Елена Прекрасная - Виорэль Михайлович Ломов
– Добрый вечер! – произнес он приятным располагающим к общению голосом. – Извините, ради бога, но, к сожалению, ни одного свободного места. Не станете возражать, если я присоединюсь к вашей приятной компании? Я не стесню. Обещаю не докучать.
Тетушка, к удивлению Елены, не стала дергаться и возражать, а, напротив, с самой искренней улыбкой милостиво кивнула господину и изящным жестом указала на место напротив себя.
– Это… – шепнула она Лене, но та опять не расслышала, кто «это», так как в этот момент ее пронзила мысль: «Вот твой шанс!» И мысль-то была вроде как не ее: не «мой» шанс, а «твой» – кто же это ей подсказал?
Официант тут же подошел к столику и, косясь на троицу, принял у мужчины заказ, а потом, отступив на шаг, спросил у Кольгримы:
– Вам как обычно?
– Как всегда, сударь! – благосклонно кивнула ему старушка.
– Вы тут не в первый раз? – поинтересовался незнакомец.
– Можно сказать, завсегдатаи. В третий раз обслуживает этот молодец. Расторопный. Если не бывали тут, попробуйте еще запеченные овощи.
– Благодарю вас. Молодой человек! – звучным голосом позвал тот официанта.
– Слушаю!
– Будьте добры, еще запеченные овощи. Вот, порекомендовали.
– Всенепременно! – ответил служитель.
Когда официант отошел, Елена засмеялась.
– Как выспренно! «Всенепременно»!
– Из таких и вырастают настоящие мастера, – сказал мужчина. – Они всегда точны и… расторопны. Когда снимаешь фильм, главное, не талант актера, это само собой разумеется, а как он точно и расторопно исполняет то, что ему скажешь. Разумеется, раскрывая при этом свой талант. Тогда получается то кино, о котором мы только что вспоминали.
– Лена, Леша, запомните, что вам говорит народный артист. Это дорогого стоит.
Народный артист поблагодарил тетушку. Какое-то время сидели молча или перебрасывались односложными фразами, и расправлялись с блюдами. Впрочем, никакой неловкости не чувствовали. Молчание никого не тяготило.
– Я, правда, сам не снимаюсь, – неожиданно сказал режиссер. – Полагаю, что самодостаточен. Зачем отбирать хлеб у других? Слава – она больше актерам к лицу. Режиссер должен пахать, а не светиться. Сколько суеты даже у начинающих актеров. Как их, бедняг, растаскивают по телесериалам, «Белым студиям» и «Линиям жизни».
– Они сами себя растаскивают, – сказала Лена.
– Верно. Верно… – Режиссер задумался на минуту. Потом обратился к Елене: – Я вас люблю… – У Кольгримы мелькнули искорки в глазах. Народный артист продолжил: – …к чему лукавить?
Алексей насторожился. Лена взяла его за руку и ответила режиссеру с улыбкой:
– Но я другому отдана; я буду век ему верна.
– Счастливчик! – сказал режиссер. – Я вас знаю. Вы Лена Краснова. Поступили на первый курс?
– Да, – сказала девушка.
– Писали сочинение? Или сейчас эссе? Если бы тема была «Мое отношение к Татьяне Лариной», что написали бы по этому тезису: «Но я другому отдана; я буду век ему верна»?
– Да то бы и написала: «Буду век ему верна». Разве можно по-другому?
– Но это же нынче не в тренде. Вы разве не знаете, сколько раз замуж выходила Людмила Гурченко? То ли пять, то ли шесть раз. А Элизабет Тейлор? Семь или восемь. Но это не предел. Дженифер О’Нил и Жа Жа Габор умудрились выйти замуж по девять раз. А нынешние звезды могут и за дюжину перескочить. Хотели бы походить на них?
– Они не героини моего романа.
– А кто же, позвольте спросить?
– Уинстон Черчилль и Клементина Хозьер.
– О! Снимаю шляпу. Но для этого неплохо было бы выйти замуж за отпрыска герцога Мальборо и потом с ним прожить пятьдесят семь лет.
– Если будет Клементина, найдется и Черчилль! – ответила Елена.
– Браво! Хотя и дерзко. Уинстон говорил Клементине: «Любимая моя, за всю жизнь с тобой я часто задумывался, что безумно обожаю тебя, так сильно, что, пожалуй, крепче любить невозможно». Но оставим сэра, как и он оставил нас. Я, Лена, видел вас два года назад, и год назад, и вот теперь. Вы очень изменились за год. В вас раньше была, уж простите за сравнение, Татьяна первых глав «Онегина», а сейчас – завершающих. Словно вы за этот год прошли путь, который Пушкин прошел за семь.
– Это плохо? – спросила девушка звенящим голосом. Режиссер не ответил. Подумал немного и продолжил свою мысль:
– Анастасия Вертинская… Знаете ее? Настя снялась в «Алых парусах» в пятнадцать лет. В «Человеке-амфибии» в шестнадцать. В «Гамлете» в восемнадцать. У нее не было ни кинематографического образования, ни жизненного и актерского опыта. Но как сыграла! Конечно, там еще и фактура. С такой можно и вовсе не играть. Как Васе Шукшину. В ее Ассоль, Гуттиэре и Офелию влюбилась вся страна, ну что вы! Я хорошо помню это время! Сам был молод.
– И хороши собой, я тоже помню, – сказала тетушка.
– Благодарю вас! Так вот, я о том, что кино все возрасты покорны…
– И? – Кольгрима выждала паузу. – Что из этого?
– А из этого вот что… Давно хочу снять «Сцены из «Евгения Онегина»». Не из-за Евгения. Нет. Из-за Татьяны. Пленительный женский образ, не правда ли? Снять не просто сцены романа, и не оперу, а сплавить воедино образы и поэзию Пушкина с музыкой Чайковского, к ним еще, быть может, присовокупив пару-тройку мест из балетов Петра Ильича и его Шестой симфонии. Но это пока так… – режиссер провел в воздухе ладонью. – Лена, вы «Онегина» сколько раз читали?
– Я его знаю наизусть.
– Я так и думал.
– А кого из современных актрис вы могли бы назвать, чтоб на нее глянули хоть в Москве, хоть в дыре и сказали: «Вот русская душа». Не знаете? Я знаю. Есть одна, но она пока не снималась в кино.
Режиссер замолчал, в задумчивости разглядывая бокал. Елена с замиранием сердца ждала продолжения.
– Позвольте пригласить вас, Елена – («Вот оно!») – на пробы. Моя визитка. На обороте место, дата, время. Не сможете, позвоните. Чтобы я оставил затею. Но должен сказать вам, что другой русской барышни на эту роль мне уже не найти в нашем отечестве. Не торопитесь. Подумайте. Посоветуйтесь с вашей тетушкой, если не ошибаюсь, и молодым человеком.
– А кто Евгений?
– С мужчинами проще. Найдется Евгений. Как вы сказали: была бы Клементина… Вы мне глаза открыли! Мне пора. Вы еще посидите?
– Да. – Кольгрима придержала Лену за локоть, та собиралась сорваться от счастья с места. – Тут отличное мороженое.
– Увы, мне
