Василий Жуковский - Том 4. Одиссея. Проза. Статьи

Песнь одиннадцатая

Вечер тридцать третьего дня

Одиссей продолжает рассказывать свои приключения. Северный ветер приносит корабль его к берегам киммериян, где поток Океана ввергается в море; совершив жертву теням, Одиссей призывает их. Явление Ельпенора; он требует погребения. Тень Одиссеевой матери. Явление Тиресия и его предсказания. Беседа Одиссея с тенью матери. Тени древних жен выходят из Эреба и рассказывают о судьбе своей Одиссею. Он хочет прервать свою повесть, но Алкиной требует, чтобы он ее кончил, и Одиссей продолжает. Явление Агамемнона, Ахиллеса с Патроклом, Антилохом и Аяксом. Видение судящего Миноса, звероловствующего Ориона, казней Тития, Тантала и Сизифа, грозного Гераклова образа. Внезапный страх побуждает Одиссея возвратиться на корабль; и он плывет обратно по течению вод Океана.

К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралисяВсе мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды,Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали.Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупноВсе мы взошли, сокрушенные горем, лиющие слезы.Был нам по темным волнам провожатым надежным попутныйВетер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней;Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойноПлыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.Были весь день паруса путеводным дыханием полны.Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;Там киммериян печальная область, покрытая вечноВлажным туманом и мглой облаков; никогда не являетОку людей там лица лучезарного Гелиос, землю льОн покидает, всходя на звездами обильное небо,С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;Ночь безотрадная там искони окружает живущих.Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцуВзяли с собой и пошли по течению вод ОкеанаБерегом к месту, которое мне указала Цирцея.Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченныхВ жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавшиЯму глубокую, в локоть один шириной и длиною,Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе:Первое смесью медвяной, второе вином благовонным,Третье водой и, мукою ячменного все пересыпав,Дал обещанье безжизненно-веющим теням усопших:В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертвуИм принести и в зажженный костер драгоценностей многоБросить; Тиресия ж более прочих уважить, особоЧерного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым,Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал;Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпоюДуши усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись:Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельноВ битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана,Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами,Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласноГрозного бога Аида и страшную с ним Персефону.Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямойСел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопшихК крови, пока мне ответа не даст вопрошенный Тиресий.Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово:«Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном».Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежалоПрежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенноДух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущимСыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) — о! вспомни,Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не былТам не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гневаМстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомковВ землю на холме моем то весло водрузите, которымНекогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил».Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я:«Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет».Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели,Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным,Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак.Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершейМатери милой моей Антиклеи, рожденной великимАвтоликоном, — ее меж живыми оставил я дома,В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу;Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил яК крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий.Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ;Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне:«Что, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределыСветлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых?Но отслонися от ямы и к крови мечом не препятствуйМне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить».Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздныйВдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови,Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча:«Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь.Бог раздраженный его затруднит несказанно, понежеГонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестокоДушу разгневал его ослеплением милого сына.Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнутьМожешь отечества, если себя обуздаешь и буйныхСпутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, безднуТемно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой;Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавнаГелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает.Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;Если же руку подымешь на них, то пророчу погибельВсем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешьСмерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в мореВсех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь:Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих,Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарамиБрачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты,Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой,В нем умертвишь иль обманом, иль явного силой — покинувЦарский свой дом и весло корабельное взявши, отправьсяСтранствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь,Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных,Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,Их по морям, — от меня же узнай несомнительный признак:Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:„Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?