Валерий Исхаков - Легкий привкус измены
- Вы уже уходите?..
- А вы?..
- А как сегодня пар?..
Короткие фразы на пороге, вопросы, не требующие ответов, еще одно, теперь прощальное, рукопожатие, еще один поклон, чуть более подчеркнутый, чем первый, благодарная улыбка женщины, уверенная спина ее кавалера - и дверь закрывается за ними, они уходят. Но теперь это неважно, теперь они могут уходить сколько угодно, я уже поймал их, уловил в сеть своего профессионального интереса и, зная длинный язык моего приятеля, могу быть уверенным в том, что если и не вся их история, то хотя бы самая пикантная часть ее станет известна мне уже сегодня, сейчас, на раскаленном полке сауны, за накрытым скатертью столом в комнате отдыха, так что совсем им от меня не уйти никогда.
7
Никогда, повторяю я мысленно, обращаясь к ушедшей женщине. Вы, кажется, мечтали об этом "никогда"? Так вот, милая, считайте, что вам повезло. Время беспощадней, чем паровоз Анны Карениной, никому не вырваться из-под его мерно вращающихся колес, но в моем романе ход времени определяю только я - демиург и сочинитель. И сколько бы ни прошло лет и даже десятилетий там, в реальном мире, здесь, внутри выдуманной мной истории, ваше желание исполнится и вы навсегда останетесь сорокалетней.
Нет, не так! Если уж быть щедрым, так щедрым до конца. Если уж пользоваться властью, так на всю катушку, иначе какой интерес! Я сделаю лучше. Я навсегда сохраню вам нынешний возраст, который, уверен, угадал в точности. Я позволю вам навсегда остаться на подступах к сорокалетию и не заставлю переступить пугающий порог. К добру ли, к худу ли, но история, которую я сейчас пишу, будет совсем недолгой и кончится прежде, чем друзья и родственники соберутся у вас в доме, чтобы отметить ваш юбилей.
Однако я вовсе не ради вас стараюсь, мадам, как вы, должно быть, вообразили. Моя история - это не ваша история и даже не моя собственная, это история любви Алексея Михайловича, и поскольку я пообещал ему не открывать свету настоящего лица его тайной возлюбленной, то в качестве прикрытия - и в качестве платы за вашу вечную молодость - я использую ваше.
Таким образом, в моей истории - в истории Алексея Михайловича - вы не героиня, а лишь исполнительница главной роли. И как актриса после спектакля смывает грим, меняет роскошное платье герцогини или лохмотья Золушки на свитер и потертые джинсы и едет, никем не узнаваемая, на трамвае к мужу и детям, так и вы, когда моя история кончится, вольны вернуться в собственную жизнь. Можете любить, ненавидеть, ревновать, изменять мужу... и стареть потихоньку, следуя естественному ходу вещей, в то время как ваша бумажная копия навсегда останется такой, какой я увидел и запомнил вас в узком коридорчике возле дверей сауны...
8
- И кто это был? - спрашиваю я, когда Виктор расстается со своими знакомыми и легкой походкой героя-любовника подходит ко мне.
- Так... приятель один. Математик... или, точнее говоря, бизнесмен.
- Но все же математик или бизнесмен?
- И то и другое. Известный математик, доктор наук, в наше время некоторые его разработки в теории игр оказались применимыми в области макроэкономики... В общем, поставил талант на службу большому бизнесу - и не прогадал. Занимается наукой и притом гребет очень неплохие деньги. Так что можешь считать, что в бизнесе он математик, а в математике - бизнесмен.
- Исчерпывающая характеристика. Спасибо. А женщина?
- Женщина? Это его жена.
Значит, все-таки жена.
- Значит, все-таки жена. Первый раз вижу жену, до такой степени обожающую своего мужа, позволяющую ему так помыкать собой и...
- А разве ты с ней не знаком? Я думал, Виктория вас давно познакомила. Это ведь двоюродная сестра Виктории и ее задушевная подруга. А зовут ее...
Спасибо, Виктор. Дальше можешь не продолжать. Я знаю, как зовут эту женщину, застывшую в ожидании на пороге сорокалетия. Знаю, почему она с таким обожанием и подобострастием смотрит на своего мужа. Знаю о ней все, что только может знать романист, к тому же мужчина, о таком загадочном и полном противоречий существе, как женщина. Знаю, что ошибался, полагая, будто ее недовольная гримаска, придающая ее лицу такое неожиданное очарование, обращена к нерадивому любовнику, заставившему ее ждать в пустой чужой квартире.
