Разбирая огонь - Александр Уланов
— наверное, бумажки вокруг носа можно поджечь, если сразу броситься в море. Сдать работу не сдав
— пеликан завидует двум лебедям неподалёку, один из них неподвижен, что ближе к берегу, другой вертится вокруг своей оси, уступая хвостом роль руля течению. Слон осторожный, в непривычной компании, на непривычных высотах (пятьдесят метров). Мелкая и непрестанная влага в воздухе неосторожна — предположение прикосновения в самом движении, мармеладная прослойка сумрака желания. Неустойчивость форм и опоры (ноги и взгляда) — быть выбранной венецианской улицей. Будь, пожалуйста, хитростью дерева
— слон не пробует летать? за летучей пилорыбой? ходить по водяной пыли? насколько трудно выйти из «всё того же» — всё тех же листьев, тех же селёдок. Не помогает ли посторонний, встречающий /создающий различие? Не чувствую твоего отъезда — кажется, что это я, утонув в работе не показываюсь, а ты с моими глазами на плече
— Понж о возможности различия в самой симметрии («Мы выпутаемся из деревьев только за счёт самих деревьев»)
— квартира ворочается в пустоте, усы собрались в кучи (теплее спать?)
— тебе доколумбовый для закрученной воды — обвиться и меньше уставать. Сороконожки из волос с головы, не с усов
— определённо направляющаяся вереница изгибов парусов — водонагревателей. Сон в толщину листьев лука. Сороконожки скользят слюдой? хранишь в волосах сон, а они бегают на его энергии?
— безвоздушная спешка оседает взглядами в корытах отражения. Память сейчас выдумывает себя
— кости китов продолжают выделять китовое масло много лет после смерти, в китовом музее стоит бутыль, в которую ещё десять лет будет стекать масло. Кит несёт в себе или на себе кусочек земли — лучший проводник по средиземноморью
— кит и с кусочком воздуха. Несёт землю и взгляд на неё, дельфин выпрыгивает с ним. Не родственники ли китам подсолнухи с их белыми масляными косточками?
— сто восемьдесят арок королевского двора — хороводы пуговичных прострелов на праздничных пяльцах кружевниц-куртизанок, в щели игорных домов скатывать ломоту победы. Французские галереи замкнуты в квадрат и открыты в две стороны, чтобы легче было сбежать и спрятаться
— сто восемьдесят арок кажутся поворотом назад, растянутым на целую окружность. В галереи прячутся от внешнего, чтобы ещё сильнее толкаться внутренне
— с другой стороны мостков трава была совершенно сухая, пытаюсь снять её, а она моментально расцветает во взгляде
— (с) тобой всё быстро меняется
— приближается воздух? медленно проводами
— не остановить кружение вокруг ипподрома, стенами коврами ракушек, ожидая не заходящим ни в семь, ни в девять солнцем
— не лошадью птицей к земле касания
— вечер! Маленькой мороз камерой размером с синий лепесток, слегка пьяными от прикосновения к плечам и вискам усталости волосами к твоему зубу
— Сицилия или Сиена-Неаполь?
— скорее середина, но подожди до завтра. Известью в горении
— тебе письмо с вопросом о существовании поезда. Небо вечером сталью, ночью чугуном
— не спеши, красными щеками от
— свитер в Москву. Бегом между холода
— на границе сна — вода расправляет камни каждый раз иначе, чтобы уместить не выпитые трещины дождя — в теплые скобки запахов ночного света
— картами ярким небом к спящему вулкану сна конусом в круг юга ночью теплея новыми холмами старых камней
— книга Рабате у меня с собой. Влагой человека в осень
— прося/принося сон будущим древнеримским солнцем
— луковицей перочинного дня разматывая голову вдоль переспросов сна сном
— Паскаль о да Винчи: «Леонардо не испытывал откровений. Рядом с ним никогда не открывалась пропасть. Пропасть бы его заставила задуматься о мосте. Пропасть послужила бы экспериментам над какой-нибудь большой механической птицей». Можно ли иметь «пропасть под рукой» и думать о птице?
— не о мыслящем тростнике? Не инженерные способы — принять пропасть как данность, порадоваться, что она для чьего-то полёта, чьей-то свободы
— пропасть в каждом шаге. Возможно, страх пропасти зависит от точки опоры (ноги, хвост, голова) (подруга, повредившая позвоночник, теперь в инвалидной коляске. Береги себя — не мне говорить, но всё же — обнимая хвостами головы)
— змея не боится пропасти, может медленно стечь. У птицы опора на крылья, ненадёжная, береги ты больше
— облачно уже, и чайки вниз головой
— сняв красных вылезающих еду сильным дождём встречать
— из дыма дома еле дыша морем прячущимся тобой городом
— река морем выше дамбы. Грею воду навстречу
— на мосту тебя находя город отдаляя туманом людей возвращая солнцем; Лапицкий книгами голосом; вечер твоими губами в памяти города
— туман приближает солнце уточняет ночь открывает губы мосты
— сон окружает темноту в антресоли печей выступы холода искривленность линий ворота-взгляда. Бужу всех ночным беспамятным смехом. Окна в лабиринтах дистанций
— радуюсь, что совсем закружило городом
— е(де)шь?
— сплю в чём-то вроде облаков и во сне жду тебя выставленной наружу ногой, чтобы найтись в облаках — барочные ангелы, может быть, тоже подают знак своим, чтобы их не потеряли в крайне туманных областях — с не выспавшимися, и оттого облупленными, пятками. Укус лампы за ночь думает расправиться крылом бабочки. Канал переходит в бульвар плетёными беседками, разменивая направление на скорость, с какой откладывается ожидание. Спор двух колонн и материально незаинтересованной куклы застревает в домах, отрастивших животы между первым и вторым этажом, забывает о себе ло(м/в)ким пером воздуха
— многие бульвары — засыпанные рвы, они порой принимаются искать крепостные стены
— пока ракушки закрыты, им прилив сна тяготением книг
— тяготение темени в тени сна, мысленно ускоренная аллергия плавлением ночи вместо плавания, собирая из тонких памятей плот
— горлышками неровных признаний в сне, хвостиками звезд-отшельников
— за твоим моим сном растрёпанным мостом за стеклянным каналом с прячущимся в рыбе
— горошинами кофейных ожиданий
— бестолковая прядь безоконья
— провожая пропастью дня распусканий
— ковшом сеночерпателем поливая набережную не выспавшихся волос
— в сквере на рю Бродель у входа в красную церковь
Город ушёл из средних веков, оставив ворота, расположился позолоченной серединой в рококо — расцветая модерном на окраинах. Белым маком по голубой стали. Камень выходит в воздух переплетением острых веток, сосновыми шишками — а то и вилами-пилами-половниками. Змеи тянутся друг к другу над входом. Двери становятся крыльями. Встречают иронической улыбкой девушки. Окно нижнего этажа выбрасывает побег столь быстрый, что
