Воскресенье - Эрмис Лафазановский
Они исчезли! Именно это я сказал себе. На том месте, где они сидели, осталась только полупустая бутылка, которую я решил опорожнить в случае, если я так и не смогу их найти.
Исчезновение двух взрослых человек в таком маленьком пространстве казалось мне невозможным, если только они заранее что-то не спланировали, не нашли какой-то выход, через который они сбежали и теперь уже находились на свободе, оставив меня здесь взаперти в качестве единственной жертвы заговора. В первый момент я предположил, что им, должно быть, удалось во время моего полупьяного транса открыть дверь, выйти и забыть обо мне. Да, они казались мне людьми, способными поступить именно так.
Но вопрос был в том, как они это сделали, каким образом, ведь я давно уже рассмотрел все возможные варианты побега, и все напрасно. Как они смогли?..
Я молниеносно обежал взглядом весь магазин, заглянул за стеллажи, за стеклянные внутренние витрины… тщательно осмотрел все темные углы, вдруг они там, мертвецки пьяные… но их не увидел. У меня по коже поползли мурашки от мысли, что все это дело с магазином теперь повисло на мне одном. Может быть, позже, когда меня поймают, я смогу уйти от ответственности, предъявив справку с моим диагнозом. Но об этом потом.
Я еще раз посмотрел на монитор и, удостоверившись, что перед входом в магазин никого нет, встал с кресла, быстро прошел на другую сторону, к другой ширме, и тихонько направился к двери, за которой находилась лестница на верхний этаж, где мы трое встретились. Проходя мимо стеклянной двери в магазин, я несколько раз подпрыгнул, чтобы убедиться, что она все еще сломана и не открывается и что у тех двоих не было возможности выйти через нее. То есть, конечно, если у них не было ключа? Но тогда зачем?..
Я перестал думать об этом варианте и в два прыжка оказался перед дверью, ведущей в туалет, моей единственной надеждой выяснить, как и через какой секретный проход они могли попытаться сбежать. Я встал на четвереньки.
Не раздумывая долго, я, стоя на четвереньках, открыл дверь и просунул голову внутрь.
Они были внутри — Веда и Божо.
25.
Я мог предположить всякое: и что найду их смертельно пьяными, лежащими на лестнице; и что могу обнаружить их отравленными и мертвыми; и что найду их утопившимися; и что найду их застрявшими задницами в маленьком окне туалета; и что они уже выбрались через секретный коридор, о котором я и понятия не имею; и что они вдвоем нападут на меня и задушат… и что угодно еще. Только одного я не мог предположить, мне и в голову не пришло, что такое можно увидеть. А увидел я вот что.
Оба были голые. Божо сидел на полу, прислонившись спиной к холодной стене, с вытянутыми вперед ногами и головой, сладострастно задранной к потолку. Веда сидела на нем верхом, расставив ноги и задрав рубашку. В руках она держала сигарету, с которой не расставалась, а нижней частью тела медленно двигалась то налево, то направо, время от времени затягиваясь сигаретой и слушая стоны Божо.
Парик у нее опять сполз, на этот раз набок, и она выглядела как падшая женщина не первой молодости, зарабатывающая себе на кусок хлеба с кем придется. Вокруг них были разбросаны штаны, сумка, рубаха Божо, галстук, носки, бумажник и много чего еще. Полный хаос.
Они видели, как я вошел, но даже глазом не повели, ни малейшего смущения не прочитал я на их раскрасневшихся лицах, ни стыда, ни совести. Они видели, как я вошел, но продолжали, как будто меня здесь не было. Она протянула сигарету Божо, он глубоко затянулся и вернул ей.
Я мог не заходить и вернуться на свое рабочее место, то есть на свой наблюдательный пост, но я не сделал этого по той простой причине, что в тот момент мне нужно было получить ответы на очень неясные вопросы, вертевшиеся у меня в голове. Я вошел, закрыл за собой дверь, встал рядом с ними на корточки, посмотрел им в глаза и прошептал: «Дорогая Веда и дорогой Божо, если я не ошибаюсь, вы занимались или все еще занимаетесь сексом».
— Ты ошибаешься, дорогой Оливер, — сказала Веда.
— Ты ошибаешься, — повторил Божо.
— Дорогая Веда и дорогой Божо, положение ваших тел, их внешний вид, то, как вы дышите, и то факт, что вы курите в качестве замены отдыха после тяжелой работы, дает мне право твердо стоять на своем.
Я был явно более чем пьян, и они оба были более чем пьяны. Мы все трое были более чем наиболее.
Пахло потом и дымом с привкусом ванили. Ваниль медленно поднималась по лестнице вместе с дневным светом, постепенно проникавшим через высокое окно между этажами. Бедра Веды были слишком толстыми и тяжелыми для Божо, так что я задался вопросом, как Божо выдерживает ее вес и не боится быть раздавленным?
— Что ты обо мне думаешь? — воскликнула Веда.
— Да, что ты о ней думаешь? — добавил Божо.
— Шшш… — я приложил палец к губам в знак того, что не надо кричать.
— Как мне не кричать, когда он смотрит на меня так, будто я шлюха. Мало было, что он сначала назвал меня воровкой, так теперь называет шлюхой.
— Я не говорил ни того, ни другого. Я никогда не произносил таких слов.
— Не сказал, так подумал! А если нет, то почему глаза вытаращил, будто невесть что увидел?
— Да, — добавил Божо больше для того, чтобы показать, что он на стороне Веды.
— Но ведь мы находимся здесь не более двенадцати часов, а вы, госпожа, в такой кризисной ситуации больше заботитесь об удовлетворении своих сексуальных аппетитов, впрочем, как и Божо, вместо того, чтобы поразмыслить, как выбраться из этой дыры. Что еще я могу подумать?
— Послушайте, — сказал Божо, — я не позволю вам так относиться… я имею в виду, так себя вести с дамой. Вы
