Золотая кровь - Евгения Черноусова
«Я сегодня под домашним арестом. Ребятам велели ко мне не заходить. Мы вчера с хрущами дрались». Дребезжащий ответ по скайпу. Из коридора слова не разобрать. «Нас было, конечно, больше. Но они здоровые, а у нас мелкота. Видишь фонарь? Это они мне засветили. И губа… вот. А потом пришли самбисты и нас раскидали. Ну, они местные самбисты. Старшеклассники. Там одна девчонка, такая стройная, зовут красиво — Лола, а остальные парни. Говорят, нефиг драться… Хрущи? Это так наглых приезжих зовут. Таких, как те, которые деда Лёшу убить хотели… Не знаю. Родители его приходили, говорят, пожалейте ребёнка. А баба Люба сказала: пусть он сдохнет, ваш ребёнок, я не мести хочу, а справедливости. Хорошо сказала, да? И адвоката наняла. Ивана Ивановича. А? Он не её защищает, он за делами наблюдает. Говорит, весь город заинтересован, чтобы этих подонков посадить. Может, тогда остальные будут себя вести тише. И ещё он обещал Наташе помочь со статьёй, потому что из-за всяких статей про здешних колдунов сюда приезжают такие негодяи, а если Наташа напишет, что это брехня, они ездить не будут. Баба Тася говорит, он самый лучший адвокат. Он обещал ещё бабы Олину родню поискать. Бесплатно. Не знал, говорит, что этот упырь (это он про однофамильца бабы Олиного) со здешней землёй кровью связан. А баба Оля уже и не надеется… что? Нет, сначала она тоже не надеялась. Тут знаешь, как чудно? Полгорода носит три фамилии: Кожевниковы, Огородниковы и Кузнецовы. Кожевниковых, как эта Ульяна по мужу, тысячи две. Баба Тася искала-искала, а потом участковый, который из-за того случая с нами познакомился, говорит: я знаю одну Кожевникову, нашего лейтенанта бабусю, которая всё про всех знает. Она из лесных. Представляешь, у них эту фамилию ещё делят на коренных, лесных и дурошлёпых. Я с Наташей к этой бабуле ходила. Она вспомнила, что слышала про эту Ульяну. Её свекровь в старину рассказывала, что её деверь… что? Это какой-то родственник. Так вот, он с фронта привёз жену по имени Ульяна. А потом она его бросила и ушла к другому мужику. И про неё в семье не говорили, потому что за родственника обиделись. Тот дед, ну, бывший муж Ульяны, он был алкаш и скандалист. Так что правильно она сделала, что за другого замуж вышла. Только вот как фамилия нового мужа, теперь никто не скажет. Баба Оля говорит, надо уезжать. А деды ездят на рыбалку. У нас тут сосед через дом, старый-престарый. И у него катер. Вот они его взяли напрокат и на острова ездят. Уже даже без колясок. На костылях ходят. И баба Люба с ними, и Сергей Иванович, и дядя Эдик. Как же без охраны? Баба Люба говорит: я тебе не баба Люба, а рыбачка Соня. Смеётся. А баба Ира уже выздоравливает. Хотела уехать, но баба Люба сказала: простудишься в дороге, лучше с нами вернёшься. Она ходит на прогревание, ещё на массаж и на ингаляции. Кашляет, но так ничего. Травки заваривает, пьёт. Вечером они в карты играют: деды, баба Люба и баба Ира. Иногда ещё баба Тася приходит. Ты что, это цирк! Они ругаются, спорят, смеются. Баба Оля не любит карты, но выходит на них посмеяться. Садится на качели и говорит: ты посмотри, азартные какие! Чем тебе не казино! Ещё говорит: у наших мальчиков (это она их так называет) лысины загорелые, а шеи как кирзовые голенища, хорошо, что сюда приехали, Петя скоро уже с палочкой ходить будет… Нет, парализация — это навсегда, врачи сказали. Рука висит, нога волочится. Просто он повеселел, баба Оля говорит, и ходить перестал бояться… А ещё там какой-то главный секретарь Наташин… ответственный, во! Требует, чтобы она про здешнюю бесовщину написала. Тут демон какой-то на кладбище живёт, а в городе ведьмаки всякие. Лечат больных, мёртвых оживляют и прочая брехня. Мы сегодня на кладбище пойдём на экскурсию. Там подземный ход и всё такое. А я возьму и разуюсь на всякий случай. Попрошу демона, чтобы отец разрешил мне домой не возвращаться… Да не кислая я. Школу я вспомнила. Я её ненавижу… Да чего там хорошего. Меня там все пинают. То в рюкзак воды нальют, то бумажку на спину прилепят, то жвачку на стул приклеят. Дразнятся, обзываются… ну, я учусь плохо, и одеваюсь не так. Ладно, пока, завтра вечером я тебя наберу».
Хлопнула крышка ноутбука. Эдик и Наташа отступили за кухонную дверь. Шаги прошлёпали по лестнице наверх. «Ты знал, что её в школе травят?» «Да нет, откуда?» «За что? Хорошая ведь девчонка!» «По своему детству помню, что гнобят не самых плохих. Подростки вообще жестокие зверёныши». «И ты гнобил?» «И я был зверёныш. И меня гнобили, и я гнобил. За что раскаиваюсь». По лестнице спустилась Алдона в купальнике, шапочке и накинутом на плечи полотенце: «Я пойду поплаваю». «Давай я с тобой!» «Дядя Эдик, я нормально на воде держусь, ну, Наташа, скажи ему!» «Нормально, иди уж!»
Если честно, плавать научилась Алдона так себе. Стиль «по собачьему» и с брызгами во все стороны. Но не было в ней ни малейшего страха к воде, несмотря на то, что первая встреча с рекой могла оказаться последней. С шумом доплыв до середины реки, она вернулась к своему причалу и уселась спиной к берегу. Щурясь от бликов на воде, задумалась о предстоящем возвращении в Питер, о том, что скоро уже родители вернутся со своей летней каторги и повезут её домой. И как было бы хорошо, если бы её оставили у бабы Оли. И что, пожалуй, отец бы согласился, если бы баба Оля сказала ему, что не будет брать с него деньги на содержание дочери. Только, наверное, это неправильно, потому что пенсия у неё маленькая. Алдона всхлипнула. Кто-то сзади ступил на мостки и двинулся к ней. «Дядя Эдик контролирует», — подумала она и не обернулась. «Ты что киснешь?» Самбистка Лола присела рядом с ней и спустила ноги в воду. «Да так, — смахивая слезу, ответила она. — Домой ехать неохота». «Что, здесь понравилось?» «Нет. То есть здесь понравилось, но мне и в Петербурге нравится. Я только домой не хочу». Расспросив Алдону о