“ —В землю весло водрузи — ты окончил свое роковое,Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесшиВ жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбуЗевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам,Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманномМоре; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончинуВстретишь, украшенный старостью светлой, своим и народнымСчастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною».Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я:«Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги.Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая;Матери милой я вижу отшедшую душу; близ кровиТихо сидит неподвижная тень и как будто не смеетСыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне,Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?»Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он:«Легкое средство на это в немногих словах я открою:Та из безжизненных теней, которой приблизиться к кровиДашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвноТа от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь».С сими словами обратно отшедши в обитель Аида,Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий.Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго;К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала.С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово:«Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную областьАида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесьСтрашные реки, потоки великие; здесь ОкеанаВоды глубокие льются; никто переплыть их не можетСам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же,Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты,По морю долго скитавшися, прибыл сюда? НеужелиВсе не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?»Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я:«Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей;Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало.В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизныНашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюдуС самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплылВ град Илион, изобильный конями, на гибель троянам.Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонныхВ руки навек усыпляющей смерти была предана ты?Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида-богиняТихой стрелою своею тебя без болезни убила?Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною:Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на местоИзбран мое и меня уж в народе считают погибшим?Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа?С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу?Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?»Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала:«Верность тебе сохраняя, в жилище твоем ПенелопаЖдет твоего возвращенья с тоскою великой и тратитДолгие дни и бессонные ночи в слезах и печали;Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно,Дома своим Телемах достояньем владеет, пирамиВсех угощает, как то облеченному саном высокимСледует; все и его угощают. Лаэрт же не ходитБолее в город; он в поле далеко живет, не имеяТам ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек;Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабамиСпит на полу у огня, покровенный одеждой убогой;В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осеннейВсюду находит себе на земле он в саду виноградномЛоже из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой.Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет,Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна.Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина.Но не сестра Аполлонова с луком тугим АртемидаТихой стрелою своею меня без болезни убила,Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавшиТело мое, из него изнуренную душу исторгнул:Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбномНраве и разуме светлом до срока мою погубилаСладостно-милую жизнь». И умолкла она. УвлеченныйСердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу;Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я,Три раза между руками моими она проскользнулаТенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье.Ей наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово:«Милая мать, для чего, из объятий моих убегая,Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родномуСердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться?Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислалаПризрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?»Так говорил я; мне мать благородная так отвечала:«Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона,Дочь Громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит.Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью.Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их;Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальныйВсе, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет:Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает.Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни,Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге».Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явилисьПризраки жен — их прислала сама Персефона; то былиВ прежнее время супруги и дочери славных героев;Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою;Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередноКаждую; вот что удобнейшим мне наконец показалось:Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши,К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою;Друг за другом они по одной подходили и имяМне называли свое; и расспрашивать каждую мог я.Прежде других подошла благороднорожденная Тиро,Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея,Сына Эолова; все о себе мне она рассказала:Сердце свое Энипеем, рекою божественно-светлой,Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила;Часто она посещала прекрасный поток Энипея;В образ облекся его Посейдон-земледержец, чтоб с неюВ устье волнисто-кипучем реки сочетаться любовью;Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачнымСводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву.