Набоковская Европа. Литературный альманах. Ежегодное издание. Том 2 - Евгений Лейзеров
Подход к литературе как к словесному творчеству у В. Набокова во многом единый с ОПОЯЗовцами. Мы сможем найти немало примеров этому у В. Набокова и ОПОЯЗовцев. Например, о романе Джеймса Джойса (1882—1941) «Улисс» (1922) В. Набоков так пишет: «Когда мы говорим „клише“, „стереотип“, избитая псевдоизящная фраза и так далее, мы подразумеваем, помимо всего прочего, что когда её впервые использовали в литературе, фраза была оригинальной и имела живой смысл. Заезженной она стала именно потому, что её значения сперва было ярким, метким и привлекательным, и её использовали снова и снова, пока она не стала стереотипом, клише. Таким образом, мы можем определить клише как кусочки мёртвой прозы и гниющей поэзии. Однако кое-где пародия прерывается. Джойс заставляет эту мертвую и гниющую материю обнаружить свой живой источник, первоначальную свежесть. Кое-где поэзия ещё жива. Описание богослужения, вскользь затрагивающего сознание Герти, по-настоящему красиво и исполнено светлого, трогательного очарования. Таково же и описание сумерек, и, безусловно, фейерверк – кульминационный отрывок, приведенный выше, – по-настоящему, нежный и прекрасный: мы по-прежнему ощущаем свежесть поэзии, ещё не превратившейся в клише». [В. Набоков, 1999, С. 433—434]
Эти набоковские фразы так похожи на высказывания В. Шкловский из его известной статьи «Искусство как приём»!
ВТОРОЕ СООТВЕТСТВИЕ И БЛИЗОСТЬ ВО ВЗГЛЯДАХ НА ИСКУССТВО
Духовное соответствие и близость В. Набокова и ОПОЯЗовцев во взглядах на искусство можно показать на примере работ Б. Эйхенбаума. Как известно, перед тем, как официально вступить в ОПОЯЗ в 1918 г., Б. Эйхенбаум имел небольшую популярность в русской литературной критике, используя философский метод анализа литературных феноменов. Поначалу ему претили новаторская дерзость русских футуристов, их стремление шокировать буржуазию. Переворот во взглядах Б. Эйхенбаума стал показательным литературным событием, знаменующим значительную трансформацию, происходящую в культурной атмосфере. Вступив в ОПОЯЗ, Б. Эйхенбаум сразу опубликовал свою ставшей известной статью «Как сделана „Шинель“ Гоголя», в которой он настаивал, что успех «Шинели» Гоголя во многом зависим от её «лингвистического механизма». Б. Эйхенбаум полагал, что литература не что иное, чем словесное искусство. Он писал, что в этом известном произведении различные каламбуры и двусмысленности играли чрезвычайно важную роль в композиции повести. Все ОПОЯЗовцы были согласны с его замечанием, потому что, по их взглядам, в построении произведений важны не идеи, а приёмы, важна не социальная задача, а сцепление приёмов. Как известно, совсем в духе Б. Эйхенбаума В. Шкловский в дальнейшем написал статью «Как сделан Дон Кихот?».
В этом вопросе с ним вполне может быть согласен и В. Набоков. По его мнению, литература не что иное, как просто игра слов, и конечно, такая литература должна быть отдельной от общества или толпы и не должна отвечать за них. Ввиду того, что он почти всю жизнь прожил за границей СССР, он мог высказывать все, что он хочет, невзирая на мнения оставшихся на Родине. Как известно, во многом благодаря тому, что «Ревизор» и «Мёртные души» были высоко оценены В. Белинским, эти произведения стали классическими и литературными образцами русской словесности «натуральной школы» 19 века. Они и до сей поры крепко стоят на вершине русской литературы.
Однако, об этих произведениях В. Набоков думает совсем по-другому.. Он полагал, что ошибочно ставить успех этих двух произведений в зависимость от того, что они реалистично разоблачали тогдашнюю социально-бюрократическую машину режима в русской провинции, и т. д. Он даже высмеивает подобную точку зрения.
