Алексей Писемский - Мещане
- Но прокурорский надзор, конечно, сделал это на основании каких-нибудь фактов!.. Факты эти вы знаете?
- Знаю! - отвечал, ядовито усмехаясь, Грохов.
- Какие же они? - допрашивал доктор.
- А такие, - продолжал Грохов, - что будто бы найдены в банковском портфеле господина Хмурина векселя с фальшивыми подписями от людей уже умерших, и фальшивыми, заметьте, по мнению только экспертизы, а какова наша экспертиза, это знает все русское общество!.. Далее, прокурорский надзор рассказывает, что существуют подложные накладные от фирмы господина Хмурина, подложные счеты для залога товаров... Спрашивается: стоило ли такому богачу, как Селивестр Кузьмич, заниматься подобным вздором!.. Вот-с вам факты прокурорского надзора!..
На прокурорский надзор Грохов главным образом был сердит за то, что сам его очень побаивался - по случаю своей собственной деятельности.
- Но какой же богач ваш Селивестр Кузьмич, когда он банкротом сделался! - воскликнул доктор. - Разорил целый банк, а с ним и тысячи людей!
- Банкротом он сделался последнее время, и то по политическим причинам, а векселя и накладные гораздо раньше существовали, и наконец... Это невероятно даже... прокурорский надзор дошел до того, что обвиняет господина Хмурина, - как бы вы думали, в чем? В убийстве-с, ни больше ни меньше, как в убийстве одного из своих кредиторов, с которым он случайно пообедал в трактире, и тот вскоре после того помер!.. Значит, господин Хмурин убил его?
- Эта история была вовсе не так! - продолжал горячиться доктор. Вовсе!.. Я ее слышал подробно: господин Хмурин несколько времени и весьма усердно упрашивал этого кредитора своего отобедать с ним, говоря, что тут он и получит от него расчет... взял для этого обеда самый отдаленный номер... В номере этом некоторые из публики слышали крик и, когда спрашивали половых: "Что такое там?", им отвечали, что купцы одни разгулялись; а после этого кредитор этот, не выходя из трактира, умер, и при нем ни векселя, ни денег не найдено!
На такой рассказ Грохов громко расхохотался.
- Роман-с!.. Роман! - сказал он. - И как это правдоподобно: убить или отравить, что ли там, человека средь белого дня... в трактире... при стечении публики.
- Мне самой это кажется невероятным! - поддержала Грохова и Домна Осиповна. - Впрочем, что мы всё говорим о чужих делах; пора нам о своем деле потолковать, - прибавила она, взглянув на Бегушева, который все время сидел, потупя голову.
- Именно-с, лучше о своих делах нам толковать! - согласился с ней Грохов.
Доктор при этом встал.
- До свиданья! - сказал он, протягивая ей руку.
- До свиданья! - проговорила Домна Осиповна, всовывая ему в руку пятирублевку.
Она очень рада была, что доктор уезжает, рассчитывая, что совещание ее с Гроховым и мужем недолго продолжится, что те тоже уедут скоро, и она останется с Бегушевым вдвоем.
- Извините, Александр Иванович, я через минуту вернусь к вам, отнеслась Домна Осиповна к тому.
Бегушев ни слова ей не ответил и, когда Домна Осиповна, Олухов и Грохов ушли, он стал с понуренной головой и мрачным выражением в лице прислушиваться к довольно оживленному разговору, начавшемуся между ними в соседней комнате.
Грохов говорил:
- Прежде всего-с надобно, чтобы духовная была утверждена, а потом ходатайствовать о вводе во владение!
- Но кто же это сделает?.. Кто?.. - настойчиво спрашивала Домна Осиповна.
- Я-с, если это вам угодно!.. - отвечал Грохов.
- А что же это будет стоить со всеми казенными расходами и с платой вам? - любопытствовала Домна Осиповна.
- Стоить будет порядочно, но, слава богу, найдется потом из чего заплатить!.. - объяснял Грохов.
- Да, но эта неопределенность хуже всего!.. - произнесла Домна Осиповна. - И потом как же и от кого я получу следующие мне собственно пятьсот тысяч?
- В таком случае, - возразил ей Грохов, - возьмите вы доверенность от Михаила Сергеевича и хлопочите сами, тогда не будет для вас никакой неопределенности.
Домна Осиповна видела, что он обиделся, и сочла за лучшее несколько уступить ему.
- Сама хлопотать я не могу, вы это знаете... Хлопотать вы будете, и только возьмите за это к тем двум тысячам, которые я вам должна, еще три, и выйдет пять! - проговорила она.
- А дорога в Сибирь ваша? - спросил Грохов.
- Нет уж, все ваше! - отвечала Домна Осиповна.
- Как это можно: дорога должна быть наша! - произнес еще первое слово Олухов, припомнивший, сколько он сам просадил денег по дороге в Сибирь и оттуда и напиваясь на каждой станции шампанским.
