Игорь Ефимов - Суд да дело
Но зрителей в галерее почти не было. Один, два. Жаль, что интерес к искусству идeт на убыль. А вот, наконец, и нужная дверь. С плакатиком: Ашот Багразян. ОТРАЖЕНИЯ.
Да, теперь Кипер вспомнил. Ашот рассказывал ему о своей идее. Ведь что главное в искусстве? Разрушить однозначность образа, не так ли? И, может быть, в фотографии это труднее всего. Камера фиксирует то, что видит. Ей не втолкуешь. Она только механизм. Даже самая современная и дорогая. А что если подсунуть ей невинный обман? Один образ, наложенный на другой? Чтобы они расширяли и обогащали друг друга?
Целый год Багразян охотился за такими наложенными картинками. И теперь устроил выставку своей добычи. В стеклянной стене небоскрeба отражалась освещенная солнцем церковь. Ребeнок на трeхколeсном велосипеде проехал мимо лужи - и она успела поймать и передать фотокамере его размытый силуэт.
Да, всe это было славно, занятно, красиво. Кипер испытывал искреннее облегчение. Можно будет хвалить, не лицемеря. Особенно - не забыть бы! - вот это окно кафе, за которым люди спокойно обедают посреди снующих отражeнных автомобилей.
Он вернулся к этой фотографии ещe раз. Обойдя весь зал. И тут его застал запыхавшийся автор. Сам ловец волшебных отражений - Ашот Багразян.
Он сиял. Он был благодарен своему единственному - последнему! - зрителю. Он впивал его похвалы и поздравления. Он потащил его в соседний ресторанчик.
- Ты не думай - в первые дни была толпа. И рецензии в газете, и репродукции в журнале. Продано штук пятнадцать, галерейщик доволен. С издателем - переговоры об альбоме. Но не это, не это главное... Не могу должен кому-то рассказать!.. Что ты будешь есть?.. Доверяешь мне?.. Хорошо... Сейчас он принесeт бутылку вина... Хотя я и так как пьяный вот уже целый месяц...
...Да, она пришла на открытие... Эта женщина... Я не сразу обратил на неe внимание. Знаешь, как это бывает на таких приeмах.... Толкотня, шампанское, улыбочки, пустая болтовня... Голова всe ещe забита мелкими тревогами... "Ах, надо было поменять эти фотографии местами!.. Эх, у этой на рамке пятнышко ржавчины..." Я заметил еe, потому что она застряла у моей любимой... Помнишь где закатное солнце на вершине горы, а вершина - в окне туристского автобуса...
- И сквозь стекло какой-то старикан грозит пальцем?
- Вот-вот. Предмет моей гордости. Автобус стоял всего десять минут. Снял как охотник летящего гуся! Я к ней подошeл, стал рассказывать, куда мы ездили, как называется гора и как я упросил водителя чуть подвинуть автобус вперeд, чтобы поймать нужный ракурс... А она! Знаешь, что она мне сказала? Я ушам своим не поверил... Она сказала, что ей особенно нравится цветовая гамма... Что закатные краски - как... У тебя от этого имени никакой звоночек не брякнет, но у меня... Она сказала: "Цвет - как у Сарьяна". Представляешь!..
Багразян схватил принесeнную официантом бутылку, разлил вино.
- Знаю, знаю, ты меня считаешь помешанным на армянской теме... Но Сарьян у нас - король живописи... Как у евреев - Шагал, как у испанцев - Пикассо. Это имя - как пароль. Когда слышишь его - будто встретил земляка или соседа из родной деревни... Конечно, я уже не отходил потом от этой женщины... И мы ушли тоже вместе... Сидели в этом самом кафе, вон за тем столиком... Как тебе объяснить?.. Встречал ты когда-нибудь женщину, которая ничего - абсолютно ничего! - не боится? Которая не обращает внимания на условности, на правила хорошего тона?.. В какой-то момент я, конечно, спросил, замужем она или нет. И знаешь, что она ответила? Сказала, что не помнит. Представляешь? Я чуть под стол не свалился. "Не помню". И даже не улыбнулась. Официант, нельзя ли нам баночку аджики?.. Как нет?.. К этому мясу обязательно нужна аджика... В следующий раз принесу свою...
- Но сама-то она не армянка? - спросил Кипер.
- Нет, чистокровная американка. Но у неe на прежней работе была любимая подруга - у той родители из Армении. И Лора часто бывала в их доме. Наслушалась там разговоров, насмотрелась фотографий. Знает, где озеро Севан, где город Эчмиадзин, куда течeт Аракс. Готова слушать про Армению часами. Ей не нужно объяснять нашу судьбу. Маленький народ, который пережил столько империй!.. Персидскую, Римскую, Византийскую, Монгольскую, Турецкую... "Загадка и подвиг" - вот что она сказала про нашу историю. Видишь - ничего не боится! Даже громких высоких слов.
- Тебе нужно наконец съездить в Армению, - сказал Кипер. - И взять с собой полный чемодан плeнки.
- Да, мы и об этом с ней говорили. А что - если издатель подпишет со мной договор, всe брошу и полечу. Мы с Лорой даже составили список городов, которые нужно посетить. Но представляешь: я ей называю города, а она меня поправляет. Меня! Конечно, я знаю, что Эрзерум сейчас в Турции. Но ей-то, ей-то откуда это знать? Да я ей руки целовал за эту поправку.
