Александр Солженицын - Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России)
А новороссийский генерал-губернатор в 1862 снова просил "полного уничтожения черты оседлости": начать "с предоставления права повсеместного жительства всему [еврейскому] народу"36.
Никак не с таким темпом, но текли своей чередой частные разрешения повсеместного жительства. С 1865 разрешён приём евреев в должности военных врачей, а вслед за тем (1866, 1867) евреям-врачам была разрешена служба по министерствам народного просвещения и внутренних дел37. - С 1879 - и фармацевтам, и ветеринарам, также и "приготовляющимся к соответствующему роду деятельности"38, также и акушеркам и фельдшерам, и "желающим учиться фельдшерскому искусству"39.
Наконец в 1880 последовал указ министра внутренних дел (Макова): вне черты оседлости оставить на жительстве всех тех евреев, кто поселился там незаконно40.
Сюда уместно добавить: в 60-е годы "евреи-юристы... при отсутствии тогда института адвокатуры, без всяких затруднений устраивались на государственной службе"41.
Послабления коснулись и пограничной черты. - 1856, когда, по Парижскому трактату, российская государственная граница отступила, приблизилась к Кишинёву и Аккерману, из новообразованной так пограничной полосы евреев теперь не выселяли. А в 1858 "были окончательно отменены указы Николая I, предписывавшие евреям покинуть 50-вёрстную приграничную полосу"42. - С 1868 был разрешён (прежде формально, хотя и не строго запрещённый) переход евреев из западных губерний России в Царство Польское и обратно43.
Наряду с официальными послаблениями в правоограничениях существовали исключения и обходы правил., Например в столице, Петербурге, "несмотря... на запреты, евреи всё же водворялись на продолжительные сроки"; а "с воцарением Александра II... число евреев в Санкт-Петербурге начинает быстро возрастать. Появляются капиталисты, посвящающие значительное внимание организации общины" еврейской тут, "как, например, барон Гораций Гинцбург... Л. Розенталь, А. Варшавский и др."44. К концу царствования Александра II российским Государственным секретарём состоял Е. А. Перетц (сын откупщика Абрама Перетца). - В 60-х годах XIX в. "Петербург стал стягивать к себе немало представителей торгово-промышленных и интеллигентных [кругов] еврейства"45. По данным Комиссии по устройству быта евреев, в 1880-81: в Петербурге официально числилось 6.290 евреев46, по другим официальным данным - 8.993, а по "местной переписи" от 1881 года - 16.826, около 2% от общего населения47.
В Москве в 1856 была отменена обязательность жительства приезжих купцов-евреев только в Глебовском подворьи, которое "было упразднено... евреям разрешили останавливаться в любом районе города. При Александре II... еврейское население Москвы стало быстро расти", к 1880 - около 16 тысяч48.
Сходно и в Киеве. После 1861 "начался быстрый рост еврейского населения Киева" (от полутора тысяч в 1862 до 81 тыс. к 1913). С 80-х годов наблюдался наплыв в Киев евреев. "Несмотря на частые полицейские облавы, которыми славился Киев, численность его еврейского населения намного превосходила официальные данные... К концу 19 в. евреи составляли 44% киевского купечества"49.
"Важнейшим" называет Ю. И. Гессен "предоставление права повсеместного жительства (1865 г.) ремесленникам". Правда, была заминка с их переездом. Ведь так скученные, так стеснённые, настолько лишённые рынка сбыта и заработка почему же они "почти не воспользовались правом выхода из черты оседлости"? К 1881 в 31 внутренней губернии евреев-ремесленников считалось всего 28 тысяч (а евреев вообще - 34 тысячи). Гессен объясняет этот парадокс так: зажиточные ремесленники не нуждались искать новые места, нищенствующие - не имели средств для переезда, а средняя группа, "кое-как перебивавшаяся изо дня в день, не терпя особой нужды", опасалась, что после их отъезда старая их община, в налоговых соображениях, откажется им потом продлить годовой паспорт или даже "потребует возвращения выселенц[ев] домой"50.
Но можно сильно усумниться в самой статистике. Мы только что прочли, что в одном Петербурге евреев было по крайней мере в два раза больше, чем по официальным данным. Усчитывалось ли ртутно-подвижное еврейское население медлительным российским аппаратом - в определенное время и во всех местах?
