История из Касабланки - Фиона Валпи
Из хорошего: во всех номерах отеля были собственные небольшие балконы, с которых можно было наблюдать за происходящим на площади. Из плохого: первое – нам с Аннет пришлось делить одну кровать. Мы обе были не слишком довольны этой ситуацией, но одна из нас решила как-то приспособиться, в то время как другая стонала около часа. Несложно догадаться кто. И второе – из-под кровати неожиданно выскочил скорпион, что заставило нас обеих вскрикнуть. Я думаю, это нытье Аннет нарушило его покой. Он вскинул свое зловещее черное жало и пополз к сестре, которая просто окаменела.
Почти не раздумывая, я схватила стакан с прикроватной тумбочки и поставила его прямо над скорпионом. Ему это совсем не понравилось, и он начал угрожающе тыкать в стекло своим жалом, издавая короткие сердитые звенящие звуки. Потом Аннет побежала за папой, и он избавился от нашего обидчика. Это был не слишком большой скорпион, но папа сказал, что маленькие тоже могут быть крайне ядовитыми. Затем он на всякий случай осмотрел нашу комнату, но, к счастью, больше никого не обнаружил.
Ближе к вечеру мы отправились на прогулку по крепостным валам. Я вспомнила о том дне, когда стояла на пляже с Кензой и Ниной, потому что здесь тоже казалось, что даль нескончаема, а горы похожи на волны огромного океана, простирающегося до горизонта. На востоке начиналась пустыня, которая представилась мне еще одним океаном – морем пустоты, хотя война даже там сумела дать о себе знать, как и во всем остальном мире.
Мы вернулись в наш отель пешком через медину, находившуюся в самой верхней части города. Было очень интересно узнать, что местные женщины там – амазиги – не носят чадру, как в Касабланке и других городах, которые мы посетили по пути в Тазу. Вместо этого их лица покрыты татуировками, похожими на те, что были у продавщицы снов. Это делало их глаза какими-то слишком свирепыми на вид, суровыми и в то же время очень красивыми – как горный пейзаж.
С минарета раздался призыв к молитве. Мечеть сильно отличалась от красивой бирюзовой в Мекнесе и не менее прекрасных белых в Фесе, потому что была построена из голого кирпича. Расположенная в углу крепостного вала, солидная и деловитая, она напоминала крепость, построенную для защиты веры. Я вспомнила рассказ художника Гюстава Рейнье о свете в тех местах и поняла его правоту: свет там был как-то прозрачнее и мягче одновременно, и хотя город и окрестности выглядели очень мрачно и сурово, свет превращал их в нечто волшебное.
Я внимательно следила за всеми, кто, по моему мнению, мог подойти к папе, но в тот вечер ничего не случилось, даже отвлекающего маневра.
* * *
На следующий день мы снова ехали в машине, следуя туристическому маршруту, описанному в папином путеводителе. Он заверил маму, что наполнил канистры достаточным количеством воды и бензина, чтобы нам не пришлось покидать машину и мы нигде не застряли и не превратились в пищу для стервятников. На самом деле папа не говорил про стервятников, я просто подумала об этом. Для начала мы проехали вдоль хребта и полюбовались видами гор. На некоторых самых высоких вершинах еще оставались следы снега. Затем мы спустились к кедровому лесу, который тянулся к нам своими длинными ветвями, похожими на руки, словно пытался схватить нас и утащить в темноту под кроны деревьев. Мы двигались по глубокому ущелью, окруженные темно-красными скалами, совсем не похожими на серые глыбы на дороге в Тазу. Мама прочитала в путеводителе, что мы приближаемся к Пещерам Чиккера, и папа съехал на обочину, чтобы мы смогли пойти и осмотреть их. Казалось, из ниоткуда появился человек и поманил нас к горной расщелине. Я предположила, что он троглодит, обитающий в пещере, но когда папа спросил его об этом, оказалось, что он живет неподалеку в обычном доме и пасет овец на холмах. На нем была белая мантия, а за поясом торчала длинная палка. Папа поинтересовался пещерами, и мужчина сказал, что отведет нас туда, с некоторым сомнением глядя на маму и Аннет. Они с таким же сомнением посмотрели на него. Затем папа обернулся ко мне и вопросительно поднял брови, словно бросая мне вызов, желая убедиться, достаточно ли я храбрая, чтобы рискнуть и войти в пещеру. Зияющий черный вход, окруженный острыми сталактитами, похожими на длинные тонкие клыки, немного пугал. Но эти «зубы» заставили меня вспомнить о Феликсе, который ничуть не страшен. И еще я подумала: а что, если как раз этот человек был причиной, по которой мы отправились в поездку, а что, если именно в этот момент я нужна папе для маскировки? Поэтому я уверенно кивнула головой, принимая вызов.
Мужчина зажег два жестяных свечных фонаря и протянул один из них папе. Затем повел нас в темноту. Первая пещера оказалась не слишком большой. Мужчина провел нас по ней к узкому отверстию в скале в задней ее части, и мы попали в извилистый туннель, где с трудом пробирались по его каменистому полу то вверх, то вниз. Папа светил своим фонарем так, чтобы я могла видеть, куда безопаснее наступать, и я была благодарна ему за это. Я хорошо осознавала огромную тяжесть горы, нависшей над нашими головами, и непроглядность пространства за пределами небольшого круга света от фонаря, которое казалось темнее, чем самая мрачная ночь.
Наконец мы очутились в очень большой пещере. Нас окружало нечто невообразимое. Странные сталагмиты, вылепленные водой и временем в форме ульев, гигантских ванн и необычных статуй, поднимались снизу, где между ними протекала подземная река. Наш проводник держал фонарь высоко над головой, но местами свет так и не достигал потолка пещеры, находящегося где-то далеко над нами. Вырезанные в жестяной стенке фонаря узоры образовывали на стене мерцающие световые пятна в форме звезд, и казалось, что мы стоим в центре самой Вселенной. Затем мужчина подвел нас к невероятно высокому (примерно раз в пять выше папы) сталагмиту, на который можно было подняться по каскаду естественных ступеней, образовавшихся с одного его бока. Добравшись до его вершины, мы обнаружили там небольшие лужицы совершенно чистой воды, которая, по словам папы, просачивалась сквозь скалы на протяжении тысячелетий. С
