Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.

Яков.

Брат держит, а я посылаю. Я сам хоть здесь, а умираю об доме.

1-й мужик.

Двистительно.

2-й мужик.

Анисим, значит, брат тебе?

Яков.

Как же, брат родный! На том концу.

2-й мужик.

Как не знать, — третий двор.

Те же и Таня (вбегает).

Таня.

Яков Иваныч! что вы тут прохлаждаетесь? Зовет!

Яков.

Сейчас. Что там?

Таня.

Фифка лает, есть хочет; а она ругается на вас: какой, говорит, он злой. Жалости, говорит, в нем нет. Ей давно обедать пора, а он не несет!.. (Смеется.)

Яков (хочет уходить).

О, сердита? Как бы чего не вышло!

Кухарка (Якову).

Капусту-то возьмите.

Яков.

Давай, давай! (Берет капусту и уходит.)

Те же без Якова.

1-й мужик.

Кому же это обедать теперь?

Таня.

А собаке. Собака эта ее… (Присаживается и берется за чайник). Чай-то есть ли? — а то я принесла еще. (Всыпает.)

2-й мужик.

Обедать собаке?

Таня.

Как же! Коклетку особенную делают, чтобы не жирная была. Я на нее, на собаку-то, белье стираю.

3-й мужик.

О, Господи!

Таня.

Как тот барин, что собаку хоронил.

2-й мужик.

Это как же так?

Таня.

А так, — рассказывал один человек, — издох у него пес, у барина-то. Вот он и поехал зимой хоронить его. Похоронил, едет и плачет, барин-то. А мороз здоровый, у кучера из носу течет, и он утирается… Дайте налью. (Наливает чай.) Из носу-то течет, а он всё утирается. Увидал барин: «что, говорит, о чем ты плачешь?» А кучер говорит: «как же, сударь, не плакать, какая собака была!» (Хохочет.)

2-й мужик.

А сам, я чай, думает: хоть бы ты и сам издох, так я бы плакать не стал… (Хохочет.)

Старый повар (с печки).

Это правильно, верно!

Таня.

Хорошо, приехал домой барин, сейчас к барыне: «какой, говорит, наш кучер добрый: он всю дорогу плакал, — так ему жаль моего Дружка. Позовите его: на, мол, выпей водки, а вот тебе награда — рубль». Так-то и она, что Яков собаки ее не жалеет.

(Мужики хохочут.)

1-й мужик.

Хворменно!

2-й мужик.

Вот так тàк!

3-й мужик.

Ай, девушка, насмешила!

Таня (наливает еще чай).

Кушайте еще!.. То-то, оно так кажется, что жизнь хорошая, а другой раз противно все эти гадости за ними убирать. Тьфу! В деревне лучше.

(Мужики перевертывают чашки.)

Таня (наливает).

Кушайте на здоровье, Ефим Антоныч! Я налью, Митрий Власьевич!

3-й мужик.

Ну, налей, налей.

1-й мужик.

Ну как же, умница, дело наше происходит?

Таня.

Ничего, идет…

1-й мужик.

Семен сказывал…

Таня (быстро).

Сказывал?

2-й мужик.

Да не понять от него!

Таня.

Мне сказать теперь нельзя, а только стараюсь, стараюсь. Вот она — и бумага ваша! (Показывает бумагу за фартуком.) Только бы одна штука удалась… (Взвизгивает.) Уж как бы хорошо было!

2-й мужик.

Ты смотри, бумагу-то не затеряй. За нее тоже денежки плачены.

Таня.

Будьте покойны. Ведь только чтобы подписал он?

3-й мужик.

А то чего ж еще? Подписал, скажем, и крышка. (Перевертывает чашку.) Да будет уж.

Таня (сама с собой).

Подпишет, вот увидите, подпишет. Еще кушайте. (Наливает.)

1-й мужик.

Только охлопочи насчет свершения продажи земли, миром и замуж можем отдать. (Отказывается от чая.)

Таня (наливает и подает.)

Кушайте.

3-й мужик.

Только сделай: и замуж отдадим и на свадьбу, скажем, плясать приду. Хоть отродясь не плясывал, плясать буду!

Таня (смеется).

Да уж я буду в надежде. (Молчание.)

