Макар Последович - С тобою рядом
- Глупости! Паника! - не сдержался командир взвода. - Это грузовики, никаких танков тут нету... Внимание! Огонь открывать только по команде.
Семен Рокош не спускал взгляда с узкого снежного просвета гребли. Вдруг в этом просвете зачернели отдельные мелкие фигурки. До них было километра полтора, а может быть, и два. Такие же черные фигурки замелькали на фоне белоствольного мелкого березника. Заполнив всю греблю, фигурки растекались перед полянкой в разные стороны, совсем не маскируясь, а, наоборот, еще, казалось, умышленно выявляя перед партизанами свою грозную силу.
- На левый фланг больше наваливаются, подлецы! - пригибаясь к закутанной в снег елке, прошептал Боешко. - Мне думается, там много полицаев. Одни немцы не шли бы так открыто по незнакомой местности.
- Ого, сколько их там валит! А это что!
Шуршаще-шипящий звук послышался где-то около березника и промчался захлебистым воем над окопами. И тотчас же на горе Высокой взвихрился под солнцем мутный снежный столб. Партизаны только на момент оглянулись. А снежные столбы вырастали уже один за другим над лесом, покрывающим склон горы, падали срезанные осколками темные, разлапистые ветви вековых елей на окраине лагеря.
- Жарковато теперь хозяйственному взводу, - как-то весело промолвил, обращаясь к Боешко, разведчик, только что соскочивший в окоп. - Покуда погрузят на подводы свои чугуны, ведра, покуда коров соберут...
- Их, может, уже давно там нету, - ответил Боешко, скорее догадавшись, чем услышав в грохоте минометов слова разведчика. - Так ты уже нагляделся на них. Близко был от них? - Боешко кивнул головой на немцев.
Разведчик, цыкнув, сплюнул сквозь зубы.
- Нагляделся, пусть они подохнут. Всех полицаев, видать, пригнали. Одного из них, Черного Фомку, я разглядел в бинокль. Помните, как он часто прицеплялся к Рокошу, когда вы еще сидели на хуторе?.. Мне кажется, что они хватили горилки для храбрости. Каждый наш след, как гончие собаки, нюхают...
На этом их беседа оборвалась. Огневые сполохи замерцали перед окопами, часто заслоняя то, что делалось впереди. Одна мина с упругим звоном вспорола воздух метрах в десяти от Семена Рокоша, вырвала и смяла сосенку, за которой лежал Боешко. Снег насыпался ему за воротник. Семен Рокош не отводил взгляда от гребли. Черная лента вражеских солдат все текла и текла, забирая на левый фланг, по-видимому, для обхода лагеря с тыла. И, пока не прекратилось движение на гребле, размещенные перед полянкой для атаки вражеские цепи еще не трогались с места. Они почти не прятались, их черные фигуры ясно вырисовывались на сверкающе-снежной белизне.
Все шло так, как сложилась обстановка. Заметив множество стежек, протоптанных разведчиками на левый фланг, гитлеровцы двинули туда основные силы, оставив на правом фланге вдоль шоссе легкий заслон.
На левом фланге, который оборонял другой взвод Песенки, уже застрочили пулеметы, сухо защелкали автоматы. Огонь приближался. Пули начали взметать легкую снежную пыль перед окопами Мишки Голубовича. Потом черные фигуры немцев выкатились на полянку и быстро двинулись вперед. Они шли, выпрямившись во весь рост, тонкие и, казалось, непомерно длинные, то сходясь по двое или по трое, то снова расходясь по одному. В это время земля возле окопов затряслась, загрохотала от минных взрывов. И за взвихренным к небу снежным заслоном все исчезло из виду: и немцы и березник, откуда одна за одной подымались на гору Высокую вражеские цепи, идущие в атаку.
Мишка Голубович протиснулся по окопу к Семену Рокошу. Схватил его за плечо. Закричал в самое ухо:
- Сема, браток! Ведь так эти психи нам на голову свалятся. Мы не можем стрелять втемную. Ползи с пулеметом к ельнику возле гребли! Оттуда будет видна каждая мышь. Скорее, браточек!..
Он еще что-то продолжал кричать, но Семен Рокош уже не слышал. Подхватив пулемет Дегтярева, он выбрался из окопов и широким шагом двинулся вдоль завалов. За ним, пригибаясь под тяжестью дисков, мчался Виктор Цыранок, неизменный его спутник во время походов на подрывы железнодорожных путей. В ельнике было немножко потише. Пройдя шагов сотню вглубь, Семен Рокош увидел подводы с людьми гражданского лагеря. Седобородый старик в длинной суконной свитке, узнав Рокоша, кинулся навстречу.
- Этта, здорово, Сема!.. Что там, этта, слыхать?
- Нажимают, дядька Павел, - отвечал, не останавливаясь, Рокош. Может, и тетка Боешко тут?
- Она, этта, с нами, - заторопился старик. - Ты б, может, этта, поговорил с ней? А-а? Ведь неизвестно, как оно доведется... С Волмы, говорят, целая дивизия сасесовцев наступает. И, этта, танки с ними. И черепа человечьи на них намалеваны... Этта...
