Николай Чернышевский - Что делать
- Довольны ли вы, Марья Алексевна?
- Что, батюшка мой, мне быть довольной-то? Обстоятельства-то мои плоховаты?
- Это и прекрасно, Марья Алексевна.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Замужество и вторая любовь
I
Прошло три месяца после того, как Верочка вырвалась из подвала. Дела Лопуховых шли хорошо. Он уже имел порядочные уроки, достал работу у какого-то книгопродавца - перевод учебника географии. Вера Павловна также имела два урока, хотя незавидных, но и не очень плохих. Вдвоем они получили уже рублей 8О в месяц; на эти деньги нельзя жить иначе, как очень небогато, но все-таки испытать им нужды не досталось, средства их понемногу увеличивались, и они рассчитывали, что месяца еще через четыре или даже скорее они могут уже обзавестись своим хозяйством (оно так и было потом).
Порядок их жизни устроился, конечно, не совсем в том виде, как полушутя, полусерьезно устраивала его Вера Павловна в день своей фантастической помолвки, но все-таки очень похоже на то. Старик и старуха, у которых они поселились, много толковали между собою о том, как странно живут молодые, - будто вовсе и не молодые, - даже не муж и жена, а так, точно не знаю кто.
- Значит, как сам вижу и ты, Петровна, рассказываешь, на то похоже, как бы сказать, она ему сестра была, али он ей брат.
- Нашел чему приравнять! Между братом да сестрой никакой церемонности нет, а у них как? Он встанет, пальто наденет {59} и сидит, ждет, покуда самовар принесешь. Сделает чай,кликнет ее, она тоже уж одета выходит. Какие тут брат с сестрой? А ты так скажи: вот бывает тоже, что небогатые люди, по бедности, живут два семейства в одной квартире, - вот этому можно приравнять.
- И как это, Петровна, чтобы муж к жене войти не мог: значит, не одета, нельзя. Это на что похоже?
- А ты то лучше скажи, как они вечером-то расходятся. Говорит: прощай, миленький, спокойной ночи! Разойдутся, оба по своим комнатам сидят, книжки читают, он тоже пишет. Ты слушай, что раз было. Легла она спать, лежит, читает книжку; только слышу через перегородку-то, - на меня тоже что-то сна не было, - слышу, встает. Только, что же ты думаешь? Слышу, перед зеркалом стала, значит, волоса пригладить. Ну, вот как есть, точно к гостям выйти собирается. Слышу, пошла. Ну, и я в коридор вышла, стала на стул, гляжу в его-то комнату через стекло. Слышу, подошла. - "Можно войти, миленький?" А он: "Сейчас, Верочка, минуточку погоди". - Лежал тоже. Платьишко натянул, пальто: ну, думаю, галстук подвязывать станет: нет, галстука не подвязал, оправился, говорит: "Теперь можно, Верочка". "Я, говорит, вот в этой книжке не понимаю, ты растолкуй". Он сказал. "Ну, говорит, извини, миленький, что я тебя побеспокоила". А он говорит: "Ничего, Верочка, я так лежал, ты не помешала". Ну, она и ушла.
- Так и ушла?
- Так и ушла.
- И он ничего?
- И он ничего. Да ты не тому дивись, что ушла, а ты тому дивись: оделась, пошла; он говорит: погоди; оделся, тогда говорит: войди. Ты про это говори: какое это заведенье?
- А вот что, Петровна: это секта такая, значит; потому что есть всякие секты.
- Оно похоже на то. Смотри, что верно твое слово.
Другой разговор.
- Данилыч, а ведь я ее спросила про ихнее заведенье. Вы, говорю, не рассердитесь, что я вас спрошу: вы какой веры будете? - Обыкновенно какой, русской, говорит. - А супружник ваш? - Тоже, говорит, русской. - А секты никакой не изволите содержать? - Никакой, говорит: а вам почему так вздумалось? - Да вот почему, сударыня, барыней ли, барышней ли, не знаю, как вас назвать: вы с муженьком-то живете ли? - засмеялась; живем, говорит.
- Засмеялась?
- Засмеялась: живем, говорит. Так отчего же у вас заведенье такое, что вы неодетая не видите его, точно вы с ним не живете? - Да это, говорит, для того, что зачем же растрепанной показываться? а секты тут никакой нет. - Так что же такое? говорю. - А для того, говорит, что так-то любви больше, и размолвок нет.
- А это точно, Петровна, что на правду похоже. Значит, всегда в своем виде.
- Да она еще какое слово сказала: ежели, говорит, я не хочу, чтобы другие меня в безобразии видели, так мужа-то я больше люблю, значит, к нему-то и вовсе не приходится не умывшись на глаза лезть.
- А и это на правду похоже, Петровна: отчего же на чужих-то жен зарятся? Оттого, что их в наряде видят, а свою в безобразии. Так в писании говорится, в притчах Соломоних {60}. Премудрейший царь был.