Девственный пояс ее развязал он, ей очи смежившиСном; и когда, распаленный, свое утолил вожделенье,За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:«Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершитсяГод, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоденС богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью.Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшисяИмя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон-земледержец».Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися;Слуги могучие Зевса-эгидоносителя былиОба они; обладая стадами баранов, в ИолкосеТучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаномПилосе. Но от Крефея еще родились у прекраснойТиро Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифион.После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа.Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей:Были плодом их любви Амфион и Зефос; положилиПервое Фив семивратных они основанье и многоБашен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинныхФивах они, и могучие, жить не могли б без ограды.Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену;Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным,Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись.После явилась Мегара; Креон, необузданно-смелый,Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый.Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста;Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных ФивахБыл осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,Ею плачевную жизнь прервала; одинок он осталсяЖертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эринний.После явилась Хлорида; ее красотою пленяся,Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарамиДеву прельстивший; был царь Амфион Иасид, ОрхоменаГрада Минийского славный властитель, отец ей; царицаПилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею:Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена;После Хлорида и дочь родила, многославную Перу,Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишьДочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогихС поля Филакии сгонит, отняв у царя ИфиклесаСилой все стадо его. Беспорочный взялся прорицательСмелое дело свершить; но ему положили преградуЗлая судьба, и темничные узы, и пастыри стада.Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы,Круг совершился и Оры весну привели, — ИфиклесуТайны богов он открыл; Ификлесова сила святаяУзы его прервала, и исполнилась воля Зевеса.Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась;Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына:Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный.Оба землею они жизнедарною взяты живые;Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневноБратом сменяется брат; и вседневно, когда умираетТот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба.Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел;С ней сочетался, — хвалилась она, — Посейдон-земледержец;Были плодом их союза два сына (но краток был век их):Отос божественный с славным везде на земле Эфиальтом.Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила;Всех красотой затмевали они, одному ОрионуВ ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув,В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были.Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп ихШумной войной потрясут и губительным боем взволнуют;Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесныйВзбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небоВзять, и угрозу б они совершили, когда бы достиглиМужеской силы; но сын Громовержца, Латоной рожденный,Прежде чем младости пух отенил их ланиты и первыйВолос пробился на их подбородке, сразил их обоих.Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна,Дочь кознодея Миноса: из Крита бежать с ним в АфиныДеву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог онС ней насладиться любовью; убила ее АртемидаТихой стрелой, наущенная Вакхом, на острове Дие.Видел я Мойру, Климену, злодейку жену Эрифилу,Гнусно предавшую мужа, прельстясь золотым ожерельем…Всех их, однако, я счесть не могу; мне не вспомнить, какиеТам мне явилися жены и дочери древних героев;Целой бы ночи не стало на то; уж пора мне предатьсяСну, удаляся ль на быстрый корабль ваш к товарищам бодрым,Здесь ли оставшись; а вы мой отъезд учредите с богами.»Так говорил Одиссей, — все другие сидели безмолвноВ светлой палате, и было у всех очаровано сердце.Тут белорукая слово к гостям обратила Арета:«Что, феакияне, скажете? Станом, и видом, и силойРазума всех изумляет нас гость чужеземный. Хотя он,Собственно, мой гость, но будет ему угощенье от всех нас;В путь же его отсылать не спешите; нескупо дарамиДолжно его, претерпевшего столько утрат, наделить нам:Много у всех вас, по воле бессмертных, скопилось богатства».Тут поднялся Эхеной, благородного племени старец,Ранее всех современных ему феакиян рожденный.«С нашим желаньем, друзья, — он сказал, — и намереньем нашимСлово разумной царицы согласно; ему покоритьсяДолжно, а царь Алкиной пусть на деле то слово исполнит».Кончил. Ответствовал так Алкиной благородному старцу:«Будет, что сказано, мною на деле исполнено так жеВерно, как то, что я жив и что царь я в земле феакиянВеслолюбивых. Но странник, хотя и безмерно спешит онВ путь, подождет до утра, чтоб имели мы время подаркиНаши собрать; отправленье в отчизну его есть заботаОбщая всем вам, моя ж наипаче: я здесь повелитель».Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:«Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,Если б и целый здесь год продержать вы меня захотели,Мой учреждая отъезд и дары для меня собирая,Я согласился б остаться, понеже мне выгодно будетС полными в милую землю отцов возвратиться руками.Больше почтен и с живейшею радостью принят я будуВсеми, кто встретит меня при моем возвращенье в Итаку».Он умолкнул; ему Алкиной отвечал дружелюбно:«Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обиднойМысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобныйМногим бродягам, которые землю обходят, повсюдуЛожь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.Ты не таков; ты возвышен умом и пленителен речью.Повесть прекрасна твоя; как разумный певец, рассказал тыНам об ахейских вождях и о собственных бедствиях; кончитьДолжен, однако, ты повесть. Скажи ж, ничего не скрывая,Видел ли там ты кого из могучих товарищей бранных,Бывших с тобой в Илионе и черную встретивших участь?