Иван Истомин - Первые ласточки
Илька успел вечером списать и срисовать только две страницы. Уже все спали, кроме мамы, а он еще корпел и чуть не опоздал в школу.
На первом уроке решали на классных счетах, складывали и отнимали единицы, двойки, тройки, записывали на доске и в тетрадках. Но Ильке не сиделось — он вынул из сумки самодельный букварь. Нет-нет да шуршал им, чтоб обратить внимание Якова Владимировича. Федюнька шепчет рядом: «Подними выше…» Илька поднимал выше, а учитель не видит все равно. Возится с непослушной Мотькой — она никак не понимает по-русски «два» и «три». Пришлось учителю объяснять по-зырянски. Девочка поняла, обрадовалась и записала на доске: 2 + 3 = 5.
— Иди, запиши в тетради, — сказал учитель.
— А почему Илька… Почему Иля дразнится все время? — морщилась девочка. — Показывает какую-то бумагу, а мне мешает думать.
— Какую бумагу? — учитель строго посмотрел на Ильку.
Тот наклонил ниже голову, убрал самоделку под тетрадку.
— Нельзя мешать другим, да еще дразниться. — Яков Владимирович сказал это внушительно, а потом кивнул на соседа Ильки: — Пойдет к счетам Веня.
Венька знал счет хорошо, десятками, как Илька, видно, научил его покойный отец, Иуда-Пашка. Смуглый, но светловолосый, с курчавыми прядями, будто в шапке из овчины, Венька русским языком владел плохо — долго просидел взаперти.
Яков Владимирович улыбнулся:
— Ты, Веня, как Пушкин в детстве. — Учитель обратился к классу: — О Пушкине слыхали, нет? Пушкин — великий русский поэт и писатель. Скоро будем учить его сказки.
— Венька — Пуш-кин… — хихикнули вокруг.
Илька читал в «Безбожнике» про Пушкина и запомнил эту фамилию. Но какие у него сказки, он не знал. Однако, наверно, не лучше, чем рассказывает бабушка Анн.
…Когда урок кончился, Илька все-таки решил похвастаться учителю, что купил в лавке пять листов бумаги, разрезал их, сшил в тетрадку и начал рисовать самодельный букварь.
— А-а, вон что… — заинтересовался учитель и взял самоделку. — Да-а, смотрите-ка! Получается вроде. Только карандашом…
— И жилами сшит, — сказал Венька.
— Я нарисую всю первую половину, а букварь отдадим кому-нибудь, — заявил Илька.
— Мне-э!.. — послышались вокруг них ребячьи голоса.
— Тихо, тихо, — унимал Яков Владимирович и отправился в учительскую, чтоб показать самодельный букварь. Когда кончилась перемена, Яков Владимирович пришел в класс с самоделкой. Перед тем как начать учить буквы дальше, сказал ребятам:
— Вот, похвалили учителя. На, бери, Иля, но рисуй только дома…
— Я быстро, — радовался Илька.
— Не торопись, а то испортишь. — Учитель продолжил урок.
Через несколько дней Илька принес в школу самодельный букварь. Учитель и ребята хвалили Ильку, хотя учебник далеко не был таким, как всамделишный. А букварь Илька, Венька и Федюнька отдали учителю.
— Мне-э!.. — послышались опять голоса ребятишек.
А кто-то даже воскликнул:
— Лучше разрисованную!..
— Шиш! — ответили Илька и Венька. И Федюнька хотел что-то добавить, но осекся — услышал строгий голос учителя:
— Тихо!.. Бери, Мотя, букварь. Ты живешь дальше всех… Молодец, Илька!
Глава 20
Новый ученик
1Утром начался буран, но Илька все равно собрался в школу — на нарточках его повезли Петрук, Венька и Федюнька. Ветер со снегом встречный, но ребята добрались быстро.
На первом уроке знакомились с новой буквой. Яков Владимирович показывал картинку — красивая ухоженная кошка с белой шерстью, коричневой головкой, с огромными зелеными глазами и синим бантиком на шее.
— Кто тут нарисован? — спросил учитель.
Класс сразу же поднял руки, а Федюнька обе:
— Кань!..
— Правильно. Но это по-зырянски. А по-русски?
— Киска!.. — ответили хором.
«Кошка», — хотел сказать Илька, да учитель опередил.
— Кот или кошка! А не просто киска, — уточнил он. — Давайте будем называть «кошка». — Яков Владимирович поворачивался то в одну сторону, то в другую. — Значит — «кошка»! Какой же звук слышится в самом начале? К-ошка, к-ошка…
Разом, как мелкий лес, поднялись руки.
Учитель кивнул головой.
— Скажи ты, Дима.
— Кэ, — быстро ответил белобрысый мальчик, чуть-чуть привстав.