Успех «Ревизора» и «Мёртвых душ» действительно был чудом, только это был чудом языка. В. Набоков пишет: «Перед нами поразительное явление: словесные обороты создают живых людей». [В. Набоков, 1999, С. 83]
Русские революционеры-демократы видели в герое «Шинели» не только художественный образ, но и одно из условных исторических лиц. Однако В. Набоков видит в Акакие Акакиевиче Башмачкине только «призрак», который ненароком принял личину мелкого чиновника». «Русские прогрессивные критики почувствовали в них образ человека угнетенного, униженного, и вся повесть поразила их своим социальным обличением». [В. Набоков, 1999, С. 126] Для В. Набокова самое важное – это искусство, а все прочее должно быть поставлено на второй план. Он был недоволен В. Белинским именно потому, что тот декларировал примат общественных ценностей над художественными. Он писал: «если вы хотите узнавать что-нибудь о России, если вы жаждете понять, почему продрогшие немцы проиграли свой блиц, если вас интересуют «идеи», «факты», «тенденции» – не трогайте Гоголя… Не троньте его, не троньте. Ему нечего вам сказать. Не подходите к рельсам». [В. Набоков, 1999, С. 131]
Однако, подобные высказывания мы и найдем в откликах и в статьях ранних ОПОЯЗовцев. Мы хорошо помним, что ещё полвека тому назад В. Шкловский говорил, что «В основе формальный метод прост. Возвращение к мастерству. Самое замечательное в нем то, что он не отрицает идейного содержания искусства, но считает так называемое содержание одним из явлений формы». [В. Шкловский, 1990, С. 235] И сегодня, когда мы находим у В. Набокова подобные фразы, мы не должны удивляться: «Настоящий читатель не ищет сведений о России в русском романе, понимая, что Россия Толстого или Чехова – это не усредненная историческая Россия, но особый мир, создающийся воображением гения. Настоящий читатель не интересуется большими идеями: его интересуют частности. Ему нравится книга не потому, что она помогает ему обрести „связи с обществом“ (если прибегнуть к чудовищному штампу критиков прогрессивной школы), а потому, что они впитывает и воспринимает каждую деталь текста, восхищается тем, чем хотел поразить его автор, сияет от изумительных образов, созданных сочинителем, магом, кудесником, художником. Воистину лучший герой, которого создает великий художник – это его читатель». [В. Набоков, 1999, С. 26]
Однако, разве между В. Набоковым и ОПОЯзовцами было только сходство, но не было никакого различия? Нет, это не факт.
Различие между ними главным образом состоит в том, что они по-разному смотрели на вопрос о творческой личности. Согласно формалистам, литература эта внеличностная сила, некая система, существующая отдельно от творческой личности. Поэтому язык появился прежде идей. Личное сознание также не что иное, как продукт языковой системы. «Значение не было творимый продукт автором при помощи его личного и неповторимого внутреннего сознания, а продукт бывшей структурой языка». [Glynn M. Vladimir Nabokov, 2007, p. 49] К. Барт в своей статье «На смерть автора» пишет: «Если не было и А. С. Пушкина, „Евгения Онегина“ все равно бы кто-нибудь написал». В. Шкловский тоже говорит, что ему кажется, что не он пишет книгу, а время при помощи его рук пишет о себе.
Можно представить, что с этими мнениями, В. Набоков бы ни в коем случаю не согласился. Согласно его видению, в творчестве личный талант художника играет очень важную роль, без него не может быть никакого художественного произведения. Он же неоднократно подчёркивал: «Но есть только одна школа – школа таланта». «И в то время как художественная индивидуальность может воспроизводить только саму себя». [Набоков, 2002, С. 213]
Вот что такое несходство в подобном!
Список литературы
В. Набоков: Лекции по русской литературе / Набоков. В. М.: Издательство Независимая Газета, 1999.
В. Набоков: О Набокове и прочем. Интервью Рецензии Эссе / Набоков. В. М.: Издательство Независимая Газета, 2002.
В. Шкловский: О теории прозы / Шкловский. В. М.: Советский
