Теория хаоса - Ник Стоун
– Коннор, – сказал Уолтер.
– Что?
– Я решил, что это будет мальчик и я назову его Коннор. Хотя он точно не станет Белым гангстой.
Шелби смотрела на него ошарашенно.
– Мой лучший друг, Уолтер. Как всегда, невыносим. Рада видеть тебя прежним.
– Эй, Шелби? – Ему становилось тяжелее выговаривать слова, и он знал, что скоро заснет. А это значило, что ему, наверное, стоит подняться, чтобы не уснуть прямо на ней.
Хотя уходить ему не хотелось.
– Да?
– Ты очень мягкая. И теплая. И твое сердце так приятно бьется.
– Ох… спасибо, наверное.
– Я почти что уверен, что люблю тебя и ты это знаешь, и именно поэтому ты перестала со мной разговаривать.
Он начал ругаться, но Шелби не перестала слушать.
– Но мне наплевать, потому что теперь ты здесь.
Если Уолтер был бы трезв, то Шелби, может, сказала бы ему правду: она действительно отстранилась от него из-за… сильных чувств, которые были слишком давящими и непосильными.
Но напугали ее собственные чувства. А не его.
Тем не менее теперь Шелби позволила этим словам проникнуть в ее мозг, и она поняла, что паники нет, потому что ей было слишком комфортно. Она чувствовала себя безопасно и хорошо, находясь настолько близко к нему.
– Расскажешь мне историю? – пробормотал он.
Шелби засмеялась.
– Какую историю?
– О любви.
Ее взгляд пробежался по комнате, и она улыбнулась.
– Ты не заметил картину над камином?
– Неа. Все немного плывет.
Она захихикала.
– Ладно, на этой картине Биби щека к щеке стоит с человеком, который такой же высокий, как и мой отец, но с более темной кожей, и в его волосах седина. Это мой дедушка. Биби поехала за старшим братом сюда из Индии, чтобы поступить в колледж, и она училась в Технологическом институте Джорджии два года, но потом случилось так, что она села на первом ряду дедушкиного предмета по введению в ядерную физику – он там преподавал.
Шелби могла почувствовать, как Уолтер улыбнулся.
– Серьезно? – произнес он.
– Угу. В середине первого семестра третьего курса она отчислилась, и они поженились. Если ты спросишь ее об этом, то она скажет: «Ох, ему нельзя было противостоять. У моего Чарльза была кожа цвета какао и зубы как будто парное молоко».
Шелби вновь захлестнули чувства.
– Они так сильно любили друг друга, Уолтер. Как родственные души. Ему было почти восемьдесят, когда он умер четыре года назад, но и тогда он бегал за ней по дому, таща за собой кислородный баллон, и хихикал, пока она притворялась убегающей. Они пробыли в браке к тому времени пятьдесят лет.
– Эй, Шелби?
– Да, Уол?
– Это отличная история.
– Спасибо, – ответила она.
– Шелби, еще кое-что… – (Он уже почти отрубился.)
– Что?
– Можешь, пожалуйста, по-дружески не расставаться со мной?
– Что?
– Ты знаешь. Я ведь нарушил пункт номер шесть, – сказал он.
И перед тем как Шелби успела что-то ответить, Уолтер уже мирно посапывал.
Часть 3. Термоядерный синтез
Энди – стоявший перед зеркалом в ванной и расчесывающий волосы – теперь без тени сомнения мог сказать, что он не был по-настоящему влюблен в Стефани Лок. Он не мог подобрать нужных слов для того чувства, но по сравнению с чувствами к Шелби Камилле Августине Энди мог сказать, что он находился в забытьи в прошлых отношениях.
По правде говоря, если бы Энди мог каждую секунду каждого дня проводить с Шелби, он бы так и делал. (Не то чтобы он в таком кому-то признавался – потому что это звучало, как будто он сталкер или маньяк, даже у него в голове.) Он бы водил ее в замечательные места и покупал бы прекрасные вещи, все время показывая ей, что она гораздо прекраснее всех вещей в мире, вместе взятых.
Но ничего из этого он сделать не мог.
Во-первых, он был практически уверен, что ей такое не понравится. Несмотря на сообщение следующим утром после спасения из дома Маркуса с признанием того, что у нее «тоже появились очень сильные чувства» к нему, она настояла на том, что им лучше «остаться друзьями, но просто с более гибкими телесными границами».
Во-вторых, даже если бы она ответила: «Конечно, Уолти Уол-Уол (он обожал, когда она его так называла). Я с радостью буду твоей девушкой», у Энди не было столько средств, чтобы совершить все эти поступки.
И кроме того, было еще в-третьих: он был наказан до момента поступления в колледж. Буквально.
Заснуть на Шелби Августине, которая пахла, как цветки жимолости, которые он срывал с куста на заднем дворе дома своего сварливого дедушки, было поистине самым приятным моментом во всей его жизни. Но проснуться и увидеть мистера Чарльза Эндрю Криддла, нависающего над тобой, в клетчатой рубашке, со скрещенными руками и со взглядом, способным сжечь Северный полюс? Да, самым приятным это не назовешь.
Энди был уверен, что единственной причиной, по которой его старик не задушил его (насмерть), как только он открыл глаза, была Биби, вошедшая в комнату с кружкой каапи в руках и со словами:
– Ах, воспоминания о молодости позволяют нам с пониманием относиться к людям сейчас. Не правда ли, Чарли?
На самом деле, Биби, скорее всего, не только спасла Энди жизнь, но и ее слова затронули воспоминания молодых лет отца, только из-за которых он позволил Энди…
Раздался звук дверного звонка, и Энди напрягся.
Больше, чем было нужно.
– Энди? Ты тут, сынок? К тебе гости… – голос отца раздался из-за (к счастью) закрытой двери в ванную комнату.
Надо было поскорее выйти к ним, пока они не ввалились в комнату и она не начала все разглядывать. Это требовалось, чтобы избежать вопросов, комментариев и сомнений.
Они встретились на пороге. Когда их глаза пересеклись, Шелби улыбнулась. А Энди уже посещали мысли, что он этого не переживет.
Папа сказал:
– Приятного просмотра, – и одарил Энди взглядом, говорящим: «Я верю, что ты будешь держать себя в руках». Затем он вышел (дверь, конечно, осталась открытой).
А она стояла прямо перед ним.
Волосы Шелби были завязаны в неровный пучок на голове, и на ней были легинсы (легинсы! Энди мог поклясться, что она специально пытается добить его), а верх ее одежды был слишком длинным, чтобы быть майкой, но слишком коротким, чтобы стать платьем.
– Спальня на первом этаже с окном, – проговорила она, покачивая головой. – Хорошо, что ты золотой мальчик, Уолтер… Твои родители напрашиваются на проблемы с таким решением.
Говоря о проблемах, Энди старался не пожирать глазами формы