Семен Рокош повернул снова на окраину леса. Старик, от волнения постегивая по снегу кнутом, шел рядом. Занятый разговором, он не заметил, как очутился возле полянки, в каких-нибудь двухстах шагах от немцев.
- Этта... А-я-яй...
Старик вдруг застыл от ужаса, увидевши так близко от себя вражеских солдат. Они уже наступали на партизанские окопы короткими перебежками, часто падая на землю и стреляя в направлении взметенной минами стены снежной пыли.
- А-я-яй!
Дед Павел бросился в заросли, цепляясь за кочки, налетая невидящими от страха глазами на кусты. Семен Рокош упал в снег возле широкого куста и, когда длинные фигуры карателей вскочили для перебежки, нажал на гашетку.
В первый момент немцы не замечали, откуда начался этот уничтожающий огонь. За быстро поредевшей цепью шла другая. Пулеметный огонь быстро опустошил и эту линию. Третья цепь, не добежав шагов двадцати до убитых, вдруг повернула назад. Черный Фомка, бежавший крайним на левом фланге рядом с обер-ефрейтором, многозначительно повел рукою вдоль изрезанного снега. Гитлеровец догадался и согласно закивал головой.
- Диск! - люто крикнул Рокош.
Цыранок с молниеносной быстротой выполнил приказ.
Несколько гитлеровцев, оставшихся в живых, попробовали, зарываясь в снег, как червяки, отползти назад в березник. Один раз Виктор Цыранок даже вскочил, чтоб лучше видеть недобитых карателей. Полянка быстро превратилась в мертвую пустыню, густо усеянную неподвижными гитлеровцами.
- А теперь на новое место, Витька!
Пригибаясь к земле, Семен прыгнул в сторону гребли. Редкие ореховые кусты скрывали их от немцев. Рокош осторожно выглянул через кусты на греблю. И тут его оглушила необычная тишина. Он удивленно поглядел на гору Высокую. Стена снежной пыли уже осела наземь, рассеялась в воздухе, и вся гора сверкала под январским солнцем вновь мирно и торжественно-величаво. Словно никогда и не бушевал на ней смертельный ураган, если б не эти глинисто-серые сугробы от мин около окопов, не черные кочки вражеских трупов на полянке.
- Давно это так? - шепотом спросил, обернувшись к Цыранку, Рокош.
- Что? - не понял Цыранок.
- Ну, тишина возле окопов.
- Откуда же мне знать? - обиделся почему-то Цыранок. - От этого Дегтярева у меня и теперь в ушах гремит. А ты видел, как онемел старик Павел, когда немцев и полицаев вблизи увидал? Может, и теперь поджилки дрожат. Даже кнут свой из рук выронил...
Цыранок говорил шепотом, так же ему отвечал и Рокош, прислушиваясь к чуть уловимым шорохам, к неясному шуму в лесной заросли. И вскоре все там загремело от пулеметного и винтовочного огня. Могучее и широкое "ура" потрясло пущу.
Семен Рокош и Цыранок вскочили на ноги.
- Наши! Видать, Вихорь прилетел! Теперь надо глядеть во все глаза. Чтоб этих гадов не пустить через греблю. Смотри, Витька...
Березник, который долгое время молчал и не шевелился, вдруг ожил. Черная лавина немцев кинулась через греблю к партизанам, чтобы сразу же откатиться назад в кустарник, подальше от этого ужасного просвета.
- Последний диск! - тревожно зашептал Цыранок. - И что мы теперь будем делать? Слышишь, Семен?..
Семен Рокош слышал: "ура" уже гремело возле гребли. И он видел, как в березнике засуетились немцы и бросились в заросли. Потом на дорогу выскочило несколько конников. Сердце Семена радостно вздрогнуло. Он узнал вихоревцев.
- Мы свое сработали, Витька, - промолвил Рокош, поднимая пулемет. Поднял, ступил несколько шагов и вдруг с широко открытыми глазами повалился на снег.
Витька кинулся к нему. Но в этот момент смертельно жгучий огонь резанул его по спине, и он молча ткнулся лицом в чистый снег. Дальше он уже ничего не видел и не слышал.
Семен Рокош слышал и короткую автоматную очередь, и осторожные шаги по скрипучему снегу. Однако ни ноги, ни руки его не слушались, он не мог пошевелиться. Кто-то совсем близко подошел к нему. Пересиливая слабость, Семен повернул голову и увидал над собой ненавистное лицо Черного Фомки. Холодно мерцали его золотые зубы из-под верхней губы.
- А, приписник! Здорово, браточек!.. Ну что, страшно теперь тебе? А-а! Болят теперь твои ножки?
Фомка глядел на Рокоша прищуренными и от этого, казалось, острыми, как беспощадное лезвие бритвы, глазами. Указательный палец судорожно дергался возле спускового крючка немецкого автомата. Вся его длинная фигура, обтянутая шинелью мышиного цвета, напоминала шакала, который наскочил на смертельно раненного могучего лесного обитателя, чтоб поглядеть на него еще живого, но уже бессильного. Рокош, чувствуя, как с каждой минутой стремительно вместе с кровью уходит и его жизнь, тихо произнес:
