Лис - Михаил Нисенбаум
Но тут воспоминание из былой счастливой жизни сказало:
– Игорь Анисимович! Но вот теперь-то, с таким учебником, мы ведь вполне можем расширить программу по латыни? Хотя бы с полугода до года, а? Разве не досадно было бы завести рояль «Стейнвей» и играть только на трех клавишах? Наш институт станет главным центром по изучению римского права. Новые издания, научные конференции, пригласим Каталано[14]…
Водовзводнов слушал Тагерта, но думал не о римском праве и Каталано: не в Каталано дело. Сейчас Ученый совет и заведующие кафедрой не только не подчиняются ректорату в кадровых вопросах, но даже навязывают ему свои решения. Создать новый факультет, принять нового сотрудника или уволить негодного – на все нужно согласие этих дедушек и тетушек. В стране разгул демократии, и в институте проходу от нее нет. В который раз он обдумывал новый порядок дел. Следует изменить саму систему, при которой заведующие чувствуют себя бессменными и неуязвимыми. Нужна контрактная система. С хорошими работниками продлеваем контракты, с плохими расстаемся – без скандалов и судов: контракт закончился, не о чем говорить.
Давно пора показать этим ортодоксам, кто принимает решения. Пока Тагерт разливался насчет чтения в подлиннике Ульпиана, Павла и Модестина, ректор доброжелательно кивал и обдумывал ход предстоящей кампании. Безусловно, этого мальчика захотят съесть и невредимым он из схватки не выйдет. Но и старые завкафедрами на прежних позициях не удержатся. Ворчанием за шкафами в лаборантских дело не кончится – им придется выступить открыто против или открыто же поддержать новый порядок вещей и впредь знать свое место. Открытых сражений Водовзводнов не проигрывал.
– Вот что, Сережа, – перебил он Тагерта, выпуская клуб душистого дыма, – Напишите служебную записку на мое имя, приложите новую программу. Если бы все наши преподаватели относились к своим обязанностям, как вы, мы бы в три года Сорбонну переплюнули.
•Выборы ректора были назначены на следующий год. Меняется страна, меняются академические порядки. Водовзводнов, застав в ректорской должности последние годы Союза и начало новой России, не успел привыкнуть ни к одному из укладов. Прежде решение принимало министерство по рекомендации партийных органов. Не сказать, что тогда стать ректором было проще. Ректор государственного вуза – чиновник высшего звена. Случайные люди на такую должность не попадают. Институт – большое сложное хозяйство, кроме того, здесь работа с молодежью, не только обучение, но и идеологическая работа. Любой вуз, а стало быть, и ректор вуза, при советской власти всегда находился в поле зрения госбезопасности.
А что теперь? Появляются негосударственные вузы – мыслимое ли дело? Ректором становится тот, у кого есть деньги на такой бизнес. Или тот, кого наняли для подобной работы. В государственных вузах теперь ректора выбирает коллектив. Но утверждает комитет по высшему образованию, то есть все-таки государство. Выборы нужны для того, чтобы процедура назначения выглядела демократической. Но даже о видимости придется хлопотать. Паяц Бесчастный на каждом углу трещит, что собирается выдвинуть свою кандидатуру. В комитете его никто не поддержит, разумеется. Пошуметь, покрасоваться, насолить Водовзводнову – вот и все планы Бесчастного. Но в институте найдется десятка два-три недовольных, которые поддержат любого противника нынешнего ректора. Что за люди! Если тебе тут так плохо – перейди в другой вуз. В любой, хоть бы и коммерческий – там и зарплата выше. Нет, сидят здесь с кукишем в кармане.
Игорь Анисимович решил сам выборами не заниматься, поручить всю подготовительную работу Остапу Уткину. Пускай обрабатывает заведующих кафедрами. Не надо даже делать намеки: завкафедрами разумные люди.
Начался прием. С каждым новым посетителем настроение Водовзводнова поднималось. Сегодняшний визитер – завтрашний друг института, каждый, кому поможет Игорь Анисимович, вступает в ряды его сторонников и прибавляет мощи, величия его делу. Между прочим, на будущий год к ним собирается поступать сын Шумилина, куратора института в комитете, и Вали Жильцовой. Пожалуй, можно бы даже не ездить в комитет самому, послать Петра – он в курсе всех дел, со всеми знаком, Водовзводнов позаботился об этом. Они нередко бывали на важных встречах вместе с проректором, особенно если на переговорах обсуждали вопросы, связанные с деньгами, строительством, любые хозяйственные моменты. Матросов мгновенно просчитывал выгоды и невыгоды того или иного решения, производил вычисления, знал городские законы. Поэтому теперь Петра можно отправить в комитет, в мэрию, в те министерства, с которыми у института давние связи.
Водовзводнов вынул из шкатулки тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой и с удовольствием выдохнул струю дыма, которая легла дорожкой между двумя малахитово-золотыми (как в президентском кабинете) ручками письменного прибора.
– Петр Александрович, заглянешь? – тихо произнес ректор и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
•К вечеру в ректорский кабинет был вызван Остап Уткин. Крупное тело председателя месткома дымом просочилось в дверь, которую Уткин не решился раскрыть больше, чем на четверть.
– Выздоровела дочка, Остап? Как чувствует себя? – участливо спросил Водовзводнов.
– Лучше, гораздо лучше, Игорь Анисимович. Идем на поправку, – благодарно кланялся Уткин, не садясь.
– Остап, садись, не валяй дурака. Хочешь, устрою Кремлевку?
– В другой раз, Игорь Анисимович, крайне благодарен, – председатель месткома осторожно присел на стул, стараясь не касаться спинки.
– Дело вот какое. Скоро выборы ректора. На тебя, как говорится, вся надежда. Собирай заведующих. Директив не надо, скажи, мол, комитет рекомендует, на переправе не меняют. Найди слова, ты же тамада.
– До вас, Игорь Анисимович, мне расти да расти, – скромно возражал Уткин, а после прибавил другим тоном: – Сделаю в лучшем виде. Петра Александровича известить?
Водовзводнов немного удивился, но не подал виду. Петр Александрович в курсе, сказал он, не лишая голос мягкости. Выпроводив Остапа, Водовзводнов решил все-таки ехать в комитет. Есть дела, которые нужно делать самому, и это – одно из них.
•На ноябрьском Ученом совете Марфу Александровну Антонец похвалил ректор. Не перед началом, не в перерыве, а на самом заседании. Марфа Александровна предпочитала оставаться незаметной: пусть на виду будут другие, ей довольно и кресла в партере. Кафедру иностранных языков на Ученом совете вспоминали редко, и сегодня Марфа Александровна не ожидала, что все взгляды обратятся на нее. Обсуждали вроде бы посторонний, не касающийся Антонец предмет: издательскую программу и обеспечение учебной литературой. Что тут, собственно, обсуждать? Учебники в библиотеке есть, кому не досталось – сам покупает. Ну старые, ну исчерканные. Кто виноват-то? Имеются методички по всем языкам, сборники дидактических материалов. Раз в три года их печатают заново – бумага газетная дольше не живет. Худо-бедно справляемся. И вот эта странная похвала.
Как всегда, ректор говорил довольно тихо, так что члены совета могли только изредка переброситься шепотком. Вдруг, как показалось Марфе Александровне, речь Водовзводнова сделалсь громче:
– Особо хочу выделить кафедру иностранных
