Забег на невидимые дистанции. Том 1 - Марьяна Куприянова
С течением времени и притоком новых людей в свою жизнь Скарлетт поняла, что не в силах бороться с укоренившейся веками природой человеческой зависти. Слишком сильный враг, слишком слаженно и безотказно работает, и в его рядах всегда будет пополнение.
Пришлось выбрать путь вежливого (чаще всего) бойкота. Конфликты были ей не по душе, она предпочитала не реагировать, к тому же отсутствие реакции (и каких-либо оправданий на небылицы в свой адрес) подчеркивало ее статус. В конце концов, у нее была красота и жизнь, которую нужно прожить так, чтобы ни о чем не жалеть. Это стало ее главной целью после окончательного разочарования в людях и дружбе с ними. Никто не имел права портить ей жизнь, и по возможности Скарлетт избавлялась от несущих негатив.
Ее отец служил полицейским до самой пенсии, а потом стал частным детективом и консультантом по вопросам криминалистики. Когда девушке было шестнадцать лет (а сыну ее сейчас столько же), к ним в гости стал захаживать друг и напарник отца, одинокий лейтенант Клиффорд тридцати семи лет от роду. Выправка у него была что надо, и форма очень шла к простому, мужественному лицу. Стоит сказать, что и кольцо на безымянном пальце папиного друга не остановило бы Скарлетт, ведь к шестнадцати она научилась достигать целей любыми средствами, ставя личные интересы превыше других.
Как человек, с детства несущий проклятие «слишком красивая», она лучше других знала, что внешность в человеке не решающий фактор. Напарник отца абсолютно точно не был привлекателен в общепринятом смысле, однако при длительном наблюдении закрадывался вывод, что довольно стандартная наружность призвана подчеркивать иные его достоинства: он отлично ладил с отцом, редко, но всегда удачно шутил; мама была без ума от его воспитания и умеренного темперамента (ей-то с мужем повезло меньше), а Скарлетт – от служебных баек о совместных операциях и расследованиях, в которых лейтенант демонстрировал себя с бравой стороны.
Отец всегда отзывался о нем одинаково тепло, присутствовал Клиффорд рядом в тот момент или нет. «Он профи и всем нашим дает просраться», – хрипло смеялся глава семейства, подвыпив и раскурив сигару. Скарлетт нравились рабочие истории отца, касающиеся предмета ее недвусмысленного интереса, она готова была слушать их как сказки перед сном. И, слушая, убеждалась, что перед нею – достойный человек. Деяния и харизма красили лейтенанта ярче любой физической оболочки.
Сначала они просто переглядывались. С каждым разом во взглядах обоих становилось все более явным намерение, которому трудно подобрать название, настолько осторожным и смутным оно было. Клиффорд часто бывал у них в гостях, стал практически членом семьи. Ему доверяли настолько, что он мог находиться дома, когда ему хочется, даже в отсутствие хозяев, если потребуется.
Спустя длительное время они позволили себе заговорить друг с другом, сталкиваясь в стенах большого дома, но диалоги были краткими и безобидными, все в рамках приличия, к большому сожалению Скарлетт. Ее томило чувство, пока неведомое лейтенанту, перед ним была дочка лучшего друга, создание прелестное и неприкосновенное. Должно быть, он бы так ничего и не понял, не предпринял, если бы Скарлетт не выразила интерес в более грубой и доступной форме. В тот день перед сном Клиффорду пришлось долго лежать на животе, постанывая от ноющей боли в паху, и вспоминать маленькое событие, изменившее абсолютно все.
Все было как обычно, ничто не предвещало резких перемен. А потом… нутро напрягалось от этих воспоминаний даже спустя много лет. Его рука внезапно на ее шее. Слишком близко друг к другу. И слова, которые она прошептала ему.
«Все это будет вашим, лейтенант Клиффорд».
Вот так она сказала, и господь свидетель, что инициатором всего стал не он, взрослый мужчина (полицейский!), а она. Она, юная и обворожительная дочь его напарника, неприкасаемая и недоступная ровно до тех пор, пока сама не заставила его к себе прикоснуться, а он, ошеломленный, подчинился. Видит бог, он этого не хотел, даже не помышлял, но теперь ни о чем другом думать не мог.
Шея и губы Скарлетт, ее ключицы и волосы, каждый дюйм ее молодого тела стоял перед глазами лейтенанта, распаляя воображение. Наживка казалась слишком сладкой, слишком нереалистичной для того мира, в котором он жил, но несмотря на подозрения, он не мог ее проигнорировать.
Как бы ни хотелось держать себя в руках, не предавать товарища, чтить букву закона и многое другое, девушка оказывала напор, которому одинокий мужчина не мог сопротивляться. Не засматриваться на нее во время привычных визитов, не грезить о чем-то большем оказалось выше его сил.
Через неделю они стали тайно встречаться, еще через неделю Скарлетт нанесла ему ответный визит, и с тех пор настала ее очередь часто бывать у него в гостях. Сам Клиффорд сократил число посещений до одного раза в неделю, чтобы не выдать себя ненароком и как можно реже видеть глаза ее родителей. Ни о чем не подозревающих, доверяющих им обоим родителей.
Для несовершеннолетней Скарлетт оказалась поразительно резвой и умелой, поэтому быстро взяла все в свои руки. Лейтенанту, попавшему вдруг в оборот сладострастия и женского коварства, оставалось завидовать самому себе, надеясь, что это не сон, ведь больше никто не знал, как ему повезло. К девушке он привязывался тем сильнее, чем более жгуче мучила его совесть, и в конечном счете беспокоился об одном: как бы она сама не передумала.
Короткое время спустя тридцатисемилетний полицейский не представлял своей жизни без уже семнадцатилетней дочери своего коллеги. Запретность отношений, как правило, играет на руку самим отношениям. У них не было шансов разлюбить друг друга.
Благодаря осторожности и удаче никто не знал об их связи, кроме них самих, что подкрепляло страсть, бурную и неуправляемую в течение первого года. Затем их чувства стали более умеренными, но по-прежнему крепкими. Они притерлись друг к другу и жили теперь с ощущением, будто знакомы уже сотню лет. То, что они испытывали, оформилось в подлинное чувство и не нуждалось ни в осуждении, ни в доказательствах. Влюбленные знали, что это навсегда, как люди знают вкус воды, и не хотели чего-то иного. Жизнь обоих имела смысл только при возможности быть вместе,
