Валентин Проталин - Тезей
Миновав насаждения, Тезей с Перифоем попали словно в иное пространство. Внизу лежала пустая котловина, а перед ними встал небольшой скалистый кряж со входом в темную, уходящую в земную глубь пещеру.
- Тезей, - с нотками торжественности в резковатом голосе приступил Перифой к исполнению своего намерения, - ты в детстве был умней меня, я и тогда восхищался тобой. Может быть, я с тех пор люблю тебя больше, чем ты меня...
- Ты мне и теперь как брат, - сказал Тезей.
- Хорошо, - согласился Перифой. - Я поплыву с тобой к амазонкам. Я готов преданно следовать за тобой повсюду. Давай все будем делать вместе, давай перебудоражим этот мир. Ты станешь предлагать деяния, а я изо всех сил помогать тебе их исполнять. Пусть о нас говорят люди и боги.
- Я действительно хочу кое-что сделать, - отвечал Тезей, - но я хочу сделать это не для себя, не для нас с тобой, а для людей...
Сейчас, как и в детстве бывало, в нем возникло невольное сопротивление затеям Перифоя. Настойчивая преданность и требовательная восхищенность друга достоинствами его начинали тяготить Тезея. Со своими лучшими побуждениями Перифой уже и в детстве больше напоминал маленького деспота, чем бескорыстного поклонника.
- Для всех людей, для всех сразу, - загорячился друг тезеева детства, а для себя, для близких своих...
- Тише ты, - остановил его Тезей. - Здесь нельзя кричать, здесь обиталище Эриний, богинь мщения.
- Милостивых, как вы их называете, - усмехнулся Перифой, но тон сбавил. - Милостивые дочери Земли и Мрака...
- Да, так их называют жители Аттики, - поправил его Тезей.
- А для всех людей мы станем примером, - продолжал свое тише, но не менее напористо Перифой.
- Что же ты предлагаешь?
- Я предлагаю здесь, у входа в преисподнюю, дать клятву в нашей вечной дружбе.
- Какой? - задумавшись, не расслышал афинский царь.
- В вечной, вечной, - настаивал Перифой.
Горячность Перифоя передалась Тезею. Рядом с ним стоял близкий ему человек. Стоял на месте любимого брата - Поликарпика.
- Клянусь! - твердо сказал он.
- Клянемся! - провозгласил Перифой.
- Клянемся! - вторил ему Тезей.
Возвращался в Афины Тезей отрешенным и замкнутым. Он ехал один, впереди предупредительно отставших от него товарищей.
Наверное, я в чем-то испорчен, думалось Тезею, когда он вспоминал свое чувство противления такому искреннему и такому безоглядному порыву Перифоя. Чего не хватает во мне? - то и дело повторял он про себя... Почему так получилось с Ариадной? Перед ней, несмотря на роковое вмешательство богов, Тезей тоже ощущал себя виноватым. Почему не осталась с ним Герофила и отчего она словно перестала для него существовать? Исчезла из его мира, и все? А что он со своим миром? А Перибея?.. Куда она ушла от него? Почему он не смог удержать хотя бы ее с собой рядом? Что это? Рок, возмездие? Может, он явился в этот мир невпопад, не в свой срок? Или эти его женщины тоже попали сюда не вовремя?..
Надо запросить в Дельфах оракул на плавание к амазонкам, решил Тезей.
Оракул прибыл к концу аттической зимы. Он гласил:
Там, где тебя неизбывная скорбь одолеет,
Там, где в пустыню уныние мир для тебя обратит,
Город, Тезей, заложи молодой и оставь его людям.
Вот и ломай голову, о чем этот оракул. По крайней мере, плавание к амазонкам он, пожалуй, одобряет. Ведь не в Афинах же основывать новый город. Афины основаны до Тезея.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Первая глава
Есть ли для бессмертных что-нибудь тайное? Скрытое от них. Или хорошо забытое. Может, забывать - одно из божественных благ. Представьте, что вы бессмертный. Вечность расстилается за вашей спиною. И вечность же простирается впереди. Ужас, кошмар.
Хаос, из которого, говорят, все произошло, - куда пригляднее, приятнее: в нем и богам не разобраться - то есть можно отдыхать.
Может, из Хаоса все просто вываливалось. Вывалилось, оправилось и давай действовать. Совершать акты творения. Позднее это назовут началом эволюции. И добавят себе всяческих забот. Эволюцию-то продолжать надо... Но это - про человечество. А боги? Они из эволюции выпадают. Ну, не в осадок, конечно... Осадком, приземлившись, становится эта самая эволюция. Боги же, насовершав всякого и всяческого заглавного, надзирают сверху, а вечность тянется, а ты все тот же самый, бессмертный.
Это люди меняются в течение жизни. Каждый может в разные моменты себе сказать: я - другой, другой, другой... И все про себя помнит. Ну, что-то там запамятовал, несущественное. И пусть за пределами обоих концов твоей жизни (один из них называется начало) тебя нет вовсе. Но начало-то и конец у тебя все-таки есть. Может быть, это даже такая людская удача, и то, что ты несовершенный, и тебе есть, к чему стремиться.
