Кащеиха, или Как Лида искала счастье - Алевтина Корчик
Лида сразу вспомнила длинное красное платье… Как обижалась, что бабушка не дарит ей свои драгоценности… Внутри обожгло, словно кипятком. Кащеиха…
Вспомнив те свои обиды, Лида заплакала. Заплакала так горько, как ни плакала никогда в жизни. Тетя Зоя обняла ее, стала гладить по голове, сама заливалась слезами и что-то утешительно приговаривала. Так они и сидели вдвоем. На улице уже давно стемнело, они не знали который час, они просто не замечали позднее время.
Лида только потом воспроизвела в памяти, как отправила тетю Зою на проезжавшем мимо такси, как долго бродила вокруг дома, как, сидя на лавочке, смотрела на окна своей квартиры на четвертом этаже.
А потом она вернулась домой. И первым делом подошла к закрытой двери в комнату бабушки и очень долго там просто стояла. Потом подошла к небольшому столику в своей комнате и из маленького ящика достала письма от мамы. Развернув первое из аккуратненькой стопочки, расправив свернутые листочки, прочитала: «Здравствуй, моя дорогая доченька! Как ты там? Как у тебя дела в школе? Получила твое письмо и очень обрадовалась. Я очень скучаю по тебе, моя золотая. Каждый день тебя вспоминаю и думаю о тебе. И хоть мы так далеко друг от друга, но ты как будто всегда рядом с тобой. Очень хочу обнять тебя, мой котенок. Пиши мне обязательно, все в подробностях, как ты, как школа, как твои подружки? Я очень жду твоих писем и очень скучаю. Еще напиши, что тебе прислать. У тебя скоро день рождения, напиши, что тебе подарить. Я тебя очень люблю, доченька, крепко-крепко тебя обнимаю и очень люблю».
А потом она плакала. Просто плакала, зарывшись в подушку.
– А еще Аня очень переживала, что тебе так не нравится твое имя… Она, действительно, очень хотела, чтобы тебя назвали именно так. Для нее это имя самое любимое. Так звали ее родную тетю, которая ее вырастила. Тетя Лида заменила ей мать, и Аня всегда хотела назвать ее именем дочку. Но у нее родился сын, твой папа. А потом детей у нее больше не было, дед твой уехал, замуж она больше не вышла. И только когда появилась ты, она смогла воплотить свою маленькую мечту. Я помню, когда ты росла, Аня все время приговаривала: «Я когда произношу имя своей внучки, у меня на душе становится тепло, как в детстве». А тебе твое имя никогда не нравилось… Вот ведь как получилось… Аня так ругала себя… «Не надо было…». Но кто же знал… Она очень хотела, что бы ты Лидой звалась… Ты не обижайся на нее… и на меня не обижайся тоже… Прости нас… Мы же хотели, чтобы ты счастливая была… Может, все и не так получилось, как твоя бабушка мечтала…
Сквозь полудрему заплаканная Лида слышала, что бабушка встала и суетится на кухне.
Со вчерашнего дня внутри ощущалось перемещение в другое измерение. Оно не было мифическим и невероятным, словно в фантастическом фильме, просто все вокруг стало другим.
«Отпуск, у меня отпуск, – вспомнила девушка. – Как это хорошо…». Любимая, нужная и важная работа показалась ей чем-то незначительным. Ей показалось, что последний раз она ходила туда очень давно. Ночной разговор отодвинул очень многое на второстепенный план.
Лида вскочила с кровати и метнулась на кухню. Что хотела она сделать, сказать, или спросить, она сама не знала, а просто залетела в кухню, где бабушка что-то готовила. Лиду отчаянно разрывало от внутренних переживания, новых эмоций, чувств и волнения, внутри все ныло и болело, а еще невыносимо жгло от воспоминаний.
– Ба, привет…
– Доброе утро, завтракать будешь?
Лида хотела произнести что-то в ответ, но вместо этого голос вдруг вздрогнул. Бабушка повернулась.
– Что с тобой? – с удивлением она смотрела на внучку.
– А что?.. – Лида еле сдерживала слезы, изнутри ее всю трясло.
– Почему ты опухшая, что-то случилось?
Бабушка молча остановилась посередине кухни, будто замерла, и вопросительно смотрела на внучку. Лида вдруг заметила, какая тревога и беспокойство были у нее в глазах. Еще она увидела, как мелко-мелко затряслись руки бабушки от волнения, и как она протянула последнюю фразу, будто нараспев, делая свои паузы между словами еще больше. «А я думала, она меня не любит, что она совсем ко мне равнодушна, что она холодная и ледяная, а она всего лишь скрывала от меня свои болезни». Еще Лида вдруг неожиданно заметила, что на бабушке уже давно нет ее любимых украшений, которые раньше она никогда не снимала: небольшой витой золотой цепочки с кулончиком и красивых изящных сережек с зелеными камушками. «Как давно их нет на ней? – пыталась вспомнить девушка. – Год… пять..? И это продала…». Внутри все кипело и обжигало от этих новых вопросов.
«Кащеиха… Как ты ее назвала… А Кащеиха уже давно все продала… для тебя…», – эти мысли сейчас были просто невыносимыми. Долгие обиды и подозрения бабушки в скупости, жадности и прижимистости вдруг просто все полезли из памяти, как черти из табакерки. И Лида вдруг разрыдалась – разрыдалась в голос, сидя на табуретке в ночной пижаме с поджатыми под себя босыми ногами. Слезы текли ручьем, она размазывала их по щекам и, понимая, что бабушка стоит рядом и с большим волнением и немым вопросом наблюдает за происходящим, попыталась срочно объяснить причину таких печальных чувств.
Лида свозь пелену заплаканных глаз, произнесла первое, что взбрело ей в голову:
– Меня вчера на работе чуть не уволили… и в отпуск отправили… насильно.
– А я думала, тебя пчелы покусали. Глазки, как щелки. Да вроде нет по близости пасеки, – спокойно и ровно произнесла бабушка и развернулась спиной, а потом строго и подозрительно добавила: – Странная у тебя трагедия, Лида, плохо, что чуть не уволили, но не так же убиваться.
Девушка попыталась успокоиться, но слезы текли просто без остановки. Еще она очень боялась расстроить бабушку, ведь сейчас отчетливо видела, как у той трясутся руки: они просто ходили ходуном вместе с зажатым в одной руке ножом и половинкой луковицы в другой. Лида пыталась справиться, но это совсем не получалось, она рыдала взахлеб и не могла остановиться.
Лида очень боялась, что бабушка может о чем-то догадаться, ведь вчера они вместе ушли с тетей Зоей и опять, сквозь слезы, попыталась скомкано и путано что-то срочно придумать.
– Еще другое у меня… Опять… Он оказался женат… – и она снова разрыдалась.
– А-а, вон оно что, теперь все понятно. Вот откуда такое горе, – бабушка облегченно вздохнула. – А я-то думаю, с каких это пор отпуск
