Сказки о любви - Зульфия Талыбова
– Ох, Игор, как мне не хочется!
– Понимаю, уголёк, понимаю… И на самом деле, даже немного завидую тебе!
– Что?! – Габи подскочил на лопатке-софе. – Мне? Завидуете?!
– Угу, – улыбнулся Игор. – Ты ведь такой необычный, что тебе даже имя придумали! Я бы гордился!
– Ох, спасибо, учитель! Мне приятно это слышать!
Не успел он договорить, как из кирпичной щели послышался ворчливый голос:
– Фу, меня сейчас просто разорвет на угли от ваших розовых соплей!
Игор и Габи замерли. Через мгновение из щели вылез маленький пузатый чертёнок.
– А это ты, Люся! – подмигнул Игор.
– Люцифер! – яро возмутился чертёнок.
– Как пожелаешь! Зачем пожаловал?
– Разбудили вы меня, – заворчал Люся.
Он уселся по-турецки в самом углу пещерки и злобно уставился на Игора и Габи. На его маленьких рожках лежала нижняя челюсть какого-то зверька. Словно тиара она украшала голову Люси, но наверняка, служила не для красоты, а как предупреждение о том, что перед смотрящими настоящий король ужаса!
Габи едва сдерживался от смеха: Люцифер и в самом деле Люся! Очаровательный, немного грубый, и такой потешный! Но вдруг неприятное и грустное чувство кольнуло в животе: Люся тоже себя выдаёт не за того, кто он есть!
– Итак, о чем беседа? – поинтересовался Люцифер.
– О любви!
Люцифер продемонстрировал рвотные позывы, и, казалось, даже позеленел!
– Поэтому я и проснулся! Такой кошмар! Хуже только рай!
– Тогда не мешай нам с Плюшевым Габи предаваться греховным мечтам о светлом! – нахмурился Игор.
– Да, пожалуйста!
– И сиди тихо! Это моя пещера!
Люся покраснел от злости, но промолчал.
– Ну, что, Габи, о чем тебе рассказать? – благодушно спросил Игор.
– А поведайте… о женщинах! Что вы знаете о них?
– Эх, уголёк мой, сколько я их повидал за всю свою чертиную жизнь: и больших и маленьких, и черноволосых, и рыжих и даже лысых, и всех этих красавиц я мог бы разделить на три царства.
– Ого! Тысяча дам, и всего три царства?!
– Да, так и есть!
– И что это за царства такие?
– Курочка, ведьмочка и…
Люся взвизгнул возмущённо:
– Отец наш тёмный, забери меня в свой адский котёл, я буду лучшим душегубом, только избавь от этих райских изменников! – он театрально припал к сухим костям на полу.
– Поясни же скорее, мудрый Игор! – нетерпеливо заерзал Габи, игнорируя Люсю.
– Начну, пожалуй, с курочки. Больше половины века назад была у нас хозяйкой милейшая женщина. Бывало, заглядывала она в печку, когда дрова подкидывала или растапливала, я так любовался ею, так любовался, что адская сущность моя таяла под ее нежным взглядом. Диковинное что-то происходило со мной в эти моменты, я чувствовал безопасность и спокойствие. Но уже тогда эти переживания не пугали меня, я не боялся растратить адскую сущность, а просто наблюдал за своими ощущениями. Я слышал ее тихий голос, такой успокаивающий даже гипнотизирующий, что бывало действовал на меня как колыбельная. Мне хотелось обниматься с ней, да и весь ее образ представлялся мне таким тёплым и мягким. Она вся словно мамочкина грудь, к которой хотелось прижаться и раствориться. Я ощущал доселе неизведанные человеческие чувства – любовь, нежность и негу. Фантазии были настолько яркими, что я чуял запах сладкого теплого молока и меда. Я даже представлял ее склонившуюся над младенцем, ее волосы распущены, и ребенок глядит на нее. Это могло длиться вечно, в этом соприкосновении взглядов хотелось раствориться. Я видел, как младенец дёргает ручками и ножками, и я так ярко представлял это, даже самому хотелось быть этим младенцем.