Боги же, к чему им стремиться! Хотя наличествует ведь и всякий настоящий момент. Ох, уж этот настоящий момент. И приходится в момент богам забывать о чем-то существенном, в несущественном с чувством копаясь. В несущественном, которое вроде бы и не для богов, а божественных чувств требует. И чувства порой очень далеко уводят. Наваждение какое-то. И так целую вечность. И всякий раз - как заново чувствуй и чувствуй...
Всемогущий Зевс возлежал на соломе из лучей человеческой славы, приготовясь выслушать донесения Гермеса. Гермес, похоже, был в затруднении (это бог-то) и глядел не на всецаря, а в сторону и еще несколько выше, упираясь своим плутоватым взором в нижнюю часть высокого свода отцовских чертогов.
- Чего уставился в потолок? - спросил Зевс лениво. - Там ничего не написано.
- Да и писать-то о таком не следует, - вздохнул Гермес.
- Что ты имеешь в виду? - все еще благодушествовал всецарь.
- Я имею в виду Ксуфа.
- Какого еще Ксуфа?
- Того самого.
Дальше ничего уже объяснять было не надо. Речь шла о Ксуфе, сыне Эллина и Орсеиды, жившем в Афинах еще при царе Эрехтее и женатом на его дочери Креусе. В Аттику Ксуф сбежал из Фессалии, где братья объявили об участии его в какой-то краже. Из Афин он тоже вынужден был исчезнуть, поскольку, будучи третейским судьей, после смерти Эрехтея объявил царем Кекропа-второго. Такой выбор жителям города очень не понравился, и афинские палконосцы просто прогнали тогда Ксуфа из Аттики.
Все бы ничего (и не ломали бы боги свои бессмертные головы), однако этот дважды беглец исчез вдруг и из владений Аида.
- И дальше? - забеспокоился Зевс, забыв, что он сам теперь, без пояснений Гермеса, мог воссоздать картину случившегося.
- Ксуф опять появился в Афинах.
- И что там поделывает этот хитроумный? Подать сюда беглеца, распорядился Зевс, - пусть порасскажет.
Всегда исполнительный Гермес сейчас даже с места не сдвинулся.
- Ксуф ничего про себя не помнит, - сообщил он.
- Ничего? - удивился Зевс.
- Ничегошеньки... И вообще, он младенец.
- Младенец, - эхом повторил всецарь.
- Младенец, - подтвердил Гермес. - Только что третьего дня родился. И зовут его Ксанфа.
- Как это? - удивился всецарь.
- Он девочка.
- Ты что - сразу не мог мне все это сказать? - недовольно пророкотал Зевс, но думал совершенно о другом. - Как ты считаешь, - произнес он после некоторого молчания, - этот беглец потом опять попадет к Аиду?
- Пожалуй, - повел плечами Гермес, - куда же еще.
- И там опять все позабудет?
- Само собой, - подтвердил посланец богов.
- Ничего не помнит, все забудет, - повторил всецарь. - Тогда оставим это. Что у тебя еще?
- Не у меня, а у богинь, - с облегчением переключился Гермес на другое.
- Чего они хотят, всеимеющие?
- Яблоко, - напомнил всецарю Гермес, - кому ты вручишь яблоко - какой прекраснейшей.
- Нет, - отстранился от своего сына владыка богов и богинь, - пусть разбираются без меня. Сами пусть разбираются. Это не внутрисемейное дело.
- Но богини обращаются к своему всецарю.
- Могут, могут, - проворчал Зевс, - ладно, зови.
Гермес хлопнул в ладоши, и в покоях всецаря появились Арес, Дионис и Аполлон.
- Ну и богини, - прогудел Зевс... - Как тебя зовут? - ехидно обратился он к Аресу.
- Афродита, - ответил Арес.
- А тебя? - повернулся всецарь к Дионису.
- Афина, - представился Дионис.
- А ты, конечно, моя Гера, - всецарь всей своей пятерней ткнул Аполлона.
- Твоя Гера, - подтвердил Аполлон.
- Дело очень тонкое, - пояснил Гермес, - поэтому богини прислали своих представителей.
- И что они будут здесь делать? - поинтересовался всецарь.
- Говорить, - ответил Гермес.
- Охотно послушаем, - неопределенно согласился всецарь, поудобнее устраиваясь на соломе из лучей земной славы.
- Кого великий Зевс взял себе в жены? - вопросил Аполлон торжественно, обращаясь к владыке всего.
- Э-э, - остановил его вселенский владыка, - ты не ко мне обращайся. Вы друг с другом объясняйтесь, раз уж вас прислали ваши... как их там...
- Нанимательницы, - пришел отцу на помощь Гермес.
- Во-во, - одобрил Гермеса всецарь.
- Как же, отче... - сбился Аполлон с торжественной ноты.
