Аминазиновые сны, или В поисках смерти - Изольда Алмазова
Мой парень работает где-то и хорошо зарабатывает. Даже, представляете, оплатил мамины долги в 200 талеров и кладет ей деньги на телефон, чтобы я могла с ней общаться. Правда, ее кредит платить не хочет. Но совсем недавно связь с мамой почему-то пропала, и я очень за нее волнуюсь. Но волнуюсь я не только из-за этого. Я волнуюсь потому, что из этой больницы меня может забрать только мама. Мой парень не может. Он же не муж мне еще. Но и это не все. Я сейчас нахожусь под следствием. И мне грозит суд.
Понимаете, в декабре было очень холодно, а я шла с занятий и очень замерзла в своей осенней куртке. И я зашла погреться в общагу к одному знакомому парню. Ну мы и выпили изрядно. И что было потом я совершенно не помню. А в это время оказалось, что из соседней комнаты кто-то украл сапоги за 25 талеров и в этом обвинили меня. Но я не помню, что я туда заходила и уж тем более я не могла взять чужие сапоги. Посоветуйте, что мне делать? Как вести себя с ментами?
Аня замолчала и опустила голову.
– А ведь ты, Аня, не говоришь мне всей правды, – твердо и строго сказала Власова. – Твоя версия произошедшего звучит по меньшей мере странно. Я уверена, что ты была в той комнате.
– Наверное, – подняла встревоженные глаза Аня. – Вот и мой парень, когда приходил в последний раз сказал мне, что мои отпечатки пальцев оказались на дверной ручке той комнаты. Менты ведь еще до вашего поступления забирали меня из больницы и возили в райотдел снимать отпечатки пальцев.
– А на сапогах есть твои отпечатки?
– Не знаю…
– А что еще вынесли из той комнаты?
– Не знаю… Не помню.
– М-да… – задумчиво произнесла Власова, вглядываясь в бледное и растерянное лицо собеседницы.
– А если я их забрала, то сколько мне дадут? Хотя следователь говорил моему парню, что меня не посадят.
– Ну, если это были только сапоги, то не посадят. Но возможно, тебе придется за них заплатить.
– Правда? – обрадовалась Аня.
– И плюс твой диагноз…
– Ведь никто не будет судить сумасшедшую? Правда? А я ведь шизофреничка, – уже совсем развеселилась Аня.
– Именно, – кивнула Философиня, окончательно успокоив воровку.
– А у вас еще есть мандарины?
– Есть.
– Тогда дайте мне одну.
– Пожалуйста, – Анна Яковлевна протянула девушке мандарин, а та резво вскочила и бросилась к своей кровати. Там она быстро очистила фрукт и опять принялась за свое обычное дело – чистку зубов мандариновой корочкой.
Как только Лена отошла от кровати Власовой, к ней робко приблизилась Полина:
– А можно и мне поговорить с вами, Анна Яковлевна?
– Девки, вы что, сдурели совсем? У вас сегодня день исповеди? – осуждающе вскричала Катя. – Дайте же женщине отдохнуть!
– Точно! Устроили исповедальню здесь! – поддержала подругу Маша. – Вот если бы эта убогая Алиска была сейчас в палате, так сошла бы с ума от радости.
– Да ей уже давно не с чего сходить. Она давно мозгов лишилась, – поддакнула Света, листая журнал.
«Бедная, бедная Философиня», – подумала Кристина и принялась записывать в блокнот Анину историю.
Глава 25.
«История о том, как слышать голоса, призывать бога и свято верить в его помощь».
Полина Евсеева осторожно примостилась на край кровати Философини и какое-то время помолчала, собираясь с мыслями. Ее темные волосы, как всегда были расчесаны на прямой пробор и собраны на затылке в аккуратный пучок. Глубокие карие глаза излучали некоторую растерянность, а тонкие пальцы нервно подрагивали. Спустя несколько секунд, женщина кашлянула и робко сказала:
– Мне очень жаль Алису. Она хорошая и искренне верит в бога, впрочем, как и я. Я люблю Бога и верю, что он есть. Я молюсь и прошу его о помощи.
– И помощь приходит? – чуть заметно усмехнулась Власова.
– Конечно, – убежденно сказала Полина. – Ведь с его помощью я многого добилась в жизни.
– Так ты пришла ко мне поговорить о Нетребской и о боге?
– И я хотела вас спросить… Почему вы отказались говорить с Алисой о вере? – словно и не слыша вопрос Власовой, продолжила Евсеева. – Мне было интересно узнать ваше мнение о Боге и истинной вере. Вот Алиса нашла свой путь к истинной вере и на этом пути она прошла через такое, что вам и не снилось.
– Так мы будет говорить об Алисе? – сухо повторила свой вопрос Власова.
– Нет-нет, – торопливо пробормотала Евсеева. – Я хочу поделиться с вами своей озабоченностью.
– Слушаю.
– Я…, – начала было Полина и сама себя перебила: – Ой! Может мне не стоит говорить об этом? – но потом немного успокоилась и сбивчиво продолжила: – Понимаете… я какое-то время назад начала слышать голоса. Вообще-то я нормальная и я не безумная, как многие здесь. Просто я должна быть безупречной во всем. Мой внешний вид, прическа, одежда всегда должны быть в идеальном порядке. Так меня воспитали родители.
– Так ты, Полина, перфекционистка?
– Да…, наверное, не знаю… Я совершенно убеждена, что несовершенный результат моей работы не имеет право на существование. Я всегда и во всем должна стремиться к идеалу.
– Но с таким убеждением очень трудно жить. Мы по определению не можем всегда и во всем быть совершенными. Это просто не реально. Как говаривал Козьма Прутков: «Никто не обнимет необъятного». Добиваться совершенства можно в какой-то определенной области или деятельности. Перфекционизм в какой-то мере даже полезен в юности, когда мы пытаемся достичь желаемой цели, но потом в реальной жизни зацикливаться на чем-то не стоит. Это отнимает силы и здоровье. А ты знаешь, что перфекционизм может принимать патологическую форму?
– Нет. Но то, что стремление все делать на отлично забирает мое здоровье, я хорошо понимала. Знаете, я по своей первой специальности скрипачка и занималась много и упорно, чтобы стать лучшей в классе. Иногда по четыре-пять часов
