Михаил Волконский - Жанна де Ламот
— Очень может быть, — сказала княгиня.
— Так вы думаете поехать в Летний сад для разнообразия?
— Ну, да, конечно. Не все же серые куропатки!.. А мне этот рассказ нравится… Может быть, и вы со мной поедете в Летний сад?
— Отчего же? С удовольствием. Самое лучшее, по-моему, ехать туда к двум часам — не так жарко будет…
— Отлично! Я пойду одеваться, — и княгиня Мария, вдруг просияв, весело улыбнулась Жанне и направилась к себе.
Такой удачи Жанна, по правде сказать, даже не ожидала. Она вчера назначила свидание Саше Николаичу от лица якобы ему известной особы, чтобы раздразнить его еще больше, а тут вдруг вышло, что сама княгиня Мария напросилась ехать в Летний сад к двум часам. Жанне надо было не упустить этого случая, благоприятного для ее расчетов, и использовать его не только в отношении княгини, но и самого дука.
Жанна не ошиблась. Это был действительно дук, подъехавший в своей карете. Он, обыкновенно ровный, спокойный и вполне бесстрастный, по крайней мере, с виду, на этот раз прошел в свой кабинет быстро, несомненно взволнованный, и заперся там.
Оставшись один, он в полном изнеможении сел в кресло, руки его бессильно упали вдоль туловища, и глаза закрылись. Его лицо, и без того бледное, побелело еще больше. Он находился в состоянии, близком к обмороку.
С ним это бывало и раньше, когда он запирался вот так один в своем кабинете, но никто не знал о минутах его физической слабости. Дук скрывал это от всех, и от своей жены, в особенности…
Никто не знал, что этому бодрому на вид, подвижному, черноволосому и статному, стройному дуку, казавшемуся не молодым, правда, но и далеко еще не старым человеком, на самом деле был уже семьдесят один год, и что черные волосы его — великолепно сделанный парик, а его бодрый вид достигается целым рядом лекарств и снадобий, известных, может быть, ему одному и близких к таинственному эликсиру молодости, столь страстно отыскиваемому алхимиками средневековья.
Никто не знал даже, что у дука дель Асидо, князя Сан-Мартино нет огромного, несметного богатства, как думали все, но что у него нет даже более или менее определенного состояния. Те средства, которые он проживал, могли бы сами по себе составить довольно недурное состояние для средней руки человека, но для дука их не хватало и на такое время, на которое другой бы прожил лишь на проценты.
Сегодня для дука в некоторой степени был критический день. Он взял последнюю тысячу рублей, бывшую на его счету в конторе банка, и надеялся, что ему окажут в конторе кредит, но контора потребовала у него ручательства таких подписей, что это равнялось тому, что дук сразу же мог дискредитировать себя в обществе.
Этой последней тысячи рублей должно было хватить ненадолго. Надо было уплатить кое-какие текущие расходы по дому, выдать определенное жалованье бывшему графу Савищеву, действовавшему под именем Люсли, и хорошо еще, что княгиня Мария не требует для себя чего-нибудь…
Из Парижа деньги могли прийти от центрального отделения общества нескоро, да и так слишком много было забрано оттуда, а между тем в Петербурге еще не сделано никакого дела.
Главная надежда была на то, что Николаев заплатит деньги по довольно, в сущности, эфемерной расписке своего отца. Правда, этот Николаев был обставлен с психологической стороны так, что не должен был уклониться от платежа, но наверняка рассчитывать на него нельзя было, пока деньги не находились в их руках. Значит, надо было во что бы то ни стало поторопить Николаева.
Затем могла предстоять хорошая прибыль от наследства маркизы Турневиль и Косунского, если найти молитвенник и медальон.
Двух этих дел было бы достаточно, чтобы сразу же возвести на блестящую ступень положение общества «Восстановления прав обездоленных» в Петербурге. Зато при малейшей неудаче грозил полный крах. Риск был огромный и его сознавал дук дель Асидо. Но он именно любил риск и всю свою жизнь провел в том, что шел как бы по краю пропасти, избегая опасности.
Упадок сил у дука продолжался всего несколько минут, после чего он мало-помалу стал приходить в себя. Он глубоко вздохнул, поднял руку, провел по лбу и открыл глаза, как человек, который просыпается от сна.
Затем он еще раз забрал в себя воздух, взял со стола приготовленный заранее стакан с водой, достал из жилетного кармана маленький плоский пузырек, капнул из него в воду несколько капель и выпил залпом. После этого почти сразу стал опять бодр и силен, твердым уверенным шагом подошел к двери, отпер ее и пошел искать жену.