Ночь несказанно долга; и останется времени многоВсем нам для сна безмятежного. Кончи ж начатую повесть;Слушать тебя я готов до явления светлой денницы,Если рассказывать нам о напастях своих согласишься».Так говорил он; ответствовал так Одиссей хитроумный:«Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,Время на все есть; свой час для беседы, свой час для покоя;Если, однако, желаешь теперь же дослушать рассказ мой,Я повинуюсь и все расскажу, что печального послеЯ претерпел: как утратил последних сопутников; такжеКто из аргивян, избегши погибели в битвах троянских,Пал от убийцы, изменой жены, при возврате в отчизну.После того как рассеяться призракам жен Персефона,Ада царица, велела и все, разлетевшись, пропали —Тень Агамемнона, сына Атреева, тихо и грустноВышла; и следом за нею все тени товарищей, падшихВ доме Эгиста с Атридом, с ним вместе постигнутых роком.Крови напившись, меня во мгновенье узнал Агамемнон.Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простершиРуки, он ими ко мне прикоснуться хотел, но напрасно:Руки не слушались: не было в них уж ни сил, ни движенья.Некогда члены могучего тела его оживлявших.Слезы я пролил, увидя его; состраданье прониклоДушу мне; мертвому другу я бросил крылатое слово:«Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,Паркой какою ты в руки навек усыпляющей смертиПредан? В волнах ли тебя погубил Посейдон с кораблями,Бурею бездну великую всю всколебавши? На суше льБыл умерщвлен ты рукою врага, им захваченный в поле,Где нападал на его криворогих быков и баранов,Или во граде, где жен похищал и сокровища грабил?»Так вопросил я его, и, ответствуя, так мне сказал он:«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный!Нет, не в волнах с кораблями я был погублен Посейдоном,Бурные волны воздвигшим на бездне морской; не на сушеБыл умерщвлен я рукою противника явного в битве;Тайно Эгист приготовил мне смерть и плачевную участь;С гнусной женою моей заодно, у себя на веселомПире убил он меня, как быка убивают при яслях;Так я погиб, и товарищи верные вместе со мноюБыли зарезаны все, как клычистые вепри, которыхВ пышном дому гостелюбца, скопившего много богатства,Режут на складочный пир, на роскошный обед иль на свадьбу.Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужиВ битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, —Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер, увидя,Как меж кратер пировых, меж столами, покрытыми брашном,Все на полу мы, дымящемся нашею кровью, лежали.Громкие крики Приамовой дочери, юной Кассандры,Близко услышал я: нож ей во грудь Клитемнестра вонзалаПодле меня; полумертвый лежа на земле, попыталсяХладную руку к мечу протянуть я: она равнодушноВзор отвратила и мне, отходящему в область Аида,Тусклых очей и мертвеющих уст запереть не хотела.Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистнейДерзко-бесстыдной жены, замышляющей хитро такоеДело, каким навсегда осрамилась она, приготовивМужу, богами ей данному, гибель. В отечество думалЯ возвратиться на радость возлюбленным детям и ближним —Злое, напротив, замысля, кровавым убийством злодейкаСтыд на себя навлекла и на все времена посрамилаПол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных».Так говорил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:«Горе! Конечно, Зевес Громовержец потомству АтреяБыть навсегда предназначил игралищем бедственных женскихКозней; погибло немало могучих мужей от Елены;Так и тебе издалека устроила смерть Клитемнестра».Выслушав слово мое, мне ответствовал царь Агамемнон:«Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое.Но для тебя, Одиссей, от жены не опасна погибель;Слишком разумна и слишком незлобна твоя Пенелопа,Старца Икария дочь благонравная; в самых цветущихЛетах, едва сопряженный с ней браком, ее ты покинул,В Трою отплыв, и грудной, лепетать не умевший, младенецС ней был оставлен тогда; он, конечно, теперь заседаетВ сонме мужей; и отец, возвратясь, с ним увидится; нежноК сердцу родителя сам он, как следует сыну, прижмется…Мне ж кознодейка жена не дала ни одним насладитьсяВзглядом на милого сына; я был во мгновенье зарезан.Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что скажу я:Скрой возвращенье свое и войди с кораблем неприметноВ пристань Итаки: на верность жены полагаться опасно.Сам же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:Мог ли ты что-нибудь сведать о сыне моем? Не слыхал ли,Где он живет? В Орхомене ль? В песчаном ли Пилосе? В Спарте льСветлопространной у славного дяди, царя Менелая?Ибо не умер еще на земле мой Орест благородный».Так вопросил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:«Царь Агамемнон, о сыне твоем ничего я не знаю;Где он и жив ли, сказать не могу; пустословие вредно».Так мы, о многом минувшем беседуя, друг подле другаГрустно сидели, и слезы лилися по нашим ланитам.Тень Ахиллеса, Пелеева сына, потом мне явилась;С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын ТеламоновБодрый Аякс, меж ахейцами мужеским видом и силойПосле Пелеева сына великого всех превзошедший.Тень быстроногого внука Эакова, став предо мною,Мне, возрыдавши, крылатое бросила слово: «Зачем тыЗдесь, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный?Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?Как проникнул в пределы Аида, где мертвые толькоТени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?»Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:«О Ахиллес, сын Пелеев, меж всеми данаями первый,Здесь я за тем, чтоб Тиресий, слепец прорицатель, открыл мнеСпособ вернейший моей каменистой Итаки достигнуть;В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизныМилой еще не видал; я скитаюсь и бедствую. Ты жеМежду людьми и минувших времен и грядущих был счастьемПервый: живого тебя мы как бога бессмертного чтили;Здесь же, над мертвыми царствуя, столь же велик ты, как в жизниНекогда был; не ропщи же на смерть, Ахиллес богоравный».Так говорил я, и так он ответствовал, тяжко вздыхая:«О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать мертвый.Ты же о сыне известием душу теперь мне порадуй.Был ли в сраженье мой сын? Впереди ли у всех он сражался?Также скажи, Одиссей, не слыхал ли о старце Пелее?Все ли по-прежнему он повелитель земли мирмидонской?