А росло еврейское население России - уверенно и быстро. В 1864 без Польши оно составляло 1,5 миллиона51. - А вместе с Польшей было: в 1850 - 2 млн. 350 тыс., в 1880 -уже 3 млн. 980 тыс. От первичного около миллионного населения при первых разделах Польши - до 5 млн. 175 тыс. к переписи 1897, - то есть за столетие выросло больше, чем в пять раз. (В начале XIX в. российское еврейство составляло 30% мирового, в 1880 - уже 51%)52.
Это - крупное историческое явление, не осмысленное привременно ни русским обществом, ни российской администрацией.
Только один этот быстрый численный рост, без всех остальных сопутствующих особенностей еврейского вопроса, - уже ставил перед Россией большую государственную проблему. - И тут необходимо, как и всегда во всяком вопросе, постараться понять обе точки зрения. При таком экстра-росте российского еврейства - всё настоятельнее сталкивались две национальные нужды. Нужда евреев (и свойство их динамичной трёхтысячелетней жизни): как; можно шире расселиться среди иноплеменников, чтобы как можно большему числу евреев было бы доступно заниматься торговлей, посредничеством и производством (затем - и иметь простор в культуре окружающего населения). - А нужда русских, в оценке правительства, была: удержать нерв своей хозяйственной (затем - и культурной) жизни, развивать её самим.
Одновременно же со всеми этими частными полегчаниями для евреев, не забудем, по России ступали одна за другой и всеобщие освободительные реформы Александра II, тем расширяя свою сень и на евреев. Например, в 1863 была отменена подушная подать с городского населения, а значит - и с главной части еврейской массы, остались только земские повинности, евреи покрывали их из коробочного сбора53.
Но как раз самая крупная из тех александровских реформ, самая исторически значимая, поворотный пункт в русской истории - освобождение крестьян, отмена крепостного права в 1861, - оказалась для российских евреев весьма невыгодной, а для многих и разорительной. "Общие социально-экономические перемены, происшедшие в связи с отменой крепостной зависимости крестьян... значительно ухудшили в тот переходный период материальное положение широких еврейских масс"54. - Социальная перемена была в том, что переставал существовать многомиллионный, бесправный и лишённый подвижности класс крестьянства, отчего падало в сравнительном уровне значение личной свободы евреев. А экономическая - в том, что "освобождённый от зависимости крестьянин... стал меньше нуждаться в услугах еврея", то есть освободился от строгого запрета вести и весь сбыт своих продуктов и покупку товаров - иначе чем через назначенного посредника (в западных губерниях почти всегда еврея). И в том, что помещики, лишившись дарового крепостного труда, теперь, чтобы не разориться, "были вынуждены лично заняться своим хозяйством, в котором ранее видная роль принадлежала евреям как арендаторам и посредникам в многообразных торгово-промышленных делах"55.
Отметим, что вводившийся в те годы поземельный кредит вытеснял еврея "как организатора финансовой основы помещичьего быта"56. Развитие потребительных и кредитных ассоциаций вело к "освобождению народа от тирании ростовщичества"57.
Интеллигентный современник передаёт нам в связи с этим тогдашние еврейские настроения. Хотя евреям открыт доступ к государственной службе и к свободным профессиям, хотя "расширены... промышленные права" евреев, и "больше средств к образованию"; и "чувствуется... в каждом... уголку" "сближение... между еврейским и христианским населением"; хотя остающиеся "ограничения... далеко не соблюдаются на практике с таким рвением", и "исполнители закона относятся теперь с гораздо большим уважением к еврейскому населению", - однако положение евреев в России "в настоящее время... в высшей степени печальное", евреи "не без основания сожалеют" о "добром старом времени", везде в черте оседлости слышатся "сожаления [евреев] о прошедшем". Ибо при крепостном праве имело место "необыкновенное развитие посредничества", ленивый помещик без "еврея-торгаша и фактора" не мог сделать шагу, и забитый крестьянин тоже не мог обойтись без него: только через него продавал урожай, у него брал и взаймы. "Промышленный класс" еврейский "извлекал прежде огромные выгоды из беспомощности, расточительности и непрактичности землевладельцев", а теперь помещик схватился всё делать сам. Также и крестьянин стал "менее уступчив и боязлив", часто и сам достигает оптовых торговцев, меньше пьёт, и это "естественно отзывается вредно на торговле питьями, которой питается огромное число евреев". И автор заключает пожеланием, чтобы евреи, как и случилось в Европе, "примкнули к производительным классам и вовсе не оказались излишними в народной экономии"58.
