В открытое небо - Антонио Итурбе
Все рядышком, просто замечательно. Для стада – годятся. Посмотрим, сгодятся ли они еще и на роль пилотов…
Мермоз выжимает газ, и его «Ньюпор» пулей устремляется вперед, при этом еще и вычерчивает острым углом первый зигзаг. Эдакий слалом в воздухе – и все построение ломается. По меньшей мере три машины слишком открылись при развороте, потеряв несколько секунд, теперь они отстают и выпадают из строя. Мермоз скорости не снижает. Долетает до холма и, выжав педаль, закладывает вираж, акробатически ставя самолет на крыло. И громко хохочет. Он уверен, что, когда выровняет машину, останется один. Пять самолетов летят далеко позади, отставшие, выпавшие из строя, безуспешно пытаются повторить его траекторию.
Но, взглянув влево, он видит, что один самолет в точности повторил его вираж.
Остался один… но это ненадолго.
И выполняет еще один зигзаг – туда и обратно – на полной скорости и с потерей высоты. Другой «Ньюпор» не отстает. Тогда он вытягивает штурвал на себя и круто набирает высоту, а потом пускает самолет в пике. Однако успевает заметить, что другой самолет падает рядом с ним, неизменно выдерживая дистанцию.
На аэродроме начинает собираться толпа, люди показывают в небо, где разворачивается воздушный поединок. Лидер старается оторваться от второго самолета, а тот следует за ним как приклеенный, моментально реагируя на резкую смену курса и безукоризненно выполняя парный полет.
Мермоз начинает потеть. Его намерение оторваться от других машин звена всем уже очевидно, и, если он сейчас же не оторвется от этого сосунка, добром для него это не кончится. Так что следующий зигзаг он выполняет с большим замахом и на пониженной скорости, а потом внезапно выжимает газ по максимуму и уходит влево. Но другому самолету удается завершить маневр даже раньше, чем ему.
«Да он будто мысли мои читает!»
Еще пара пике, еще один зигзаг на подъеме, но второй «Ньюпор» повторяет за ним все движения – с безукоризненной точностью и изяществом. Отпущенное на выполнение упражнения время уже истекло, и он идет на посадку. И как только глушит мотор, быстро спрыгивает вниз, чтобы понаблюдать за приземлением второго «Ньюпора»: тот мягко касается земли под аплодисменты собравшихся вокруг солдатиков. Мермоз уязвлен в чувстве собственного достоинства, однако первое, что он делает, – подходит к самолету, который так классно ему подражал. И ждет, пока пилот не спустится на землю и не снимет шлем. И видит перед собой того самого ефрейтора с бесцветным лицом, которого он недавно так резко отшил.
– Вы были просто великолепны, ефрейтор. Позвольте вас поздравить.
– Спасибо, сержант.
– Никаких сержантов! Мы коллеги. Я для тебя Жан.
– Очень приятно. А меня зовут Анри Гийоме.
– Кстати, Анри, по поводу того, что ты спрашивал о «Ньюпоре 29» в Сирии: он показал себя с наилучшей стороны. Движок у него в триста лошадей, то есть вдвое мощнее, чем у этих «двадцать восьмых». Фюзеляж с лучшей аэродинамикой и управление гораздо мягче. Тебе бы он понравился. Стоит тебе только попробовать такого чистокровного скакуна, как «двадцать девятый», как все остальные покажутся мулами.
Мермоз сожалеет о том, что так поспешно составил свое мнение об этом летчике. Когда приземляются остальные самолеты, он встречает на поле каждого пилота, одному за другим жмет руку и каждого поздравляет с выполнением задания.
– Приглашаю вас всех в столовку, на кружку пива за счет недотепы-сержанта!
По дороге в ангар его встречает капитан.
– Капитан, знаю, я там наверху немного переборщил. Знаете, как это бывает, увлекаешься…
Офицер невозмутимо смотрит ему в глаза.
– Этого больше не повторится, капитан.
– Очень на это надеюсь. Здесь у нас не цирк с конями. – Тем не менее командир эскадрильи не может сдержать улыбку. – Как бы то ни было, людям не мешает иметь возможность иногда и развлечься.
Офицер разворачивается и уходит, и Мермоз вздыхает с облегчением.
И уже идет в столовую, когда за его спиной звучат шаги – кто-то торопливо догоняет его.
– Стоять! Это приказ!
Тон – злобный, голос – хриплый. Мермоз закрывает глаза, проклиная свою горькую судьбу, потому что, даже не оборачиваясь, он уже знает, кого перед собой увидит: смуглое лицо, тоненькие усики, словно углем прорисованные, бешеные глаза.
– Пеллетье…
– Встать смирно перед офицером, идиот!
Мермоз косится на новенькие, с иголочки, нашивки лейтенанта и, сжав зубы, вытягивается перед ним.
– Так ведь и знал, что это ты! То, что ты там в небе накуролесил, вполне тянет на военный трибунал. Что ты себе вообразил – что ты имеешь право рисковать жизнью военнослужащих и сохранностью армейского имущества? Что ты, дубина стоеросовая, хотел нам показать?
Мермоз хранит молчание.
– Тебя арестовал командир эскадрильи?
– Никак нет.
– Ты хотел сказать: никак нет, господин лейтенант! Я подам рапорт о твоем безответственном поступке, а также о проявленном неуважении к вышестоящему.
Редко когда Мермоза охватывало такое жгучее желание кого-нибудь придушить, сделать из него комок бумаги и вышвырнуть в урну.
Он закусывает губу, чтобы не броситься на Пеллетье, который разворачивается и идет прочь, тряся головой в праведном гневе.
В столовой Мермоз заказывает себе три кружки пива и опустошает их в три глотка. Половиной летчиков эскадрильи его приглашение принято не было, очевидным образом вследствие обиды на