Иль уж его и в Элладе и Фтии честить перестали,Дряхлого старца, без рук и без ног, изнуренного в силах?В области дня уж защитником быть для него не могу я;Ныне уж я не таков, как бывало, когда в отдаленнойТрое губил ополченья и грудью стоял за ахеян.Если б таким хоть на миг я в жилище отцовом явился,Ужас бы сильная эта рука навела там на многих,Власти Пелея не чтящих и старость его оскорбивших».Так говорил Ахиллес, и, ему отвечая, сказал я:«Сведать не мог ничего я о старце Пелее великом;Но о твоем благородном, возлюбленном НеоптолемеВсе, Ахиллес, как желаешь, тебе расскажу я подробно.Сам я его в корабле крутобоком моем от СкиросаМорем привез к меднолатным данаям в троянскую землю;Там на советах вождей о судьбе Илиона всегда онГолос свой прежде других подавал и в разумных сужденьяхМною одним лишь и Нестором мудрым бывал побеждаем.В поле ж троянском широком, где гибельной медью мы бились,Он никогда близ дружин и в толпе не хотел оставаться;Быстро вперед выбегал он один, упреждая храбрейших;Много врагов от него в истребительной битве погибло;Я ж не могу ни назвать, ни исчислить, сколь много народаВ крае троянском побил он, где грудью стоял за аргивян.Так Еврипила, Телефова сына, губительной медьюОн ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцыПали его, златолюбия женского бедственной жертвой.После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.В чрево коня, сотворенного чудно Эпеосом, скрытьсяБыл он с другими вождями назначен; а двери громадыМне отворять, затворять и стеречь поручили ахейцы.Все, при вступлении в конские недра, вожди отиралиСлезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;В нем же едином мои никогда не подметили очиСтраха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулсяИли заплакал. Не раз убеждал он меня из затвораДать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострыйМеч, а другою обитое медью копье, порывалсяВ бой на троян. А когда был разрушен Приамов великийГрад, он с богатой добычей, с дарами почетными поплылВ край свой, ни издали метким копьем, ни вблизи длинноостройМедью меча не пронзенный ни разу, как часто бываетВ жарком бою, где убийство кипит и Арей веселится».Так говорил я: душа Ахиллесова с гордой осанкойШагом широким, по ровному Асфодилонскому лугуТихо пошла, веселяся великою славою сына.Души других знаменитых умерших явились; со мноюГрустно они говорили о том, что тревожило сердцеКаждому; только душа Теламонова сына АяксаМолча стояла вдали, одинокая, все на победуЗлобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехиСына Пелеева. Лучшему между вождей повелелаДать их Фемида; судили трояне; их суд им АфинаТайно внушила… Зачем, о, зачем одержал я победу.Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,Бодрый Аякс, и лица красотою и подвигов славойПосле великого сына Пелеева всех превзошедший.Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово:«Сын Теламонов, Аякс знаменитый, не должен ты, мертвый,Доле со мной враждовать, сокрушаясь о гибельных, взятыхМною оружиях; ими данаям жестокое богиЗло приключили: ты, наша твердыня, погиб; о тебе мыВсе, как о сыне могучем Пелея, всечасно крушились,Раннюю смерть поминая твою; в ней никто не виновен,Кроме Зевеса, постигшего рать копьеносных данаевСтрашной бедою; тебя он судьбине безвременно предал.Но подойди же, Аякс; на мгновенье беседой с тобоюДай насладиться мне; гнев изгони из великого сердца».Так я сказал; не ответствовал он; за другими тенямиМрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эребе.Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль я с ним,Если б меня не стремило желание милого сердцаДуши других знаменитых умерших увидеть. И скороВ аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.После Миноса явилась гигантская тень Ориона;Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он —Их же своею железной ничем не крушимой дубинойНекогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.Тития также увидел я, сына прославленной Геи;Девять заняв десятин под огромное тело, недвижимТам он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвалиПечень его и терзали когтями утробу. И рукиТщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимыйЖаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлосьЧерное дно, и его осушал во мгновение демон.Много росло плодоносных дерев над его головою,Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,Также и сладких смоковниц и маслин, роскошно цветущих.Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью:Тяжкий камень снизу обеими влек он рукамиВ гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,Камень двигал он вверх; но едва достигал до вершиныС тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силойВниз по горе на равнину катился обманчивый камень.Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью.Видел я там, наконец, и Гераклову силу, один лишьПризрак воздушный; а сам он с богами на светлом ОлимпеСладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущейДочери Зевса от златообутой владычицы Геры.Мертвые шумно летали над ним, как летают в испугеХищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал онЛук напряженный с стрелой на тугой тетиве и ужасноВдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшныйПеревязь блеск издавала, ему поперек перерезавГрудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусствомЛьвы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были:Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играетТак же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданийНе был спасен; покориться под власть недостойного мужаМне повелела судьба. И труды на меня возлагал онТяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого долженЯ увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;Помощь мне подали Эрмий и дочь Громовержца Афина».Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явилсяКто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные векиСлавных, богами рожденных, Тесея царя, Пирифоя,Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,Выслать из мрака Аидова против меня Персефона.Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,Люди мои на него собрались и канат отвязали.Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.Судно спокойно пошло по течению вод Океана,Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.

Песнь двенадцатая