Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов
В ординаторскую, чтобы сделать запись в историю болезни, заглянула эндокринолог Тамара Зайкова. Борисков кивнул ей. Она радостно ответила. Тамара уже, наверное, дня три пребывала в постоянном радостном возбуждении. Ребенок ее – сын пятнадцати лет, сидня на кухонном подоконнике, случайно схватился за микроволновую печку и одновременно за газовую трубу и получил сильнейший удар током с остановкой сердца. Тут же вызвали соседа – хирурга-реаниматолога, который совершенно случайно оказался в это время дома, и качали парня все время, пока ехала «скорая помощь». Потом он был в реанимации в состоянии клинической смерти, но в конце концов все кончилось нормально. Теперь Тамара чуть ли не каждые полчаса звонила ему в больницу. Внезапно она поняла: как хрупок ее личный маленький мир.
Тамара, если и ела торты, то только самую крошку, потому что всегда сидела на диете. Известно, что эндокринологи практически не едят сладкого, макарон и прочих углеводов, но зато нередко курят. Напротив, пульмонологи обычно вообще не курят, но очень хорошо едят углеводы. В свою очередь дерматологи не только дополнительно моются после бани, но еще и смазывают ноги противогрибковыми средствами. У психиатров – у тех свои заморочки. Кстати, интересные вопросы они иногда задают: "Верите ли вы в сглаз? Находитесь ли вы в настоящее время под воздействием сглаза?", а еще есть у них провоцирующие вопросы, типа "Любите ли вы свою мать?" или "Занимаетесь ли вы онанизмом?" У человека психически здорового такие вопросы никаких эмоций, кроме разве что легкого раздражения, не вызовут, и он ответит что-нибудь вроде: "Да, конечно, маму свою люблю" и "Редко, но бывает"; у психопата же такой вопрос может вызвать совершенно другие реакции. Тамара консультировала одну женщину в шестой палате. Это была жена Виталика Конькова, Светлана. Всю жизнь она была очень худая, даже после родов, а после сорока ее вдруг разнесло буквально как на дрожжах. Сама она утверждала, что ничего не ест, а все равно толстеет, но Борисков в это слабо верил: вряд ли жир брался из космоса или из воздуха. Из чего-то он должен был образовываться по закону сохранения энергии. Недавно на дежурстве он наблюдал, как Светлана тайком отрезала вдоль чуть ли не половину батона и сделала себе гигантский бутерброд с маслом и колбасой, потом бесконечно пила сладкий чай с печеньем и с вареньем. Но все разговоры о похудении, ограничении еды почему-то раздражали ее до слез: "Отстаньте, я и так ничего не ем!" Оставалось только зашить ей рот.
Коньков приходил, сокрушался:
– Даже не знаю, что с ней и случилось! Она просто стала как студень. Нечто желеобразное. И постоянно ест на ночь. Притом, ест много. Иногда даже ночью встает поесть. Храпит. Я ей говорю: "Чего ты так полнеешь?" – А она мне со слезами: "Ты меня не любишь!", я ей: "Ты на ночь-то хоть не наедайся!", а она опять: "Ты меня не любишь!" Вот она – женская логика! Я же о ней забочусь… Беда! – он махнул рукой.
– Щитовидку ей проверь! – посоветовал Борисков просто так, чтобы хоть что-то сказать. Коньков и решил ее положить на обследование. Вот теперь и обследовали.
Борисков, кстати, тогда подумал, что, возможно, Светлана не так уж и не права. Не исключено, что она всегда была не идеальная, но он любил ее и не замечал недостатков, а теперь они вдруг стали его раздражать. Такой вариант был вполне возможен. Любое событие имеет две точки зрения, а иногда и больше.
Борисков считал, что тут имеет место или нечто психическое, типа булимии, или же какой-то ген сработал с возрастом, поскольку теща у Виталика Конькова была, если мягко сказать, немаленькая.
Одна такая больная лежала на первой хирургии. Всем показывала свою фотографию в паспорте – еще недавно это был совершенно другой человек. Жила себе, жила и вдруг у нее тоже проявился необыкновенный аппетит, который она никак не могла пересилить, хотя что только не принимала от аппетита, – какие-то пищевые добавки, – но не помогало. А отсасывать жир она как-то боялась, поскольку опасалась тромбоэмболии мозга, чтобы потом не лежать бревном годами и не ходить под себя. А из еды особенно обожала сдобу, хоть прячь ее или запирай на ключ. У ее мужа даже была идея купить холодильник с замком, говорят, такие производят и продают, поскольку на Западе муж и жена бывает, что питаются каждый из своего. Впрочем, однажды странным образом этот самый жир спас ей жизнь. В магазине, где она затаривалась, ловили какого-то преступника, явно психически ненормального, и она его ухватила чисто рефлекторно за шкирятник, потому что все кричали: "Лови, лови!" – и еще ей показалось, что он стащил ее сумку. А тот с испугу ударил ее ножом в живот. Интересно, что толстое пальто оказалось пробитым насквозь, а слой жира на животе – нет. Крови натекло совсем немного, но нож остался торчать из живота, потому что кто-то из зевак закричал: "Не вынимайте нож, а то она истечет кровью и тут же умрет!" Приехавшие на "скорой" врачи тоже не стали вынимать. Так и привезли в больницу с торчащей из живота рукояткой. В итоге оказалось, что лезвие даже не достало брюшины. Хирурги во время операции, когда зашивали рану, переглядывались и ухмылялись под своими масками.
Зашел давний знакомый судмедэксперт Миша Павлов, который приносил начальству какие-то бумаги и по дороге заглянул поздороваться с врачами. Пригласили и его к чаю. За чаем он рассказал, как только что вскрывал девушку двадцати лет из обеспеченной семьи, которая угорела в ванной от неправильно отрегулированный газовой колонки, и еще ребенка, выброшенного из окна с девятого этажа и упавшего на забор. У него все истории были такие.
Пока пили чай, Жизляй и к Тамаре попытался привязаться с комплиментами, хотя той было и не до него. Отшучивалась, вертела в руках телефон. Кстати, профессор Самсыгин, как-то приехав из Америки, рассказал, что человека там могут запросто уволить за сексуальные домогательства, типа даже если помог женщине поднести вещи или открыть ей дверь, а если, не дай бог, за попку ущипнул или приобнял. Надо сказать, что лично про него ничего такого известно не было: хотя лет десять назад злые (естественно,
