Толераниум - Татьяна Андреевна Огородникова
Поводом обострившейся ненависти между пиарщиками и финансистами стал суммарный отчет. Согласно ему количество участников акции по защите прав перуанских сумчатых лягушек равнялось количеству населения города, а синяков в сумме намерили шестьсот квадратных метров. Счетоводы оспорили групповой подход к оплате увечий и подали жалобу в юридический отдел. Большего вероломства и предательства невозможно было представить: ни себе, ни людям. У юристов Толераниума денежные споры обычно разрешались в собственную пользу.
Зато идеологам, которые расположились на втором этаже, финансисты отваливали денег столько, что в нулях запутаешься. Пропагандисты, политологи, политтехнологи, экологи и лоббисты с экспертами ковали кадры. Здесь готовили агитаторов, возмущенных лидеров из простого народа, формировали общественное мнение и формулировали тезисы народного гнева. Традиционный и привычный образ жизни, включая мысли и даже пристрастия в еде, объявлялся вредным и безнадежно устаревшим. Полезным и единственно правильным объявляли любое дуновение заграничного информационного ветра. С помощью обученных ветрогонов «правильное» общественное мнение разносилось во всех направлениях.
Пробиться в руководство Толераниума можно было только при наличии специфических особенностей характера.
Самый наглый и беспринципный толеран Воля Нетребо заведовал гендерным отделом. В его полномочиях значились щекотливые вопросы, связанные с поддержкой лиц, сомневающихся в своей или чужой половой принадлежности. Воля выбивал субсидии на операции, содействовал в решении споров, отстаивал неочевидную принадлежность заявленных гендеров… Нетребо настаивал, чтобы для совершения нотариальных и медицинских операций для ущемленных в гендерных правах меньшинств узаконили справки за подписью главы гендерного отдела. Воля очень не любил расставаться с деньгами, даже с чужими, и нажил кучу врагов, потому что придирчиво изучал и измерял синяки, после чего жестко отсеивал бытовые от производственных. Бытовые не подлежали оплате ни при каких обстоятельствах.
Судя по Волиным рассказам, жизнь порядком его потрепала. Тем не менее Воля имел хитрый раскосый глаз и живой ум, звериную интуицию и оформленную мускулатуру. Но самым главным его достоинством было безупречное умение взаимодействовать с людьми. Казалось, Нетребо мог одновременно находиться в нескольких лицах и нескольких местах, к тому же он имел допуск на третий этаж. В многочисленных интервью он отстаивал свою независимую гендерную принадлежность, хотя недоброжелатели распространяли грязные слухи о том, что предводитель отдела – многодетный моногамный отец традиционного семейства.
Как ни странно, главным конкурентом Воли по уровню влияния среди толеранов стал Георгий-Растаман, хотя в штат Толераниума пока не был принят. И протестующие, и отдел по связям с общественностью, и ювеналы, и даже финансисты недоумевали – как можно быть таким, с кем всегда и обо всем можно договориться! Как внештатный сотрудник Георгий щедро выписывал счета и ставил плюсики даже на заявленных в качестве полицейского беспредела кошачьих царапинах, бытовых ожогах и похмельном синдроме. Известный всему городу одноглазый ветеран уличной оппозиции Нельсон после атак своего бешеного кота регулярно получал содержание, которого вполне хватало и на прокорм животного. Помог ему в этом Георгий.
Еще одной заметной фигурой Толераниума стал бывший концертный директор Еремей Васильков, который в свое время прославился тем, что на подставные выступления двойников модных артистов набивал полные залы зрителей. За мошенничество Еремея наказали, но, освободившись после наказания, он стал еще изворотливее. Теперь его способности массовика-затейника пригодились для того, чтобы возглавить пиар-отдел Толераниума. Еремей мог в кратчайшие сроки нагнать толпу куда угодно. Агитацией Васильков не занимался, он пробуждал коммерческий интерес и изобретательно вылавливал народ с вокзала, из закусочных, подбирал возле винно-водочных отделов, дешевых гостиниц, дискотек и других одному ему знакомых мест. Еремей слыл невероятно успешным агентом по сбору народных масс и работал со всеми подразделениями по любым протестным направлениям. Васильков дорого стоил и нежно любил деньги.
Третий этаж Толераниума был засекреченным, таинственным и вообще закрытым для входа. По собственному желанию туда никто не ходил. Некоторых вызывали персонально, причем вызванные не всегда возвращались, а куда они девались после, никого не интересовало. Дальняя половина этажа и вовсе была перекрыта бронированными раздвижными дверями. Никто и никогда не видел, чтобы двери открывались или закрывались, и не слышал ни единого звука. Ночью сквозь плотно зашторенные окна третьего этажа пробивался мутный голубоватый свет.
Толераны не смели даже вполшепота строить догадки о назначении третьего этажа, тем более – забронированной части коридора. Большинство притворялись, что третьего этажа просто не существует, и при необходимости его называли неопределенно: «там», «оттуда», «туда».
28
Жители Венецка посмеивались, принимая за городских сумасшедших странно разодетых людей, бродивших по городу в обеденное время. К вечеру количество ряженых сильно возросло. Все подразделения Толераниума и особенно Еремей Васильков расстарались, чтобы Хеллоуин получился веселым и стал традиционным всенародным праздником.
Наташе было не до праздников. Она совсем потеряла голову от необъяснимой холодности Масика. Посоветоваться было не с кем, обращаться к доктору она не стала бы ни за что на свете. Наташа часто видела по телевизору одного беззубого лысеющего профессионала, который, брызгая слюной сквозь гнилые зубы, рассказывал, как решать семейные проблемы. Для начала он советовал купить гадкие игрушки в секс-шопе и пригласить в семейную постель третьего участника. А уж если это не помогло, следовало записаться к беззубому на прием. От всех трех предложений у Наташи выворачивало нутро. Она надеялась, что Масик и сам понимает, что между ними что-то сломалось, и молча, по-мужски, пытается решить проблему. Домашние хлопоты ее больше не радовали, но хотя бы отвлекали от навязчивых мыслей. Наташа решительно открыла шкаф, чтобы привести в порядок верхнюю одежду.
Да, она не сдержалась и обшарила карманы пальто Масика. Попавшаяся под руку бумажка оказалась не рецептом на медикаменты. Наташа достала из кармана билет в филармонию на сегодняшний вечерний фортепианный концерт.
Землякову на минуту парализовало, она не могла собрать в кучу ни мозги, ни мускулатуру. Мысли как шальные стреляли в голове. Наташа трясущейся рукой набрала номер брата.
– Вась, что это?
Рассказ про филармонию вызвал вполне закономерную реакцию Художника.
– Какая еще филармония, Наташ? У тебя крыша поехала? Твой мужик – единственный нормальный пацан из всех моих знакомых. Ему в филармонию ходить – все равно что мне вместо татуировок платья для новорожденных вышивать. Успокойся!
Наташа не могла успокоиться. Она должна знать, кого Масик пригласил на концерт в этот проклятый вечер.
В «Детском мире» костюмов для Хеллоуина не оказалось, ей посоветовали поискать в секс-шопе. Сгорая от стыда, натянув капюшон на голову, Землякова отправилась в секс-шоп.
Скучающий продавец радостно завалил прилавок новинками индустрии и не переставая твердил, что все эти штуки очень повышают качество семейных отношений.