II
Хорошо шла жизнь Лопуховых. Вера Павловна была всегда весела. Но однажды, - это было месяцев через пять после свадьбы, - Дмитрий Сергеич, возвратившись с урока, нашел жену в каком-то особенном настроении духа: в ее глазах сияла и гордость, и радость. Тут Дмитрий Сергеич припомнил, что уже несколько дней можно было замечать в ней признаки приятной тревоги, улыбающегося раздумья, нежной гордости.
- Друг мой, у тебя есть какое-то веселье: что же ты не поделишься со мною?
- Кажется, есть, мой милый, но погоди еще немного: скажу тебе тогда, когда это будет верно. Надобно подождать еще несколько дней. А это будет мне большая радость. Да и ты будешь рад, я знаю; и Кирсанову, и Мерцаловым понравится.
- Но что же такое?
- А ты забыл, мой миленький, наш уговор: не расспрашивать? Скажу, когда будет верно.
Прошло еще с неделю.
- Мой миленький, стану рассказывать тебе свою радость. Только ты мне посоветуй, ты ведь все это знаешь. Видишь, мне уж давно хотелось что-нибудь делать. Я и придумала, что надо з завести швейную; ведь это хорошо?
- Ну, мой друг, у нас был уговор, чтоб я не целовал твоих рук, да ведь то говорилось вообще, а на такой случай уговора не было. Давайте руку, Вера Павловна.
- После, мой миленький, когда удастся сделать.
- Когда удастся сделать, тогда и не мне дашь целовать руку, тогда и Кирсанов, и Алексей Петрович, и все поцелуют. А теперь пока я один. И намерение стоит этого.
- Насилие? Я закричу.
- А кричи.
- Миленький мой, я застыжусь и не скажу ничего. Будто уж это такая важность!
- А вот какая важность, мой друг: мы все говорим и ничего не делаем. А ты позже нас всех стала думать об этом, и раньше всех решилась приняться за дело.
Верочка припала головою к груди мужа, спряталась :
- Милый мой, ты захвалил меня.
Муж поцеловал ее голову:
- Умная головка.
- Миленький мой, перестань. Вот тебе и сказать нельзя; видишь, какой ты.
- Перестану: говори, моя добрая.
- Не смей так называть.
- Ну, злая.
- Ах, какой ты! Все мешаешь. Ты слушай, сиди смирно. Ведь тут, мне кажется, главное то, чтобы с самого начала, когда выбираешь немногих, делать осмотрительно, чтобы это были в самом деле люди честные, хорошие, не легкомысленные, не шаткие, настойчивые и вместе мягкие, чтобы от них не выходило пустых ссор и чтобы они умели выбирать других, - так?
- Так, мой друг.
- Теперь я нашла трех таких девушек. Ах, сколько я искала! Ведь я, мой миленький, уж месяца три заходила в магазины, знакомилась, - и нашла. Такие славные девушки. Я с ними хорошо познакомилась.
- И надобно, чтоб они были хорошие мастерицы своего дела; ведь нужно, чтобы дело шло собственным достоинством, ведь все должно быть основано на торговом расчете.
- Ах, еще бы нет, это разумеется.
- Так что ж еще? О чем со мной советоваться?
- Да подробности, мой миленький.
- Рассказывай подробности; да, верно, ты сама все обдумала и сумеешь приспособиться к обстоятельствам. Ты знаешь, тут важнее всего принцип, да характер, да уменье. Подробности определяются сами собою, по особенным условиям каждой обстановки.
- Знаю, но все-таки, когда ты скажешь, что это так, я буду больше уверена.
Они толковали долго. Лопухов не нашел ничего поправить в плане жены; но для нее самой план ее развился и прояснился оттого, что она рассказывала его.
На другой день Лопухов отнес в контору "Полицейских ведомостей" {61} объявление, что "Вера Павловна Лопухова принимает заказы на шитье дамских платьев, белья" и т. д., "по сходным ценам" и проч.
В то же утро Вера Павловна отправилась к Жюли. - Нынешней моей фамилии она не знает, - скажите, что "m-lle Розальская".
- Дитя мое, вы без вуаля, открыто, ко мне, и говорите свою фамилию слуге, но это безумство, вы губите себя, мое дитя!
- Да ведь я же теперь замужем, и могу быть везде и делать, что хочу.
- Но ваш муж, - он узнает.
- Он через час будет здесь.
Начались расспросы о том, как она вышла замуж. Жюли была в восторге, обнимала ее, целовала, плакала. Когда пароксизм прошел, Вера Павловна стала говорить о цели своего визита.
- Вы знаете, старых друзей не вспоминают иначе, как тогда, когда имеют в них надобность. У меня к вам большая просьба. Я завожу швейную мастерскую. Давайте мне заказы и рекомендуйте меня вашим знакомым. Я сама хорошо шью, и помощницы у меня хорошие, - да вы знаете одну из них.
Действительно, Жюли знала одну из них за отличную швею.
- Вот вам образцы моей работы. И это платье я делала сама себе: вы видите, как хорошо сидит.
Жюли очень внимательно рассмотрела, как сидит платье, рассмотрела шитье платка, рукавчиков и осталась довольна.
