Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин
— Я не маленький, я много ем.
— Тогда будем надеяться, что он не жадный.
Если бы на тот момент мы только знали, куда шли. Да и шли-то, честно говоря, недолго, больше бежали. Я поясню почему.
— Ой, там тётенька, — поспешил обрадовать меня бдительный Гесс, устремляя взор налево.
Из разрытой могилы вылезла довольно кривая, неуклюжая особа в мятом платье и без правой руки, её она держала в зубах.
— Ещё вон двое парней. — Уши пса развернулись локаторами направо.
Там действительно бесшумно скользили меж расцвеченных могил два сутулых силуэта. Мне показалось, что лица у них вытянуты снизу вперёд на манер собачьих, но чего не покажется в сумерках со страха, верно? Когда над кладбищем взлетел первый заунывный вой, мой доберман счастливо сообщил:
— Обожаю выть! Мне нравится, когда воют. Видишь, уже четверо завыли, нет, шестеро. Как странно воют собаченьки или не собаченьки? Мне страшно, можно к тебе на ручки?
— Бежим! — успел рявкнуть я, хватая его за ошейник и срываясь с высокого старта в сумасшедший бег по пересечённой местности. Как видите, причина ускорить шаг у нас была…
Нам дышали вслед, и скрежет когтей холодил спину, мы перепрыгивали через могилы, меня пытались поймать за подол с криком «стой, курва!», но каким-то чудом и мне и Гессу удалось за двадцать пять секунд достичь порога невысокого католического костёла и нырнуть в дверной проём. Благо было незаперто.
За что всем местным священнослужителям — наше огромное дзенькую, данке, мерси, сенкью, гмадлобт, рехмет, спасибо и так далее.
— Жаль только, дверь не запирается, — сам себе сообщил я, обернулся и ахнул.
Мой пёс сел на хвост и тоже округлил глаза, но в восхищении:
— Сколько косточе-ек… Можно одну?
— Это человеческие кости, Гесс, — сиплым фальцетом проблеял я, хватаясь за горло. — Это не просто костёл, это часовня из костей. Такие были распространены в центральной части Европы. Короче, нам хана.
Стены, потолок, алтарь и даже подсвечники с тускло горящими огарками были собраны из всевозможных частей человеческих скелетов. На некоторых останках виднелись рубленые следы от топоров или сабель, а также явные пулевые отверстия во лбу, затылке или тонких височных костях. По углам высились целые гирлянды из черепов!
А на алтарной зоне уже вовсю хозяйничал миленький шпиц, рыча как голодный лев.
— Гесс, ты с ума сошёл, плюнь!
— Ни за что, — прочавкал он. — Это моя колбаса, я её первый нашёл! Хочешь, возьми хлеб. И сыр. Кусочек. Я не жадный. Вот тебе лапка. Погладь меня!
Этот хитровыделанный поц умудрился-таки найти какие-то продукты, наверняка оставленные тем же ксёндзом, или кто тут ухаживает за этим жутковатым местом? Да нас самих тут вот-вот съедят, а он преспокойно набивает себе живот?!
Кстати, к моему немалому удивлению, наши кровожадные преследователи не спешили переступить порог костницы. Кажется, так это называлось в Средние века? Вампиры, мертвецы, привидения, оборотни и прочая польская нечисть выла, рычала, скулила, скрежетала зубами, но не смела сделать и шагу вперёд.
— Мы на освящённой земле, — осторожно предположил я. — Им сюда нельзя, и нас не тронут. Главное как-то пересидеть здесь ночь.
— Упс…
— Что?
— Я, кажется, съел твой хлеб. И сыр тоже. Прости голодную собаченьку. Я тебя лизь, лизь, лизь!
— Не надо.
— Поздно, — строго объявил он.
В ту же секунду моё лицо шея, руки были вылизаны самым дружелюбным доберманом на свете. Сердиться на него всерьёз было попросту невозможно. Пришлось потрепать мерзавца по загривку и даже подержать за лапку.
— Ой, я забыл, — всем телом вздрогнул Гесс, вскакивая так, что меня едва не отшвырнуло в ближайшую пирамиду черепов. — Там есть бутылка. Хочешь? Ты хочешь! Я принесу. На тебе, на!
Он самым осторожнейшим образом притащил мне в зубах обычный стеклянный штоф, наполненный мутноватой тёмной жидкостью. Из интересу я вытащил пробку.
— Фу-у, самогон голимый! Отец Пафнутий убил бы за такую грязную бурду. Двадцатый век на дворе, а они варят столь жуткую сивуху.
Делать нечего, мы сели прямо на голые каменные плиты пола, привалившись спиной к алтарю, так чтоб видеть вход, за порогом которого в бессилии бесновалась польская нечисть.
Рискну повториться, но мелких бесов среди них не было ни одного. Зачем же тогда нас сюда послали?
— Это всё тот противный, — поддержал мои мысли сытый Гесс. — Нужно было его за ногу кусь, два раза.
— Думаю, ты прав, — без энтузиазма согласился я. — Они в Системе поняли, что мне нравится Марта, и убрали её куда подальше на другую работу. А нас с тобой отправили на верную смерть.
— А мы всех победим!
— Их слишком много.
— А мы от них убежим!
— Некуда бежать, мы в западне.
— А тогда я буду выть и скулить! Так нечестно. Пожалей меня. Погладь мой зад, я тебе хвостиком повиляю.
— О да, это реально поднимает настроение, — скептически вздохнул я, подумал и отхлебнул из бутылки. Всё равно заняться больше было абсолютно нечем.
Горячая жидкость обожгла горло.
— Гадость какая, — с трудом прокашлялся я, занюхал рукавом свитера, а тут ещё уроды эти нервы треплют. Брр…
Со второго глотка самогон пошёл несколько лучше, даже ощущалось некое послевкусие.
С третьего я обнял шею добермана, пытаясь хотя бы с ним поделиться своими чувствами к рыжей недотроге, когда вопли и скрежет зубов достали уже окончательно:
— Ходи до нас, курва-а! Га-га, гы-гы!
Я протянул руку вправо, нащупал что-то круглое и, не вставая с места, запустил неизвестно чьим черепом в дверной проход. Ловкий оборотень с прыщавой волчьей мордой поймал его, как вратарь мяч, но тут же взвыл, бросил череп за спину и начал дуть на покрывшиеся волдырями ладони. Интересное дело. Повисла классическая минутная пауза…
— Холера ясна, — я первым нарушил тишину, — да тут же, наверное, каждая кость освящена и облита святой водой как минимум сто раз на дню! Мы с тобой практически сидим на оружейном складе. А ну-ка!
Мой пёс лапой подкатил мне второй череп, благо их в часовне хватало с избытком.
Я встал, взвесил «снаряд» в руке и прицельно запустил в недоумевающую толпу. Успех превзошёл все ожидания! Старый череп разлетелся в пыль от удара об лоб быкообразного чёрта в кафтане, а осколки засыпали всех в радиусе двух-трёх метров. Ох и визгу было, скажу я вам…
А ругали-ись… О, как они хорошо ругались! Это нельзя воспроизводить на бумаге, это надо слышать. Интернационально-славянское «стерва» было, наверное, самым мягким и лиричным из всех посланных на мою голову оскорблений. Мне было даже смешно, а