— Где княгиня? — спросил он на ходу у лакея, сходя по парадной лестнице вниз.
— Они прошли в сад! — ответил лакей, думая, что дук спрашивает про старшую княгиню, то есть про Жанну.
В то время княгиня Мария пошла переодеваться, Жанна спустилась в сад в надежде встретить дука Иосифа.
Они действительно сошлись в саду, и Жанна, завидев дука, поспешно направилась к нему с той необычайной женственной грацией, какая была только у женщин именно ее времени, времени расцвета двора королевы Марии Антуанетты.
Жанна взяла дука под руку и, нежно заглядывая ему в глаза, тихо проговорила:
— Везде и всегда один…
Дук сразу понял, что она этим хотела сказать. В том настроении, в каком он находился, ему именно хотелось ласкового участия. Только, разумеется, не от госпожи Ламот хотел он его!
— Ну да!.. Я один! — проговорил он. — Потому что не могу найти себе помощника.
— Да! — вздохнула Жанна. — Вы сами виноваты!.. Вы предпочли для себя красавицу-жену, не способную быть вам помощницей, забыв, что красота хороша в женщине при мимолетных увлечениях, а в жене нужны главным образом такт и ум, которые облегчили бы жизненную задачу мужчины. Молодая же и красивая жена для делового мужа может оказаться помехой, потому что будет отвлекать его и не даст сосредоточиться, заставит думать о себе и почти всегда вынудит ревновать себя… Нет такого старого мужа, который, имея молодую жену, не имел бы случая приревновать ее.
Дук слушал Жанну, не особенно внимательно следя за ее словами, потому что был занят собственными мыслями, но все же многое доходило и до его сознания.
— Вот хотя бы княгиня Мария! — продолжала Жанна. — Конечно, она вне всяких упреков, но… возьмите хотя бы ее… Уж она совершенно чиста и невинна, а между тем и про нее злые языки говорят всякий вздор…
— Что же говорят? — спросил дук.
— Пустяки!.. Всякий вздор, который я, конечно, повторять не стану…
— Однако я желал бы знать это и не из простого любопытства!..
— Да нет же… Это так нелепо, что и повторять-то смешно… Ну разве не глупо подозревать княгиню в каких-то сношениях с господином Николаевым, и только потому, что он чаще других бывает у нее, и она идет гулять в Летний сад, где может встретиться с ним?
— А где княгиня? — спросил дук.
— Она, кажется, у себя, одевается.
— Собирается куда-то пойти?
— Право, не знаю, кажется… она звала меня поехать куда-то, но… может быть, уже и раздумала!.. Ведь молодые женщины необыкновенно капризны, в особенности, если их чересчур балуют…
— Мне нужно видеть ее! — сказал дук. — Вы простите меня, я пойду к ней!
— Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Это ваше полное право как мужа! — усмехнулась Жанна и, оставив руку дука, дала ему дорогу.
Глава XXXVIII
Отсрочка платежа
Дук нашел княгиню Марию наверху, в ее маленькой гостиной, совсем готовой к выезду. На ней было легкое летнее платье с голыми до плеч руками, по локоть прикрытыми кружевными митенками, как носили тогда. На кушаке у нее висел веер, в руках был зонтик, а на голове большая соломенная шляпа с большими красными маками.
— Куда это вы собрались? — несколько недовольным тоном спросил дук.
— Я еду в Летний сад! — решительным тоном, не допускавшим возражения, произнесла княгиня Мария.
Дуку не понравился этот ее тон и почему-то в особенности не понравилось, что она едет в Летний сад. Он опустился в кресло и произнес:
— Мне нужно поговорить…
— Но я еду! — возразила княгиня Мария.
Дук взял ее за руку, притянул к себе и сказал:
— Ты знаешь, Мария, начинают замечать, что ты слишком часто видишься с господином Николаевым.
Мария слегка отстранилась от мужа и, как бы удивившись, произнесла:
— Но ведь вы же сами хотели этого.
— Да, я хотел, потому что на этом был основан мой расчет, что он скорее отдаст деньги.
— Ну, вот видите! И я исполняла вашу волю…
— Отчего же ты мне говоришь «вы»? Разве ты сердишься на меня?
— Ах, не все ли равно! Дело не в этом!
— А в чем же?
— Ах, да вот в том, что мне нужно ехать…
— А мне как раз хотелось бы, чтобы ты осталась; во-первых, мне бы хотелось посидеть дома с тобой, а, во-вторых, мне нужно поговорить…
Мария сделала вид, что не слышала первой половины того, что сказал дук, и спросила:
