Безликий - Мирон Варламов
– Сынок, да как ты заговорил! – Вскрикнул Толя. – Настоящий спикер! Оратор!
– Да, говорит Иван и впрямь недурно. – Поддержала мужа Надежда. – Но, неужели у вас нет страсти к деньгам; нет гонки за тем, чтобы обставить свою квартиру дорогими вещами, купить себе более качественную и дорогую одежду, приобрести как можно более стоящую технику?
– Нет. Ничего такого у нас нет. – Спокойно ответил Иван. – Наши вещи схожи по качеству; наша техника идентична; наша одежда нас не занимает: мы думаем совсем о другом. – Иван на секунду задумался. – Но я подозреваю, что в вашем мире все иначе… удивленные лица подтверждают мое предположение. Скажите, разве вам не хватает того, что вы имеете? Неужто, вам нужно еще больше?
Надежда и Толя, словно сговорившись, но при этом, не смотря друг на друга, а обратив взоры на Ивана, синхронно несколько раз кивнули.
– Зачем?! – Вскрикнул Иван. – Для чего вам что-то еще? Неужели вы не понимаете той нелепицы, которую я понял за несколько часов: вы работаете как проклятые для того, чтобы потом потратить эти деньги на что-то большее, чем у вас есть сейчас. Какой абсурд. Само потребление стало для вас целью, тогда как в селении А. цели труда – и есть труд. В вашем мире, словно все перемешали, перекрутили и запутали. Очнитесь, – простодушно обратился к ним Иван, – не упускайте жизнь, живите ее, а не работайте на благо потребления.
– Я возражаю! – Сказал Толя. – Как будто в селении А. каждый, так и может жить свою жизнь: ты сам только что сказал, что там трудятся во имя пользы общества, но когда хватает времени жить, как ты сказал: «Свою жизнь», если это уже не своя жизнь, а жизнь для общества?
– Все очень просто: в селении А. труд, который несет пользу обществу и есть «Прожить свою жизнь». Мы не меняем понятий; у нас остаются значения слов там, где они были изначально, что дает нам большую стабильность: у вас же в городе Р. все перемешалось, из-за чего для вас появились новые ценности и идеалы, которые загоняют вас в ловушку рабского и бессмысленного труда.
– Не все так печально. – Констатировала Надежда. – Если задуматься трезво, а с течением времени задумываться трезво получается все меньше и меньше, то, конечно, у нас всего достаточно и ничего сверх меры не нужно. И, если вдуматься, то и живем мы хорошо… Но, как избавиться от желания купить газовую плиту лучше, чем у соседки, или купить сотовый телефон дочери лучше, чем у ее лучшей подруги, или купить, наконец, достойную машину. Хорошие вещи предполагают некоторое превосходство там, где чувствуется равенство.
– Это, безусловно, обман. – Заключил Иван, не выразив ни одной эмоции на лице. – Вы зависимы от вещей. Мне с трудом вериться, что есть такой род людей, как ваш. Но причина вполне для меня проясняется: видимо, двадцать один год, проведенных в изоляции, в строго очерченной территории, в жестких рамках нравственной целостности проявляют себя во мне. Неужели селение А. – это всего лишь обман или всего лишь правда, но ведь все зависит от того, что считать за правду, а что за обман… – Иван обхватил голову ладонями. – Как все непросто. В селении А. все было понятно и просто, и доступно, и не было никогда там никаких пустых и каверзных вопросов. Там была правда, но… – Иван на секунду задумался, и словно в ответ на свои мысли сказал. – Видимо, то была цена обмана, возведенной в категорию правды; или был обман, то есть правда, которой не существовало в нашем селении А … или все было совсем не так, как я могу предположить.
Толя дружески положил руку Ивану на плечо; они с Надеждой переглянулись сочувствующими взглядами. Толя предложил Ивану пройти в дальнюю комнату и лечь спать, сославшись на то, что сон расставит все по своим местам и уже завтра все его сомнения и противоречия испарятся сами собой. Иван не в коем разе не сопротивлялся и не отказывался от прельщающей его перспективы выспаться; он встал и прошел вглубь квартиры за Толей.
Спустя десять минут супруги сидели на кухне с интересом и обоюдным вниманием говорили про их нового гостя. За окном уже стояла ночь; остатки дождя, которые по капле лениво спадали с краев резиновых туч, неторопливо барабанили по карнизам и шиферной крыше. Было свежо и атмосферно; Надежда заварила чай и достала печенья. Толя смотрел в темное пространство окна и негромко постукивал пальцами по столу.
– Жалко парня. – Подвел краткий итог в середине их разговора Толя. – Не мог я ему не предложить у нас пожить. Куда бы он пошел? Что бы делал? Ему придется обучаться, как деньги зарабатывать правильно и как их тратить, – это, должно быть, главное, что ему предстоит преодолеть.
– Но, Толя! – Возмутилась Надежда. – У него, наверное, нет ни паспорта, ни иных документов, которые необходимы при устройстве даже на самую мелкую работу.
– Скорее всего… – Протянул муж. – Это его селение А. весьма странное место. Все там не так, как у людей.
– Мне кажется, – Надежда перешла на тихий шепот, – что у него не все дома. Он сумасшедший, но его форма сумасшествия не проявляется явно.
– Я тоже думал об этом, но его глаза очень уж правдивые и ясные. Ты заметила, какие у него голубые и честные глаза?
– Да, такие же, как и у меня. – Смущенно заметила Надежда.
С минуту помолчали; прислушивались к звукам, которые шли со двора: кто-то отмечал день рождение, были слышны восторженные крики, провозглашающие счастье, здоровье и что-то еще, чего было не разобрать за всеобщим шумом и гамом.
– Он мне сказал, прежде чем согласился поехать со мной, что останется у нас ненадолго, так как ему нужно познать то ли правду, то ли
