Тоннель - Яна Михайловна Вагнер
— Послушайте, мужики, — сказал Митя, повышая голос, чтобы было слышно через стекло. — Можно же по-хорошему. Ну сколько она там стоит, эта вода? Сами видите, что творится. Вам деньги возместят же потом, ну или хотите, она вам справку напишет, напишете же справку?
Женщина-Мерседес кивнула.
— С компенсацией мы решим, — сказала она сухо. — Это не проблема. Мне понадобится транспортная накладная. Документы на воду есть? Покажите.
— Ну чё ты глазами мне хлопаешь! — вмешался Патриот. — Всё, решили, давай открывай!
Маленький таксист перегнулся через своего юного соседа, приблизил смуглое лицо к стеклу и раздельно, почти с удовольствием произнес на своем безупречном русском, глядя Патриоту прямо в глаза:
— Справки нам не нужны. Это наша вода, и мы сами решим, на что ее обменять.
— Чего? Чего ты сказал, блядь? — взревел Патриот, багровея.
— Вы не в том положении, чтобы торговаться, — сказала женщина-Мерседес. — Можете даже на это не рассчитывать.
— Почему это — ваша? — звонко спросила мама-Пежо. — Как это вы ее присвоили вдруг, интересно? Этот мальчик — просто водитель, а вы тут вообще ни при чем, это даже не ваша машина!
Толпа загудела.
— Менять они собрались, главное! — возмутилась дачница в шортах, оглядываясь. — Нет, ну нормально?
— Может, им брильянтов еще отсыпать? — сказал кто-то.
— Наглость какая, и не стыдно же...
— Погодите, то есть воды не будет?
— Как это не будет, минуточку, сорок градусов...
— Так, закончили пиздеть! — рявкнул Патриот и покрепче перехватил монтировку. — А ну подвинься, Очки! — и полез к покрытому испариной окну Газели, обдав Митю жаром. — Я ему обменяю щас, меняла!
Да пошли вы, тоскливо подумал Митя, пошли вы все. В висках у него опять застучало, во рту горчило. Пускай делают что хотят. Бьют стекла, торгуют водой, меняют на инсулин. Сторож я им, что ли? Чего они, в самом деле, уперлись, эти двое?
Газель качалась, шум нарастал. В кабине тоненько причитал юный водитель. Патриот замахнулся.
— Вы что! Вы что, эй, ну вы что! — закричали вдруг рядом, и, оглянувшись, Митя увидел светловолосого лейтенанта.
Рубашка на нем была насквозь мокрая, глаза воспаленные, как будто он нырял без маски и только выбрался на берег, и никакой силы в его беспомощном выкрике не было, никакого гнева, только испуг. Он вообще выглядел очень испуганным, даже больным, но в руке у него был «макаров», а курок был взведен, и этого оказалось достаточно. Шум немедленно смолк, Патриот опустил монтировку.
— Ты чего это, старлей? — сказал он. — Нормально всё?
— Вы поймали его? — спросила мама-Пежо. — Вы же поймали его, да?..
— Где ваш начальник? — перебила женщина-Мерседес. — Где капитан?
Лейтенант не ответил. Казалось, он только сейчас понял, что пистолет до сих пор у него в руке, и неприятно этому удивился. Он поспешно отжал курок и принялся старательно запихивать свой «макаров» назад в кобуру, думая о том, что толстый капитан лежит сейчас в семи сотнях метров отсюда на спине с уродливым черным пятном на груди и сердито смотрит в потолок и от распоряжений неприятной бабы из Мерседеса поэтому совершенно свободен.
— Не поймали, — ахнула мама-Пежо, и глаза у нее сделались круглые.
— Лейтенант! — резко сказала женщина-Мерседес, и он вздрогнул и обреченно поднял голову.
— Нет, — сказал он. — Не поймали.