2-й мужик (оглядывая Таню).

Так-то так, а не гожаешься ты для мужицкой работы.

Таня.

Я-то? Что ж, вы думаете, силы нету? Вы бы посмотрели, как я барыню затягиваю. Другой мужик так не потянет.

2-й мужик.

Да куда ж ты ее затягиваешь?

Таня.

Да так на костях исделано, как куртка, по сих пор. Ну, на шнуры и стягиваешь, как вот запрягают, еще в руки плюют.

2-й мужик.

Засупониваешь, значит?

Таня.

Да, да, засупониваю. А ногой в нее ведь не упрешься. (Смеется.)

2-й мужик.

Зачем же ты ее затягиваешь?

Таня.

А вот затем.

2-й мужик.

Что ж, она обреклась, что ль?

Таня.

Нет, для красоты.

1-й мужик.

Пузу, значит, ей утягивает для хвормы.

Таня.

Так так стянешь, что у нее глаза вон лезут, а она говорит: «еще». Так все руки обожжешь, а вы говорите: силы нет.

(Мужики смеются и качают головами.)

Таня.

Однако я заболталась. (Убегает смеясь.)

3-й мужик.

Вот так девушка насмешила!

1-й мужик.

Да уж как аккуратна!

2-й мужик.

Ничего.

Три Мужика, Кухарка, Старый повар на печке. Входят Сахатов и Василий Леонидыч. У Сахатова в руках ложка чайная.

Василий Леонидыч.

Не то чтобы обед, a déjeuner dînatoir.[8] И прекрасный, и вам скажу, был завтрак: поросячьи окорочка — прелесть! Рулье отлично кормит. Я ведь только сейчас приехал. (Увидев Мужиков.) А мужики опять здесь?

Сахатов.

Да, да, это всё прекрасно, но мы пришли спрятать предмет. Так куда же спрятать?

Василий Леонидыч.

Виноват, я сейчас. (К Кухарке.) А собаки где же?

Кухарка.

В кучерской собаки. Разве можно в людскую?

Василий Леонидыч.

А, в кучерской? Ну, хорошо.

Сахатов.

Я жду.

Василий Леонидыч.

Виноват, виноват. А, что? спрятать? Да, Сергей Иванович, так вот что я вам скажу: мужику, одному из этих, в карман. Вот хоть этому. Ты послушай. А, что? Где у тебя карман?

3-й мужик.

А на что тебе карман? Ишь ты, карман! У меня в кармане деньги.

Сахатов.

Ну, где кошель?

3-й мужик.

А тебе на что?

Кухарка.

Что ты! Молодой барин это.

Василий Леонидыч (хохочет).

А вы знаете, отчего он испугался так? Я вам сейчас скажу: у него денег пропасть. А, что?

Сахатов.

Да, да, понимаю. Ну, так вот что: вы поговорите с ними, а я покамест незаметно положу вон в эту сумку — так, чтоб и они не знали, не могли ничем указать ему. Поговорите с ними.

Василий Леонидыч.

Сейчас, сейчас. Ну, так как же, ребятушки, купите землю-то? А, что?

1-й мужик.

Мы-то предлегаем как всей душой. Да вот всё не происходит в движение делу.

Василий Леонидыч.

А вы не скупитесь. Земля — дело важное. Я вам говорил — мяту. А то можно табак еще.

1-й мужик.

Это двистительно, всякие продухты можно.

3-й мужик.

А ты, отец, попроси батюшку. А то как жить? Земля малая, — курицу, скажем, и ту выпустить некуда.

Сахатов (положил ложку в сумку 3-го мужика).

C’est fait.[9] Готово. Пойдемте. (Уходит.)

Василий Леонидыч.

А вы не скупитесь. А? Ну, прощайте. (Уходит.)

Три Мужика, Кухарка и Старый Повар (на печке).

3-й мужик.

Я говорил: на фатеру. Ну, по гривне, скажем, отдали бы, по крайности покойно, а тут помилуй Бог. Деньги, говорит, давай. К чему это?

2-й мужик.

Должно, выпимши.

(Мужики переворачивают чашки, встают и крестятся.)

1-й мужик.

А ты помни, как он слово закинул, чтоб мяту сеять? Тоже понимать надо.

2-й мужик.