– Ещё поагукай! – проворчал Люся.
– И весь ее облик у меня ассоциировался с теплой пушистой курочкой с широкими крыльями, под которыми хватит места для всех птенцов. Я видел много женщин после нее: некоторые представлялась мне крупными морскими животными – касаткой или китом, а я словно маленькая крохотная рыбка примостился к ней – и так спокойно, тепло, безопасно, как в домике, – но все же все они – курочки-наседки – теплые, нежные и заботливые.
– А что же ведьмочки? – Габи слушал, открыв рот. – И разве могут быть среди наших чертих курочки? Они ведь по определению ко второму царству принадлежат.
– Бывают, и ещё как!
Люся снова подал голос:
– Да, просто ведьмочка в аду жарит грешников хладнокровно, а курочка периодически масла подливает, чтобы не подгорали!
Габи содрогнулся от его совсем уж жутких сравнений.
– Ну, Люся, ну, маньячело! Говоришь, с ведьмочками куда веселее? – тон у Игора сменился, в глазах вспыхнул огонь, и Габи увидел перед собой настоящего демона. – Пожалуй, про них лучше расскажет наш незваный гость! Да, Люся? Я хотел сказать, Люцифер!
Люся нервно хохотнул.
– Почему это я?! – проворчал он.
– Боюсь, тебя вырвет от моих уж слишком нежных описаний! К тому же я чую, что ты про это царство женщин знаешь поболее меня!
Люся прямо-таки возгордился и даже задрал подбородок выше:
– Еще бы! – самовлюблённо молвил он. – Слушай внимательно, Плюшевый, сейчас я тебе расскажу о настоящих женщинах!
Габи с лёгким недоверием, но острым любопытством исподлобья поглядел на Люсю. О чем же поведает антагонист Игора? Габи признался себе, что Люся его раздражает своим нарочито грозным поведением. И младенец-уголеныш поймет, что Люся обычный рядовой чертенок, а не кровожадный демон, но зачем-то строил из себя отца тьмы! Габи вдруг вздрогнул и прикусил губу. Солоноватый привкус крови ущипнул кончик языка: он сам такой же! И увидел в грозном Люсе свое отражение! Поэтому Люцифер так взбесил его! Не принимаешь себя истинного глубоко внутри, найдешь такого же снаружи и будешь ненавидеть! Хорошо, что Габи прямо сейчас понял, что дело в нем, а не в Люсе! Так ведь можно весь мир возненавидеть, не понимая, что сам отвергнул его изначально!
– Ведьмочка – идеал женщины! – болтал Люцифер.
Габи встрепенулся, и стал слушать.
– Повидал я в свое время и курочек противных, – Люся поморщился, – но это, скорее, мамки-наседки, а не женщины! С такими скукота райская! Взвыть охота от тоски, только агукать и остаётся, да в сиську уткнуться и ещё обмочиться для полного счастья!
– Друг мой, ты слишком утрируешь! – улыбнулся Игор.
– А ты, Игореша, не перебивай, пожалуйста!
– Молчу, брат мой темный!
– Курочки только мамками быть и могут! И любить ее можно только как мамку! Никакой дьявольщины! Может, кому такое и подходит, но уж точно не детям ада! Ах, и помню я одну ведьмочку… Красивая чертовка была, а в груди ее горели угли: сумасшедшая, веселая, подвижная. Казалось, она, как родилась на адской сковороде, так и осталась на ней – плясать и танцевать. Она жила. Она горела. Я глядел на нее, слушал ее бесконечную болтовню, а в голове летали картинки: мне хотелось вместе с ней укокошить кого-нибудь, а потом мы бы долго спорили, как избавляться от трупа. Может, кисель из него сварили бы или холодец, а потом в унитаз спустили… потом, может,
