Непонятный роман - Иван Валерьевич Шипнигов
– Иван, спасибо тебе, конечно, что ты пытаешься меня успокоить, но только зачем было последний пауэрбанк на этот спектакль тратить? Пойдем хоть куда-то, просто чтобы не мерзнуть. В ту сторону, там лес вроде реже.
– И там, скорее всего, Ирбит. Но мы пойдем туда, только если спасатели не найдут нас до конца суток. А они должны приехать до конца этих суток, хоть ты и отрицаешь, что сегодня все еще идут сутки, которые начались вчера. То есть сегодня. Как Соня тоже, лишь бы поспорить… Я тебе рассказывал, как она смешно со мной спорит по очевидным вещам? Если ей сказать, что сегодня суббота, она может уверенно так ответить – нет, воскресенье! Ну как ты, говорю же… Ладно, тоже, видимо, лучше потом рассказать.
– Подожди. Каких суток?
– Этих.
– Откуда ты взял «до конца суток»?
– Женщина в МЧС сказала. Хорошая очень, поверила мне сразу. Я же говорю, главное – верить. Теперь давай попробуем вспомнить, где вчера видели ветки, откопать их и снова разжечь костер. Жидкости еще до фига. Алкоголя, правда, и правда чуть-чуть. Но если нам опять повезет, то, может, опять найдем закладку с бухлом. Нас вообще-то больше всего должно волновать именно это. Кто их вообще делает, и главное, зачем? У тебя не появилось теории?
– То есть, ты правда сейчас до кого-то дозвонился?!
– Я что, поехавший, с пустым телефоном разговаривать?
– А почему ты сказал, что мы возле Ирбита???
– Потому что ты сказал, что мы возле Ирбита.
– Но мы же возле МКАДа!!!
– МКАД издалека слышно. А тут абсолютная тишина. Хорошо.
– Откуда ты взял Ирбит?!
– Я привык, что моим теориям никто не верит. Но почему ты не веришь сам себе?
– Потому что мы не могли за вчерашнюю ночь пешком дойти до Урала!
– Сегодняшнюю.
– Да хоть завтрашнюю!
– Про завтрашнюю я бы на твоем месте осторожнее говорил, потому что мы не знаем, где окажемся завтра…
– В больнице мы окажемся завтра! И это было бы очень хорошо.
– Я бы хотел оказаться не в больнице, а дома, и в идеале не завтра, а сегодня. Ведь у меня еще интервью, ты не забывай. И чтобы не оказаться в больнице с обморожениями, давай откапывать дрова.
– В психиатрической!
– Это уже мрачновато звучит. Хорошо, я предлагаю компромисс. Даже если мы и не на Урале, а, как ты говоришь, на МКАДе, нас все равно найдут по моему телефону. Если сигнал проходит, значит, найдут. У них же наверняка есть специальная аппаратура для таких, как мы.
– Телефон твой сел окончательно. Таких, как мы, больше нет. А ты потратил последний заряд, чтобы сказать, что мы на Урале.
– Труба все равно сигнал дает. «Бумер», помнишь? Ну а что ты предлагаешь?
– Там коньяк остался? Дай глотнуть.
– Хорошая женщина из того места, куда я дозвонился, сказала, что пить нам нельзя. Что согревающий эффект бухла обманчив и опасен. Ну а мы этого будто не знаем. Я-то уж точно знаю.
– Дай сюда бутылку.
– Но, с другой стороны, хорошие женщины всегда говорят, что пить нельзя. Но надо не пить, а вот как бы дегустировать, размазывать по нёбу… Но хотя, его и так мало оставалось.
– Скоро прилетят спасатели, привезут еще бухла и других наркотиков, увезут нас прямо на вертолете прямо домой, а там тебя будут ждать все твои прошлые женщины с кучей еды.
– В деталях у меня не совсем такие фантазии, но суть ты схватил… Ну ты чего? Унывать нельзя, это опасно, как пить ночью зимой. Так есть какая-никакая надежда. А идти через сугробы дальше в лес? Я сам удивляюсь, почему мы до сих пор не замерзли насмерть. Хорошо, ты мне не веришь и не хочешь собирать дрова. Я сам соберу, а ты отдохни, но только двигайся хоть немного. Вместе мы как-нибудь справимся, это мы с Соней так постоянно говорим. Какой-никакой друг должен быть. Дрова, кстати, вот, пожалуйста, целая ветка хорошая, наломаем. Ха. Ты мне опять не поверишь и будешь спорить. Но я палатку нашел.
– Какую палатку?
– Если бы я не бросил свою палатку тогда на Можайке, я бы сказал, что нашел палатку, очень похожую на ту, что я бросил тогда на Можайке. Помнишь, когда в последний раз мы поссорились, и я бросил палатку?
– Ты думаешь, мы на Можайке?
– Не думаю… Но палатка очень похожа на ту мою. Подплесневела внутри. Ну что, попробуем поставить? Только сначала снег надо расчистить. Возьми эту ветку и ею сгребай снег отсюда. Вот как летом надо расчистить площадочку для палатки от шишек. Что-то мне не нравится твое спокойствие… От него недалеко до покорности судьбе. Ну слушай, как будто я во всем виноват! Я не всегда могу объяснить необъяснимое. Упоротые туристы, типа нас, потеряли палатку. Перевал Дятлова, что-то такое. Ты можешь и дальше сидеть на снегу, но я плохо умею ставить палатку.
– Мы же не упоротые.
– Но мы и не туристы.
– Подожди, а что тут в палатке завернуто?
– Ха! Кружка. Чай. Доширак! Шоколадка! «Альпен Гольд»! Доширак ладно, с той Можайки мог остаться. Но странно: эти шоколадки я давно не ем. Откуда она здесь?
– А я ем. Давай разделим ее скорее, у меня руки трясутся, от голода, наверное.
– А ешь всю. Я же говорю, я давно их не ем. Переел в свое время, в «Пятерочке» по тридцать девять рублей по акции были. Разожжем костер, вскипятим воды в кружке на палочке. Палочку только удобную поможешь найти? И заварим тебе доширак и чай.
– В смысле «тебе», а ты?
– А я снега поем. С детства люблю есть снег, только в Москве он грязный, а тут чистый, хороший. Ну, может быть, чуть-чуть доширака у тебя отъем.
– Иван, все, я, кажется, успокоился. И, кажется, все понял.
– А это сахар в голову тебе ударил, и ты успокоился.
– Мы с тобой ехали в точку на южной окраине Лося. Ну, Лосиного острова, так?
– А не в Раменки разве?
– Ну какие Раменки, они в прошлый раз были.
– Я забыл.
– И значит! Блин, ничего не значит… И ничего я не понял. Мы заблудились на Лосе.
– Если бы мы заблудились на Лосе, здесь, во-первых, был бы другой воздух, я же говорю: мягкий, влажный