- Вот поди ты и разговаривай с барынями! - сказал, усмехнувшись и мотнув ему головой, Грохов.
- Что ж с барынями?.. Адвокатов нынче много, не первое время... заметила Домна Осиповна.
- Но много ли добросовестных?.. - спросил Грохов.
- Есть и добросовестные! Извольте: дорога наша... - раскошелилась, наконец, Домна Осиповна.
- Слушаю-с! - произнес не без удовольствия в голосе Грохов.
- Итак, по рукам, значит? - сказала Домна Осиповна.
- Да-с, по рукам!.. - подхватил Грохов, и они в самом деле ударили рука в руку.
После этого Грохов и Олухов стали собираться уезжать... Последнему смертельно хотелось в "Эрмитаж", чтобы там так же рассеяться, как и вчера; но только у него в кармане денег не было ни копейки.
- Дай мне, пожалуйста, рублей двести! - шепнул он жене.
Та с удовольствием подала ему из своего портмоне просимую им сумму и при этом тоже очень тихо сказала ему:
- Вы, пожалуйста, когда возвратитесь, то проходите к себе вниз, я знаю, какие вы явитесь!
- Понимаю я это! - отвечал тот и не замедлил уехать вместе с Гроховым.
Бегушев из всего предыдущего разговора, конечно, слышал только половину, но и того было очень достаточно!
Домна Осиповна возвратилась к нему с лицом добрым, любящим и, по-видимому, совершенно покойным. По ее мнению, что ей было скрывать перед ним?.. То, что она хлопотала по своим делам? Но это очень натурально; а что в отношении его она была совершенно чиста, в этом он не должен был бы сомневаться!
Бегушев, когда она уселась около него, все еще не поднимал головы. Домна Осиповна сама уже взяла и поцеловала его руку, тогда только он взмахнул на нее глазами.
- Ну вот, наконец начинает все понемногу устраиваться, - сказала она. Через какие-нибудь полгода я уеду с вами надолго... надолго...
- Никогда ты не уедешь со мной надолго!.. - проговорил Бегушев. Полгода еще ждать! - воскликнул он. - Но как же я эти полгода буду существовать посреди того общества, в которое вы меня поставили?
- В какое я тебя общество поставила? - спросила с удивлением Домна Осиповна.
- А в такое, какое сегодня у вас было!
- Ах, боже мой, ты можешь совсем не видать этого общества; я к тебе буду ездить, а ты ко мне и не заглядывай.
У Бегушева на языке вертелось сказать ей: "А сама ты разве не такая, как окружающее тебя общество?"
- Но как же ты хочешь, чтобы мы устроили жизнь нашу? - спросила его Домна Осиповна.
- Не знаю как!.. - отвечал Бегушев. - Я захочу устроить так, а твои дела потребуют другого!
Домне Осиповне показалось, что Бегушев отбояривается от нее и что она ему надоела; но, взглянув на мученическое выражение лица его, она убедилась, что он любит ее, и глубоко любит!
- Ты сегодня не в духе, и я не в духе; не будем больше об этом говорить; дай, я тебя поцелую!..
И она начала его целовать, но Бегушев сидел, как истукан, и потом, вдруг поднявшись, сказал:
- Прощай!
Домна Осиповна начала было умолять его, чтобы он посидел, но Бегушев, отрицательно мотнув головой, поцеловал ее, и она заметила при этом, что глаза его были полны слез.
Домна Осиповна хотела было проводить его, по обыкновению, до передней, но Бегушев не позволил ей того.
- Не провожайте меня!.. Для чего это? - проговорил он досадливым голосом и быстро ушел.
Домна Осиповна опустилась тогда на свое кресло и, услыхав, что за Бегушевым горничная заперла дверь, она взяла себя за голову и произнесла с рыданием в голосе: "Несчастная, несчастная я женщина, никто меня не понимает!" Ночь Домна Осиповна всю не спала, а на другой день ее ожидала еще новая радость: она получила от Бегушева письмо, в котором он писал ей: "Прощайте, я уезжаю!.. Я ли вас мучил, вы ли меня, - не знаю!.. Но нам вместе жить нельзя! Всякие человеческие отношения между нами должны быть покончены навсегда!" Домна Осиповна затрепетала от ужаса и сейчас же поехала к Бегушеву; но там ее Прокофий не принял и сказал, что барин уехал или в Петербург, или за границу - неизвестно! У Домны Осиповны едва достало силы возвратиться домой, где с ней опять сделалась истерика. Олухов, бывший в это время дома, поспешил послать за Перехватовым, который незамедля приехал и оставался у Домны Осиповны до глубокой ночи; постигший ее на этот раз припадок был еще сильнее прежнего.
Бегушев, когда приезжала к нему Домна Осиповна, был дома и только заранее еще велел всем говорить, что он уехал из Москвы. После ее звонка и когда Прокофий не принял ее, Бегушев усмехнулся, но так усмехаться не дай бог никому! Через неделю он в самом деле уехал за границу.
