Голос зовущего - Алберт Артурович Бэл
Засветив звездочку на ботинке, он отложил бархатку в сторону.
— Порядок! Но ты немного посиди. На улице холодно.
— Тебя ждут клиенты.
— Ничего, подождут.
Я посидел немного, потом сказал:
— Теперь пойду.
— Привет жене.
— Спасибо, передам.
Я прошел несколько кварталов. Парикмахерская помешалась на пятом этаже. Пока взбирался лифт, пощелкивая на каждом этаже, я разглядывал ливрейного лифтера, был он чрезвычайно почтенной наружности — совсем седая голова с безукоризненным пробором, выражение лица бесстрастно-величавое. Мне казалось, этот человек до тех пор смотрелся в зеркало, пока не вызубрил это выражение, и теперь напускал его с таким же проворством, с каким расчесывал свой пробор. Движения ливрейного лифтера были размеренны, полны достоинства. Мне подумалось, что за малейшее движение он привык получать деньги. Рядом с парикмахерской на пятом этаже помещался ресторан, и лифтер одновременно был и швейцаром. Взмах руки его стоил, по крайней мере, двадцать копеек, поворот головы обходился в тридцать, а уж если он к тому же улыбался, тут выкладывай полтинник. Лифт остановился. Лифтер неспешно и чинно открыл дверь, я прошел налево, где была парикмахерская. Пришлось немного подождать, пока освободилось кресло.
— На кого вы похожи?! — воскликнула Лидия.
Да, я здорово зарос. Обычно ношу короткую прическу.
— Сделайте меня человеком, — сказал я. — А то хожу дикобразом.
— Это дело поправимое, — ответила Лидия. Укрыла меня белой простыней, приспустила кресло, видимо, я оказался слишком длинным.
— Кресло космонавта!
— Вы как маленький, любите в нем покататься, — усмехнулась Лидия.
— Как поживает сын?
— Ничего. Пишет письма, не жалуется. Говорит, первый год службы самый тяжелый, недавно прислал фотографию, уже волосы отрастают.
— Так у него, должно быть, наимоднейшая прическа.
— Да.
— А вы отлично выглядите, — сказал я.
— Что вы, я так устала.
— И все-таки вы очень хорошо выглядите!
— Не может быть, — сказала она, с улыбкой глянув в зеркало. — Давно не слышала комплиментов.
— А как давно?
— Даже не помню.
— Неважные у вас клиенты, — заметил я, — таким и уши не грех отрезать.
Некоторое время молчим. Пощелкивают ножницы. Сосредоточенное лицо Лидии мелькает то с той, то с другой стороны. Одно удовольствие видеть ее за работой. Во всей Риге немного найдется таких мастеров. Сколько лет стригусь у Лидии? Пять, семь? Когда я высказал желание сделать ее портрет, Лидия согласилась. «Из какого же материала собираетесь высечь меня?» — спросила она. «Из пластмассы», — ответил я. «Вот это да! Я и в самом деле стану бессмертной!» — «Уж будьте покойны! Правда, бессмертие вполне современное». — «Но разве из пластмассы можно что-то сделать?» — «Скоро сами убедитесь», — ответил я. Мне было приятно, что она так быстро согласилась и что это ей даже польстило. Да здравствует цех парикмахеров!
Видимо, я все-таки был неправ — тогда в лифте. Пока что людям нужен и ритуал, и ливрейный швейцар. Какое я имею право иронизировать над ним, если люди сделали швейцара двадцатикопеечным автоматом? Но со швейцара мне не хочется делать скульптурный портрет. Он и без того готовая скульптура — каменный и твердый, ни высекать, ни шлифовать не надо.
— Вы знаете того седого мужчину, который работает в лифте? — обратился я к Лидии.
— Что вы сказали? — Она о чем-то задумалась и не расслышала. Мне не хотелось повторять вопроса.
— Интересно, — произнес я, — сколько погонных метров волос вы срезаете за день?
— Уйму.
— За год с тысячу километров наберется.
— Если не больше. А сколько волос мы проглатываем, — продолжала она. — У парикмахера легкие полным-полны иголочек, как спина у ежика.
Вниз я спустился по лестнице, не дожидаясь лифта. Решил во второй раз отцу не звонить, а зайти самому. Жизнь шла своим чередом. Все дежурные были на местах. За рулями машин сидели шоферы, трамвайные кондукторы отрывали билетики, гудели заводы, гремели станки; ничего не изменилось. Кундар сидел в своей будке. Лидия щелкала ножницами, ливрейный лифтер нажимал кнопки, жизнь продолжалась. В жизни не было пустоты. Пустота была во мне. Если тебе нечем крыть, остается одно — успокоиться. Кундар знает, тут крыть нечем, Кундар принимает смерть как должное. Ну, а я чем могу покрыть пустоту? Гранитом, мрамором, на худой конец, глиной, мягкой, податливой глиной. Но разве этим приведешь качели в равновесие? На другом конце доски живой человек. Жизнь одного человека ничего не значит. Ничего не значит в мировом масштабе. Все дежурные остаются на местах. Может, это и есть искомый противовес? Нет пустоты, вот что главное. Нет, к черту эмоции! Пускай мой брат умрет один раз. Бесчеловечно заставлять человека умирать по нескольку раз.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Дверь открыла опа.
— Скажите, Артур Ригер дома?
Мне показалось неприличным просить эту женщину позвать отца. Тем самым я как бы признал ее своей мачехой, а мне не хотелось этого.
— Присядьте вот здесь, — сказала она. — Сейчас позову Артура.
Я присел. Давая понять, что я попал в немилость, меня, заставили долго ждать. За тонкой перегородкой находилась кухня, и мне пришлось выслушать бесконечно нудный разговор.
— Брюква?
— Говорят, в ней витаминов побольше, чем в моркови.
— А Фредиса опять пригласили на кофе к министру.
— Ну, что ты суешь мне этот журнал, ведь он прошлогодний.
— Откуда я знаю, что тебе нужно.
— Там где-то должен быть рецепт пудинга из брюквы.
— Терпеть не могу пудинга из брюквы.
— Я тоже. Но Фредис просил разыскать. Ему нравится.
— Что вечером?
— Вечером?
— Чем думаешь заняться вечером?
— Не знаю.
— А я — спать.
— Надо бы кран починить.
— Ну его к черту, этот кран.
— Фредис говорит, вода капает так громко, он не может заснуть. Вода каплет ему прямо в уши!
— Пускай сам починит.
— Ну, будь добренький.
— А что я буду с этого иметь?
— Знаешь, в «Женскую обувь» привезли новые туфли. Как раз мой размер.
— А что я буду с этого иметь?
— Я даже примерила.
— Но куда запропастился наш гаечный ключ?
— И стоят всего-навсего тридцать пять рублей.
— Я, пожалуй, привинчу этот кран. А то у Фреда, чего доброго, нервы окончательно развинтятся.
— Может, до завтра пара заваляется. У меня там знакомая продавщица.
— Ив старых походишь. А потом ведь туфель у тебя хоть отбавляй. Или лучше вызвать слесаря? Что будет на