Соль неба - Андрей Маркович Максимов
– Эй! – окликнул он странного посетителя. – Тебе кто нужен? Я тут.
Человек оглянулся.
Тимофей узнал Сергея – того самого, что когда-то первым пришел в Храм и с тех пор регулярно посещал службу.
Сергей радостно закричал:
– Батюшка родной!
И направил оружие на отца Тимофея.
– Напился, что ли? – спросил Тимофей спокойно.
– Ага. – Сергей улыбнулся виновато и сел на мокрую, начинающую грязнеть, землю.
На крыльцо дома вышла Ариадна.
Отец Тимофей попросил принести нежданному гостю чай.
– А в дом тебя не позову, не обессудь, – сказал он, обращаясь к Сергею. – Пьяного в дом приводить – бесов приваживать.
Сергей от чая отказался.
– Я тут это… – Он поднял пистолет и внимательно посмотрел в дуло, будто надеясь отыскать там что-то невероятное. – Короче, я тут… Как это говорится? Счеты хочу с жизнью свести.
– Для этого сюда пришел?
– А чё? Где еще и счеты-то с жизнью сводить, как не в церковном дворе? Да и отпевать меня нести недалеко.
– Отпевать тебя не будут, – вздохнул отец Тимофей.
Сергей насторожился:
– Чего это?
– Самоубийство – грех величайший. Господь никогда не дает человеку крест, который тому не по силам. И если дал Он тебе крест – неси его. Когда время человеческое на земле заканчивается – то только Богу решать.
Помолчали. Было видно, что Сергей пытается осознать новую для себя информацию.
Отец Тимофей спросил обыденно и легко:
– А что случилось-то у тебя?
Сергей к вопросу был готов, ответил быстро, на задумываясь:
– Тоска меня заела. Понимаете? Поговорить не с кем. К примеру, порассуждать. Утром встану, выйду на улицу, гляну на лица людей – и тоска меня берет. Прям берет конкретно за горло, подлая!
– Ты – лучший, что ли? – Отец Тимофей взревел так, что Сергей отпрянул. – Опять духовная гордыня! Лучший ты, что ли, спрашиваю? – Отец Тимофей оперся о свою палку и смотрел Сергею прямо в глаза. – Самый хороший? Высокодуховный ты? Уже на гору забрался и плюешь оттуда на всех? Ладно. Забрался. Хорошо. Пусть. Так ты помоги другим залезть. Руку протяни. Ишь ты, выискался – праведник! Ты пожалей людей, если душа твоя широка. Они же все по ночам плачут, люди эти, а ты…
– Пьют они по ночам, а не плачут, – буркнул Сергей.
– Оттого и пьют, что плачут. – Отец Тимофей помолчал, а потом сказал неожиданно: – Работать тебе надо больше, вот что я тебе скажу.
Сергей аж взвился:
– Да я работаю целыми днями! В поту весь уже… Разливаю это молоко чертово, прости господи! Видеть не могу уже бутылки эти… От одного вида молока тошнит, представляете? А куда денешься? Приходится пахать, как папа Карло.
Отец Тимофей усмехнулся:
– Работаешь? Господь вот Землю созидал, трудился. «И назвал Бог сушу землею, а создание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо…» Помнишь ли это? «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма…» Читаете вы все это, читаете! Зачем? Для чего? Сказочка это для вас, что ли? Это же не просто слова, это пример всем вам, люди, великий дан! Работа – это то, глядя на результаты которой ты, словно Господь, можешь сказать: это хорошо. Работа радовать должна результатом своим, а не суммой прописью. Работа, которая радует, которая любимая – она душу создает, человека создает, жизнь его создает.
– Так где ж ее найти, такую? – спросил Сергей, печально рассматривая пистолет.
– А ты искал, что ли? Себя слушал, что ли? Думал о том, что работа – восторг душевный? Куда там! А теперь поди же ты… Все эти ваши… как вы их там называете?.. депрессии, так ли?.. Все они от безделья душевного, вот что я тебе скажу. У кого душа работой…
Подлинным трудом, настоящим, радостным занята, тому не до тоски.
Сергей слушал внимательно. Даже головой покачивал в такт ритма речи отца Тимофея.
Но когда батюшка говорить закончил, Сергей потряс пистолетом, крикнул весело:
– Ну, все тогда. Раз такого дела у меня нет, значит, кранты мне, – и снова внимательно посмотрел в дуло пистолета.
– Играешься все, – вздохнул отец Тимофей и пошел к дому.
А Сергей отставил пистолет, прицелился и выстрелил.
Из дула рванулось пламя.
Это была зажигалка.
Отец Тимофей стоял у иконы и разговаривал с Богом.
Это были самые сокровенные, самые главные минуты его размышлений.
Он говорил с Господом о том, что волновало его до сердечной дрожи, что запеленовывало его душу в непролазную печаль, откуда, казалось, не было выхода, но его непременно надо было найти, иначе уходил смысл, уходила суть…
– Что за люди такие, а? – спрашивал отец Тимофей. – И в жизнь играют. И в смерть. И в веру тоже играют. К Господу относятся не как к Отцу, Создателю, а как к начальнику: наказания Его боятся, а огорчить не опасаются. Не понимают, что Он – Отец. Отца любить должно. Страх огорчить и страх наказания – разные вещи. Как им это объяснить? Какими словами?
Вот мы произносим им правильные слова из Евангелия, из святых отцов. Они слушают внимательно, кивают, но уверены абсолютно, что это все из какой-то иной, не их жизни. Как растолковать им: Библия рассказывает не про когда-то, а про сейчас? Что это все – про них, про их жизнь, про их собственные страдания?
Из всех потерь человеческих какая самая горькая? Себя самого. А кто ты есть таков – ты сам? Это все то настоящее, подлинное и светлое, что вложил в тебя Господь, что Он подарил Тебе – не за что-то, не ради чего-то, а просто как дитя своему любимому. Теряешь себя – теряешь подарок Господний. Не бояться Господа надо, а опасаться расстроить Его, Отца Своего. Как объяснить?
Как Преподобный Варсонофий Оптинский говорил: «В каждом из вас есть мир неизреченной красоты, в котором таится много чистых восторгов, неизреченных радостей. Войдите в себя, и они откроются вам». Ах, до чего же хорошо! До чего правильно! Но хоть каждый день читай им эти слова – не хотят слышать. Ну, что с ними такое? Что?
Вот нам чудится: ежели мы скажем им мудрости великие, прекрасные – люди нас услышат непременно. А они не соединяют себя и эти мудрости. Ну, не соединяют и все тут! Они ходят в Храм, выучили молитвы, некоторые постятся даже, причащаются и исповедуются. Они искренне идут к Богу и не врут, когда рассказывают про свои грехи.
Но потом выходят за стены Храма и живут так, словно Господь их не видит. Как объяснить им,