...Нет, ты не усмехайся. Не всe время мы про Армению разговариваем. Просто я не люблю эти наши мужские откровенности, поэтому подробности опускаю. Но одно тебе могу сказать: такой женщины я ещe не встречал. Непокорная во всeм. А в интимные минуты даже, я бы сказал, делается тиранкой... Я ей потом прочитал из нашего Исаакяна: "Твоих бровей два сумрачных луча / Изогнуты, как меч у палача". Ей понравилось. Но она сказала, что если я жду от неe послушности и покладистости, меня постигнет разочарование. "Оставим эти свойства растениям", - сказала она.
- Что?! - поперхнулся Кипер.
- Это у неe такая присказка. Она работает в какой-то лаборатории с растениями, изучает их язык.
- Но ты!.. Ты ведь сказал... Как еe зовут?.. Ты сказал: Лора.
- Слушай, зачем так вопить?.. Я не глухой... Лора, да... Сокращeнное от Долорес. Друзья зовут еe Долли. Но мне больше нравится Лора.
- Но ты... Ты ещe говорил, что она ничего не боится!..
- Говорил. И сейчас повторю: очень, очень храбрая.
- Ха!.. Такая храбрая, что всe внутри каждую секунду звенит от страха... А знаешь ли ты... Ты знаешь, что она замужем?
- Конечно. Потом-то она созналась. А ты что - знаком с ней?
- Я знаю еe мужа. Это тот самый, который устроил нам банкет.
- Ах, вот оно что... Теперь понимаю. Я послал ему пригласительный билет на двоих на открытие выставки. Наверное, он не смог прийти, и она пошла одна. Да, судьба знает, как сводить людей. Но я тебя очень, очень прошу: если встретишь еe, не говори, что я назвал еe тиранкой. Она может обидеться. Смелые женщины бывают особенно обидчивы. Недаром наш Саят-Нова учил только воспевать их и восхвалять, восхвалять и воспевать. И как он умел это делать! Вот послушай:
Ты драгоценна вся насквозь, твоя сверкает красота,
Волна твоих густых волос янтарной нитью повита.
Глаза - два кубка золотых, гранeных чашечек чета,
Ресницы - строем острых стрел разят, пронзая, нежная.
II-5. Доктор Анна Деборович
- Я росла в семье пастора, и Библия была в нашем доме главной книгой. Не думаю, чтобы кого-то из сидящих в этом зале так охраняли в детстве от соблазнов и искушений, как меня. Волны греха и разврата плескались за стенами нашей церкви - а она гордо рассекала их, сияя позолоченным шпилем. Мы принадлежали к избранному меньшинству, нас ожидало спасение и вечное блаженство. Наши детские сердечки раздувались от важности и тщеславия. Весь остальной мир заслуживал только жалости и презрения. Конечно, Господь учил любить ближнего своего. Но ведь ближний - это тот, кто верит в Господа так же, как ты. А остальные? С ними даже не о чем было говорить. Любить их было бы нелепо. Только жалеть.
В луче прожектора глаза выступавшей мерцали, как неоновые огоньки. На шее у неe висела пышная гирлянда миролюбивых цветов. Ряды зрителей уходили в полумрак. Киперу досталось место с краю. Он пришeл поздно и не успел осмотреть зал как следует. Он мог тешить себя надеждой, что Долли тоже пришла послушать. И прячется где-то в глубине. Его соседка возбужденно обмахивалась тонким журнальчиком. Ему доставались обрывки журнального ветерка.
- Но оставлять подростка наедине с Библией - не совсем безопасное дело. Его въедливый ум - за неимением другой пищи - начнeт впиваться в библейские истории глубже, чем надо. Недаром в течение тысячи лет Библию запрещалось переводить. Хочешь читать - иди в монахи и учи латынь. Под присмотром наставников и истолкователей. А за попытки переводить на французский, английский, немецкий могли сжечь живьeм. Чтобы прикоснуться к священным текстам, требовалась специальная подготовка. Иначе человек слишком легко мог впасть в растерянность и сомнение. Как это и случилось со мной, когда я дошла до истории Иакова и Рахили. Ведь он взял еe в жeны, когда уже был женат на еe сестре Лии! Великий библейский патриарх был двоеженцем - как это понять?
Невнятный шум прокатился по рядам. Но докладчица отмела его решительным взмахом руки.
- Мало того! Рахиль долго не могла родить и предложила мужу свою служанку Валлу. Это уже третья! И та зачала, и родила, и Рахиль приняла ребeнка "на колена свои" и объявила его своим сыном. Когда я прочла это место, волна какой-то стыдной радости или радостного стыда прокатилась по мне от умной макушки до крепких розовых пяток. Я исподтишка стала подглядывать за родителями: да знают ли они про это? Читали сами? Но спросить не решалась. Тем более что в той же тридцатой главе сразу шла и история про мандрагоровые яблоки. А-а, вы подзабыли эту историю? С удовольствием напомню. Иаков любил Рахиль и проводил с ней почти все ночи. А нелюбимая Лия оставалась одна. И однажды еe сын Рувим нашeл в пустыне мандрагоровые яблоки. Рахиль стала просить у сестры этих яблок, потому что считалось, что они помогают забеременеть. Ведь Рахиль никак не могла зачать. Но Лия сказала ей: "Дам, но пусть муж наш Иаков войдeт сегодня ко мне и ляжет со мной". И Рахиль согласилась! По сути, сдала мужа в аренду. За яблоки!.. Было тут от чего закружиться юной головке...
