю с крестом и пел молитву.

– А я и не заметила.

– Ну его еще охранники потащили, раненого. Часовой выстрелил с вышки.

– А что он хотел, Апостол этот?

– Он кричал, чтобы мы не превращались в зверей. Грозил божьими карами.

– Мы и не превращаемся.

Зина проворно сновала по бункеру.

Уже потрескивала дровами буржуйка, закипал котелок с водой, на столе появилась скатёрка – кусок белой простыни.

Захар с удовольствием наблюдал за Зиной.

Какие бабы все-таки красивые и ловкие! Бандитский схрон преображался на глазах. Из брезентового мешка-сидора Зина достала простенький халатик и переоделась. Шутливо приказала ему: «Не смотри!» А он глядел во все глаза, давно отвыкнув от женских плавных движений. Как хорошо она поправляла бретельки лифчика. На столе появились чашка и две кружки, горка сахара – кусочками, горстка слипшихся конфет-подушечек, баночка меда. Из того же, Володькиного, ларька.

«Готовилась!» – понял Захар.

Зина сварила в котелке картошку, намяла ее ложкой и положила немного сливочного масла. Захар пошарил под топчаном. Не зря предупреждал Мыкола. Там лежали банки. Не глядя, выкатил три. Одна с тушенкой, другая – компот из персиков. Знаменитый советский компот, кубанского производства. На этикетке можно было прочитать мелко отпечатанный адрес: Краснодарский край, станица Славянская, ул. Красная, 5.

А какая же еще могла быть улица, на которой варили компот из персиков?! Только Красная!

Третья плоская баночка – килька в томате.

Зина заплакала.

Она вспомнила, какая у них хорошая, до тоннеля, была жизнь.

Килька в томате – студенчество.

Лучше закуски во всей общаге не найти!

Персики – детство. Как только ты хватал на зимней горке ангину, так тебе тут же был положен компот из персиков. Или из абрикосов.

Тушенка на зоне вообще роскошь. Хоть с пшеном ее, а хоть и в супчик.

Зина полбанки консервов сразу ухнула в котелок. Хотела накормить Захара.

Там же, под нарами, Захар нашарил фляжку со спиртом. Кутить так кутить! Как-то потом он отчитается перед Мыколой, отработает.

Налил в кружки. Зина, зажмурившись, выпила. Подперев голову рукой, во все глаза смотрела, как Захар закусывает килькой, с удовольствием ест толченую картошку с тушенкой. Захар словно опомнился:

– Зин, а ты чего сама-то не ешь?

Зина счастливо засмеялась:

– Ложка у нас одна.

Захар обтер ложку краем белой скатерки.

Ничего ей больше не надо!

Ничего.

Ни краюхи хлеба, от которой он отщипывает крошки. Ни перышка зеленого дикого лука, в мае собранного в расщелинах дуссе-алиньских скал. Лишь бы смотреть на своего мужика, на то, как он аппетитно ест картошку, приготовленную для него любимой женщиной. Плескать в кружку разведенного спирта. Вот все это и значит любить. Зэковская чашка, алюминиевая, с помятыми боками, теперь им как обручальное кольцо.

Захар и сам не заметил, как отвалился от стола на топчан.

Проснулся от того, что кто-то тихонько напевал в бункере.

Пела Зина.

На веревочке, протянутой над раскалившейся буржуйкой, висели выстиранные Зиной гимнастерка Захара и его портянки. Зина открыла банку компота и порезала персики на мелкие дольки. Цепляя кончиком ножа, с удовольствием ела. Глаза жмурила. Разве только не урчала, как кошка.

– Не ешь с ножа, – тихо сказал Захар, – злой будешь.

– Не буду! – Зина обрадовалась, что Захар проснулся. Присунулась к нему на топчан, обняла со спины.

– Ты… Ты только сейчас ничего не делай. Можно я тебя со спинки… Пообнимаю.

Лицом она зарылась куда-то под мышку Захара, жадно вдыхала его запах. Пот вперемежку с махоркой и дешевым одеколоном. Перед ночью любви Захар побрился и попросил Володьку-матроса спрыснуть его одеколоном.

Теперь благоухал.

Зина шептала Захару на ухо:

– Прочитала на банке с персиками – сделано в Краснодаре. Мы туда ездили, в трудовой лагерь. Только собирали не персики, а клубнику. Я училась, кажется, уже в девятом классе. Жили мы в Москве, папа служил в пограничном управлении. Клубнику собирали всем классом, в июне, наверное. Или в июле. Много клубники съесть нельзя – ну горстку, ну – две… А кажется, что съел бы центнер! Была норма сбора за день. В такие, плетеные, корзинки собирали. Жили в общежитии, барак, разделенный перегородкой. На одной половине мальчишки, на другой девочки. Мы тогда еще о парнях не думали. А ночью ходили их мазать зубной пастой. Ну,