— Верно. Только надо говорить не «кэ», а «к», — поправил Яков Владимирович. — Слышится звук «к». А пишется он вот так… — Учитель взял из разрезной азбуки букву и показал.
А Ильке было неинтересно — он уже давным-давно знал все это. Даже рисовал ту самую кошку, но у Якова Владимировича раскрашено чудесно, а у Ильки лишь простым карандашом.
В перемену Илька не ходил никуда, сидел за своей партой. Федюнька и Венька выбежали во двор и вскоре прибежали покрасневшие, облепленные снегом.
— У-ух-х!.. — дрожали они. — Буран стал еще сильнее.
— Приехали зачем-то оленеводы, — добавил Федюнька. — Целых три нарты.
Пришел учитель и привел еще одного ученика — крупного паренька в черных тобоках, подстриженного «под горшок».
— В классе у нас будет еще один ученик. Зовут его Федей… — Учитель держал мальчика за плечи. Но тот тихо поправил: «Зовут Педей». — Как, как? Педей? А-а, не Федей, а Педей. Он сын оленевода, поэтому опоздал. А привел его отец вместе с Романом Ивановичем… Куда же я посажу тебя, Педя?.. Вот сюда, пожалуй. Потеснятся двое — ничего. — И посадил Педю за парту перед Венькой. Дал ему тетрадь в клетку и карандаш. Мальчик удивленно вскинул черные густые брови и стал в руках вертеть карандаш.
Все в классе уставились на новичка, на его волосы, на тобоки, на плотную спину, обтянутую голубой рубахой без пояса.
— Педя… Педька… — прыскали вокруг ребята.
Маленький Федюнька теребил Ильку:
— Мне совсем не видно учителя.
— Тихо, тихо. — Яков Владимирович заметил, как осторожно открывается дверь. — Кто там?
Ученики повернулись назад. Дверь приоткрылась, и в класс просунулась голова без капюшона. Она походила на Педькину, а ниже еще одна голова, только в капюшоне и, видать, женская.
— Педька, ты живой? Где ты? — сказал мужчина и удивился. — О-о, ребятишек-то сколь!..
— Я здесь! Учусь!.. — дрожащим голосом ответил Педька и встал, потом увидел мать, сел и захныкал.
Женщина за дверями простонала:
— Пропадешь ведь!
Весь класс засмеялся, а Яков Владимирович, чуть улыбнувшись, строго сказал:
— Не пропадет? Закройте дверь, не мешайте…
Педька оказался смышленым — стал писать ровнее и называть правильно буквы. Тогда Яков Владимирович вызвал его для счета. Учитель объяснил принцип счета и велел отложить единицу. Он отложил быстро. Потом Педька записал мелом единицу на доске.
— Молодец, — сказал учитель и попросил мальчика найти на счетах «два» — «кык» и тоже записать.
Педька нашел двойку быстро, но не мог записать — не запомнил. Тогда Яков Владимирович подал ему его тетрадку и велел посмотреть. Он нашел и записал цифру два, потом три, и четыре, и пять — до семи, сколько успели выучить. И опять Педьку похвалил учитель.
— У меня был дедушка Озыр-Як, — тихо начал Педька, свесив голову. — Совсем неграмотный старик…
— Громче! — крикнули с задней парты.
Педька прибавил голос:
— Бывало, разуется у очага-костра и заставляет нас разуться. Считает оленей по пальцам рук и ног. Помнил каждую голову. Две тысячи голов…
— Фию-у!.. — свистнул кто-то, а учитель удивился такому счету.
Педька заявил, что счет он мало-мало знает, так что учиться ему незачем…
Учитель, однако, не согласился с ним — не годится по дедушкиному методу по пальцам считать оленей. Но Педька дернул плечом и заговорил, хныча:
— Дедушка Озыр-Як был умный человек. А потом напали бандиты из-за Камня-Урала. Они украли половину стада и дедушку убили. Похоронен он тут на кладбище… — И пошел на место, рыдая.
— А-а… — пораженно протянул класс. — Дедушку бандиты убили!
Учитель стал успокаивать Педьку.
На переменке Федюнька пожаловался Якову Владимировичу: он маленький ростом, и видеть учителя мешает Педька. Федюньку пересадили на место Педьки, а тот сел с Венькой и с Илькой. Все равно близко к общей сумке.
Следующим уроком было рисование. Яков Владимирович принес разноцветные обложки от тетрадей — голубые, розовые, желтые. Объяснил — рисовать должны то, что он покажет на доске, и раздал каждому по листочку. Пока Яков Владимирович чинил ученикам карандаши, Педька начал что-то черкать на бумаге.
— Ты что делаешь? — учитель коснулся его. — Рано еще…
— Во, смотри, что получается у меня. — Педька оторвался от бумаги и повернулся к учителю.
— Надо говорить не «смотри», а «смотрите». — Яков Владимирович взял розовый листок. — О, чум! Олени! Нарты! Люди! Где научился?