Проклятый любовью - Татьяна Купор
Не могу я ее у смерти забрать. Нет у меня такой власти.
Роман нажимал на газ все сильнее и сильнее, но быстрая езда не помогала забыться.
«Проклятая старуха! Какая польза от ее способностей, если она не может спасти человека?!» Он зарычал от злости и бессилия, крутанул руль и едва не врезался в столб: каким-то чудом машина замерла в нескольких сантиметрах от него; открыл дверцу и вышел под проливной дождь. Ледяные капли пробирались за ворот куртки, а ботинки проваливались в сырую землю и скользили в грязных лужах. Но он ничего не замечал. Весь мир застыл и сузился до одного человека, который ждал его сейчас дома и верил, что все еще можно спасти.
Роман оперся на капот и поднял голову к небу, словно хотел, чтобы дождь охладил его злость.
Что он скажет Маргарите, когда приедет? Признается: бабка увидела, что их род проклят много поколений назад и снять проклятие невозможно? И что жизнь сестры висит на волоске?
Он тут же вспомнил обрывок разговора с бабкой:
– Я могу отдать свою жизнь взамен ее. Ты знаешь какой-нибудь ритуал?
Старуха посмотрела с изумлением. И без того морщинистый лоб прорезала еще одна глубокая складка.
– Ты так сильно ее любишь, что готов пойти на это?
– Да, – без колебаний ответил он.
– Не знаю я такого ритуала. А если бы и знала, не сказала бы.
Романа охватила злость. Он вскочил и схватил ее за плечи:
– Сделай что-нибудь! Спаси Маргариту! Я отдам все, что попросишь!
Бабка спокойно отстранила его руки. Затем закрыла глаза и что-то забормотала. Он ждал. Минуты казались бесконечными. Он не мог дышать, не мог думать, сердце будто сжимало тисками. В голове билась только одна мысль: «Я должен спасти ее!».
Наконец, бабка открыла глаза и сказала:
– Я знаю только один ритуал, который может дать вам надежду… Но от смерти он не спасет.
Капли дождя тихонько отстукивали реквием, вторя шепоту змеи, сжимающей его сердце: «Любимые умирают… Ты ничего не сможешь сделать».
Промокший насквозь, Роман сел за руль и завел мотор. Мысленно схватил змею рукой, сжал кулак и заставил замолчать. Он найдет другой способ. Если бабка не сможет снять проклятье, значит, это сделает кто-нибудь другой. Вот что он скажет Маргарите. Это лучше, чем ничего.
В пелене дождя дом казался призраком, немым и одиноким. Готические башенки, устремленные ввысь, как будто хотели пронзить нависшее над ними небо. В одной из комнат на первом этаже горел слабый огонек, и у Романа потеплело на сердце. В этом отрешенном и угрюмом доме его ждет Маргарита.
Любимая женщина, которую он не может спасти.
Забыв поставить машину в гараж, Роман поспешил в дом. Колпаки фонарей рассеивали призрачный свет и со скрипом раскачивались на ветру. Его напряженный слух улавливал хриплый лай собак и грохот дождевых капель, падающих на металлический козырек над крыльцом.
Голос бабки набатным колоколом загремел в ушах:
«Несколько поколений назад, пока проклятье еще было свежим, его могли бы снять. Но сейчас уже слишком поздно, последние вы остались…»
Роман замер у двери, собираясь с силами. Он не расскажет Маргарите. Не сможет забрать у нее надежду. Но слова старухи все никак не выходили из головы и царапали мозг, словно ржавая колючая проволока: «Неразрывная у тебя связь с сестрой. Чувствую, что слишком ее любишь. Но любовь эта проклятая. Не убережет она ее, а погубит».
Роман вставил ключ в замочную скважину и почувствовал, как дрожат пальцы. Кап, кап, проклятая любовь. Кап, кап, смерть ходит по пятам… Гулкий стук дождя сводил с ума.
Не успел он переступить порог, к нему бросилась Маргарита:
– Ну наконец-то! Я чуть с ума не сошла от переживаний! На улице такой дождь! – Она выхватила у него из рук мокрую куртку и повесила на спинку стула поближе к камину.
Как сказать правду? Или лучше солгать?
– Так неуютно здесь одной, – призналась она.
– А где Елена?
– Они с Лидой вчера уехали в город, забыл? Из-за ливня им пришлось задержаться.
– Забыл, – хлопнул он себя по лбу: все эти дни его мысли вертелись только вокруг проклятия. Ни о чем другом он думать не мог.
Роман приблизился к огню и протянул руки, чтобы согреться, но тепло не спасло от озноба. Не помогла ни сухая одежда, ни ароматный чай, заботливо заваренный сестрой. Роман понимал, что в каждом его взгляде и движении угадывалось волнение, как бы он ни старался принять беззаботный вид.
Маргарита терпеливо ждала рассказа, но горло словно наждачной бумагой натерли. Роман молча сидел в кресле и смотрел на огонь в камине. Наконец, положив руку ему на плечо, она спросила сама:
– Что сказала бабушка?
Роман сделал глоток чая и поморщился: вкус напитка изменился, стал вдруг горьковатым и вяжущим. Отставил чашку и сжал руку в кулак. Потом раскрыл ладонь, сжал пальцы, снова раскрыл. Вдох-выдох. Надо сказать.
– Наш род прокляли семь поколений назад.
Маргарита ошеломленно опустилась на подлокотник кресла.
– Кем? За что? – сдавленным голосом спросила она.
– Бабка не сказала.
Поленья потрескивали в камине, нарушая затянувшееся молчание. Роман поднялся и подошел поближе к очагу. Задумчиво провел пальцами по кельтским символам, нанесенным на камень.
– Проклятие сильное, – скорее утверждая, чем спрашивая произнесла Маргарита. – Никто не сможет помочь.
– Прекрати! – зарычал он. Слова сестры настолько точно отражали его мысли, что Роману стало трудно дышать, словно невидимая веревка обвилась вокруг шеи и сдавила горло.
– Я слишком хорошо тебя знаю. Хочешь соврать, чтобы не причинить мне боли, но делаешь только хуже! Рано или поздно я все равно узнаю правду. Так какая разница? Расскажи все сейчас!
Маргарита поднялась и встала напротив. Роман взглянул на нее, затем поднял глаза и посмотрел на портрет, висящий над камином. Как же контрастировала сейчас копия с оригиналом! Женщина на полотне выглядела румяней и живее, чем настоящая Маргарита. В тонком овале лица сквозила уверенность и твердость, а в густо-синих глазах полыхал огонь. Та, что сейчас стояла перед ним, была бледна и подавлена, будто сказанное стерло все живые краски с ее лица.
Что рассказать? Что тебе грозит смерть?
Ветер
