Помутнение - Джонатан Летем
– Обещай, что ты туда никогда не войдешь.
– Извини, но это здание выглядит так, как будто великан навалил кучу, то есть, конечно, с архитектурной точки зрения.
– Это здание выстроено в виде бургера, Александер. Прожаренного с кровью, с вытекающим мясным соком.
– А, то есть это не фекалии. Я немного торможу. Мне это напоминает картину Иеронимуса Босха, как по-твоему?
– Ты попал в точку. «Сисястые в аду». Так Кит сам его называет.
– Извини… а почему сисястые?
– Боже, ты и вправду такое невинное дитя?
– Просто объясни.
– Кит нанимает сюда официантками девушек с большущими сиськами, comprende?[37]
– Ну, я же не с другой планеты сюда прибыл. Но ведь это незаконно, разве нет?
– На сей счет нет никакого законодательства, хотя ты прав: это было бы незаконно, если бы такие законы были, но всякий, кто заходит туда, сразу все просекает. Интерьер ресторана освещен красными фонариками, да еще ультрафиолетовыми лампами, и все официантки ходят в белых обтягивающих майках, так что внутри заведение похоже на адскую пещеру, где подают блестящие красные бургеры, и куда ни кинь взгляд, везде эти грудастые девки в белых майках, ясно?
– Тебя это раздражает?
– Иногда да. Как, например, сегодня. Понимаешь, Кит мне как-то сказал, что подбирал их так, чтобы все они были похожи на меня образца пятнадцатилетней давности, когда мы с ним познакомились. Темненькая, небольшая – ну, не считая грудей. Когда-то я была такой. А теперь пообещай, что не зайдешь туда!
Они миновали вход в ресторан, но Тира прижалась к Бруно и вцепилась ему в предплечье, этим жестом подкрепив свою просьбу. Интересно, что Бруно для нее? Неужели Тира опасалась, что он начнет ее сравнивать с юными грудастыми двойниками – и это сравнение будет не в ее пользу? Он согнул локоть, позволив Тире взять себя под руку и тем самым превратив ее прикосновение в нечто более формальное, а еще избавив себя и от ее неуклюжей мольбы о поддержке, и от необходимости проявить галантность.
– Даю слово.
– Даже не заглядывай!
– А бургеры, должно быть, хорошие, судя по этой очереди. Я помню, как в Сингапуре Кит чуть было не затеял международный конкурс на лучший гамбургер.
– Как раз наоборот: его гамбургеры – барахло! Студенты сожрут что угодно, лишь бы это было большим и стоило четыре бакса. Ноздреватая булка, плавленый сыр да ломтик пластикового помидора из супермаркета. Выглядит этот гамбургер огромным, но просто Кит заставляет поваров плющить котлеты на гриле, отчего они расползаются вширь, и подают их обжигающе горячими. Сам Кит ни за что не стал бы там есть, хоть ты ему приплати.
– Он ест гамбургеры только за границей?
Они шли под руку, расслабленные, и так пересекли Чаннинг-уэй, оставив позади «Звезду смерти». Тротуары здесь тоже были запружены народом, но Бруно и Тира, не обращая внимания на окружающих, быстро продвигались сквозь толпу, точно воздушные пузырьки в пробирке с водой.
– На Дьюран-авеню, ближе к Баудич-стрит, есть закусочная «Слайдеры[38] Кропоткина», не знаешь ее? Это как бы панк-рокерская альтернатива «Зомби». Вот где Кит обычно ест, лицемер! Можем туда пойти, если хочешь.
– Да нет, я не голоден.
– Что, заторможен после трансатлантического перелета?
– Заторможен по многим причинам. Перелет – наименее существенная.
– Ты что-то принимаешь?
– Ничего особенного. «Тайленол».
– Думаю, ты мечтаешь о по-настоящему действенных лекарствах…
– Обещаю поделиться с тобой, когда получу их.
– После того как умер отец, я выпила целый пузырек морфина. Он перед смертью получил новый по рецепту. Я как раз познакомилась с Китом и была тогда похожа на девок из «Зомби». И сама была как зомби. Думаю, у Кита острый нюх на мертвых, ну то есть на тех, кто уже одной ногой в могиле. Он усадил меня в свой роскошный кабриолет и отвез в Биг-Сур, мы с ним на пару оприходовали папин пузырь морфина, поехали в Эсален и там трахались в горячей ванне на утесе, пока нас оттуда не выперли. А мы только хохотали до упаду.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Они свернули с авеню на Чаннинг и пошли под кронами эвкалиптов. Тира повернулась к нему, но руку не отняла, и они оказались словно сцеплены, как дверь и косяк.
– Я заканчивала школу, здесь недалеко, Александер. И ты ворвался в мою жизнь, в этом глупом городе. Если ты не хотел меня видеть, не надо было сюда приезжать. – Но ее аргументы были слабыми. Им не хватало убедительности. Встретились они в Сингапуре. Но он, впрочем, прекрасно ее понял.
– Строго говоря, я приехал сюда не по своей воле. – Бруно постарался сохранять безразличный тон, надеясь не показаться жестоким. Он просто не мог себе позволить согласиться с легендой, которую Тира вроде как сочиняла для них обоих. Пока нет.
– Зачем ты позвонил Киту, Александер?
– А он разве не говорил?
– Конечно, говорил. Ты хочешь показаться врачу.
– Да.
– И так уж вышло, что врач находится здесь.
– В Сан-Франциско. Это весьма необычный врач.
– Но ты же мог остановиться в Сан-Франциско.
Да, Бруно был бы рад так и сделать, но простая учтивость не позволила ему в этом признаться. Они зашагали дальше, вышли из-под крон эвкалиптов на угол Баудич и опять остановились. Если бы они свернули не в ту сторону, то могли бы прямиком дойти до Пиплз-парка, убогого пристанища ораторов-самоучек и отхожего места для городских бродяг, где Бруно в последний раз видел мать с ее дружком – в тот самый день, когда тщетно пытался донести до них мысль, что уезжает.
– Но Кит же платит, – как бы объяснил он свое решение. – За все.
– Он и про это мне сказал, а я не поверила.
– Так и есть.
– Вы только поглядите на него! И откуда ты такой взялся? Ты вообще существуешь?
– Самую малость. – «Я – призрак», – подумал он. Вот кем он хотел быть – призраком ее желания, тем, кто не может ни разочаровать, ни исчезнуть. Он чувствовал себя обреченным и на то, и на другое.
– Ты умираешь?
– Мне нужна сложная операция.
– Тебя будут резать?
– Очаг глубоко внутри, там, куда трудно добраться.
Она подняла палец, коснулась кончика его носа, потом приложила к его губам, точно моля замолчать. При этом жесте ее рука полностью утонула в мутном пятне. И Бруно вдруг охватил приступ ярости, ему захотелось продемонстрировать ей рентгеновские снимки на компакт-диске, засунутом во внутренний карман смокинга, который валялся на полу рядом с кроватью. Под влиянием этой безотчетной ярости он