На самом деле ее недовольство было направлено не столько против любовника, который вовсе не отличается нерадивостью, а напротив, слишком уж точен, слишком внимателен, слишком старается ей угодить - и само собой, никогда не посмеет не то что пропустить свидание, но даже опоздать на несколько минут, сколько против самой себя, позволившей себе в очередной раз расслабиться, распуститься, вступить в близкие отношения с посторонним и ничего для нее не значащим мужчиной вместо того, чтобы всецело сосредоточиться на обожании своего несравненного мужа и повелителя и жить если не любовью к нему (потому что даже самая сильная любовь, оставаясь безответной, с годами утрачивает основные характерные признаки любви), то хотя бы памятью своей любви, потому что память - это единственное, что принадлежит всецело ей и что даже он, ее царь, бог и повелитель, не может у нее отнять.
9
...Она до сих пор помнит, как увидела его впервые возле университета. Помнит, в каком он был пальто - черном, длинном по моде тех лет, которая как раз теперь снова вернулась, - и притом среди зимы он был без шапки и в черных, узких, каких-то совершенно летних полуботинках. И как же он был красив, проклятый! Такой был хорошенький! Так он ей сразу понравился! Ей даже было странно, что Виктория, которая зачем-то оказалась вместе с ней возле университета, не заметила этой его совершенно невообразимой красоты, даже не удостоила внимательным взглядом. И в то же время это ее обрадовало - она уже тогда мысленно оставила его для себя и ни с кем не хотела делиться.
Потом она видела его еще несколько раз - и он тоже видел ее, она была в этом совершенно уверена, но не делал никаких попыток познакомиться, хотя и были подходящие случаи. И именно этим - тем, что видел, но не подходил, он еще сильнее привлекал ее. Именно таким, в ее представлении, должен быть настоящий мужчина: не ходить за понравившейся женщиной, не пытаться что-то разузнать о ней, виду не подавать, что ему она интересна, а спокойно и терпеливо выжидать того единственного момента, когда можно будет просто прийти и взять то, что ему принадлежит. Она же от знакомых девчонок-однокурсниц узнала, что он живет в общежитии университета, что он приезжий, откуда-то издалека, не то из Чистополя, не то из Саратова, учится на втором курсе матмеха (она была на третьем), но старше ее, потому что отслужил в армии и два года работал, прежде чем поступить. И зовут его Вячеслав. Слава, Славик, Славочка, - повторяла она про себя на все лады - и в тот вечер тоже повторяла, когда он как-то деловито и целеустремленно постучал в дверь ее однокурсницы, к которой она напросилась ночевать под каким-то совершенно надуманным предлогом (якобы беременная Виктория не дает ей спать своим храпом, а ей завтра сдавать зачет), и когда она открыла, то сразу увидела по его глазам, что он пришел не просто так, одолжить соли или учебник попросить, а специально пришел к ней, и каким-то странным, чужим голосом сказала, словно была хозяйкой в этой чужой комнате: "Ну, проходи..."
С того самого вечера... нет, раньше, с того дня, когда впервые увидела его в этом длинном черном пальто и летних полуботинках, без шапки, с зачесанными назад волосами, высоко открывавшими умный лоб, с того самого дня она была уверена, что будет принадлежать ему. Но будет ли он ей принадлежать? В этом она не была уверена никогда. С самого начала у нее было такое чувство, что между ними протянулась тонкая нить - ну, пусть не нить, пусть веревка, пусть даже кожаный поводок - и хотя конец поводка был у нее в руках, но все равно это был слишком тонкий поводок, чтобы удержать его. Этот поводок подошел бы для того, чтобы удержать любого из тех домашних мальчиков, которые ухаживали за ней до него, и для тех мужчин, которые появлялись позже, но только не для него. Это был поводок, рассчитанный на пуделя, на фокстерьера, он же был по меньшей мере волкодав - а то и вовсе волк, вроде того, что они разглядывали вместе с ним в зоопарке. Или, может быть, даже тигр.
Так смешно вышло, что их первое свидание случилось именно в зоопарке. Он хотел пригласить ее в кино или в ресторан - в те времена ресторан был еще по карману обычному студенту, он же к тому же еще и подрабатывал, чтобы не зависеть материально от родителей; он был первым молодым человеком в ее жизни, у которого всегда были свои деньги и в достаточном количестве, - но она решила проявить характер, дура несчастная, и капризно заявила, что хочет пойти в зоопарк. Он и виду не подал, что удивился, и они пошли в зимний зоопарк, где было очень мало народу и почти все звери прятались в будках, но волк в гордом одиночестве шастал туда-сюда по своему вольеру, и она спросила его, справился бы он с волком, если бы встретил его в лесу, и он прищурился, словно примеряясь, и сказал спокойно, что да, запросто, с одним - без проблем, вот если бы напали целой стаей, тогда без оружия сомнительно... И она сразу поверила ему, поняла, что он не хвастает, что он трезво оценивает собственные силы, - и впервые осторожно прижалась к нему, чувствуя, как у него в ответ напрягаются все мускулы.