— Насколько он опасен? — спросила женщина-Мерседес, и старлей вспомнил ласковую улыбку, разбитые губы, и как человек в наручниках протянул руку, и он отдал ему ключ, просто отдал, потому что возразить было нельзя.
— Что он сделал? — спросила мама-Пежо. — Ну говорите уже, мы имеем право!.. Он что, убил кого-нибудь?
Стало очень тихо, и все посмотрели на него. Несколько сотен человек молчали и ждали его ответа.
— Да, убил, — сказал старлей. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 08:28
— ...Локтем можно порвать твою тряпку, — зло сказала нимфа, — нафига ее поднимать вообще! Ну что за тачка дурацкая, то ветер, то мухи!..
— Садись давай! — огрызнулся Кабриолет; он успел уже открыть багажник, и складная мягкая крыша поехала вверх разворачиваясь. — Ее попробуй порви еще. Садись, говорю!
— Да не полезет он, — сказал старлей. — Ну зачем ему, он сидит сейчас где-нибудь, прячется...
— А ты вообще помолчал бы! — крикнул Кабриолет из-за руля. — Полиция тоже, иди лови своего маньяка лучше!
Влепить тебе по шее, козлина, подумал старлей. Выволочь из машины, нагнуть мордой вниз и повозить по капоту, сразу завизжишь. Все вы визжите, жлобы, когда вас берут за жопу, все одинаково.
— Ну ты ж его поймаешь? — спросила нимфа и подошла ближе, испуганная и нежная, и ярость его сразу погасла. — А то чего-то правда стремно.
Пахла она оглушительно, вся целиком.
— Не бойся, — ответил он. — Все нормально будет, — и тут же устыдился, потому что слова эти звучали глупо и не были обещанием, он просто не мог ничего пообещать ей — тем более когда вокруг было столько народу. Но смотрела она по-другому, теплее, как будто наконец увидела его, как будто на нем уже не было формы, а был вместо этого галстук, и хороший пиджак, и белая глаженая рубашка с уголками, жесткими от крахмала.
— Ты сядешь или нет? — завопил козел из кабриолета, и она закатила глаза, едва заметно пожала плечами и улыбнулась — не всем, только ему, лейтенанту. И он улыбнулся тоже и впервые за последние двадцать четыре часа почувствовал себя очень, очень живым.
И конечно, тут же за спиной у него раздался холодный голос:
— Вы мне нужны. Сейчас же, лейтенант. Идемте со мной.
— Куда это вы его забираете, интересно? — спросила круглолицая тетенька из Пежо. — А нам что делать?
— То же, что и остальным, — отрезала женщина-Мерседес. — Или вы на какие-то особенные привилегии рассчитывали?
«Остальные» в этот самый момент расходились — поспешно, группами и поодиночке возвращались к своим машинам, забыв и про воду, и про лекарства, и тем более про незаконченную перепись. Покидали пятачок у патрульного Форда, как будто именно это место сделалось небезопасным, превратилось в отравленный чумной колодец, и нужно было как можно скорее оказаться от него подальше. Ряды автомобилей стремительно оголялись, как при отливе.
— Пошли, лейтенант, — повторила женщина-Мерседес и взяла старлея за локоть. Пальцы у нее были железные.
Идти ему, понятно, никуда не хотелось, и вообще он прямо сейчас мог послать белобрысую бабу-Терминатора к черту. Сесть на переднее сиденье Форда и дверцу не закрывать, положить «макаров» на видное место и ждать, когда голоногая нимфа к нему пересядет. Это было ясно — что она пересядет, так же ясно, как и то, что он все уже решил и ничего больше не был должен и пока не поданный рапорт никакого значения не имел. Но рослая баба в мужском костюме вцепилась и потащила, и он почему-то опять возразить не смог, как и тогда, у автобуса, когда она взяла его за воротник и сказала «стоять, лейтенант». Как и накануне ночью, когда капитан отправил его по тоннелю ловить беглеца, а сам улегся
