Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий
Однако терпения у него не хватило. Музыка Фрейи ему душу не грела. Родилась, правда, «Пищаль Одина», но, судя по всему, композиция эта тоже оказалась не тем, что хавает пипл.
Через полгода, когда и постель перестала рождать в душах чувство новизны, Француз и Фрейя разбежались. Слава богу, без боя горшков – остались друзьями.
Однако совместная жизнь не прошла для Максима впустую: через Фрейю организовалось еще одно важное знакомство – с Алексом Массовским, известным уже к той поре писателем и киносценаристом, открывшим собственное издательство с весьма говорящим названием «Новый тромбон». Фрейя даже сводила Максима в офис издательства, расположенный на Первой линии Васильевского острова, где глава его некоторое время побеседовал с новым знакомцем. Оказывается, помимо кино, литературы и издательских дел Массовский интересовался еще и современной музыкой и уже несколько лет печатал в питерских журналах статьи под рубрикой «Незнайка в стране Рока». Алекс систематически бывал на Пушкинской и наблюдал за жизнью музыкальной тусовки изнутри. А потом свои наблюдения оформлял в виде интересного людям текста. Рокеры его привечали: кому не хочется, чтобы о нем рассказали не в разговорах под стакан, а на страницах популярной в ту пору «Авроры»?
Позже выяснилось, что написал он статью и о подающем некоторые надежды молодом певце и композиторе из Южноморска.
Через много лет оказалось, что статья эта способна повлиять на дальнейшую судьбу уже переставшего быть молодым Француза.
Но тогда Максим ни о чем таком и не догадывался и через полгода после расставания с Настей-Фрейей вернулся в Белокаменную.
А там вновь начал биться головой о глухую стену.
И помимо сменявших друг друга красоток в холостяцкой постели его грела мысль: время, угробленное на работу, никогда не будет потрачено зря.
8. Дни второй и третий
Максиму снился совершенно дурацкий сон.
Никакого волнующегося моря, никакой Сюзи под ногами.
Никакого восторга в сердце и никакого ужаса.
Тренажерный зал незнакомого фитнес-клуба. В несколько рядов механизмы самого различного предназначения – для рук, для ног, для брюшного пресса. Стены высоченные, с огромными окнами, сквозь стекла сияет жаркое солнце – явно не осеннее. Между окнами – зеркала, в которых отражаются мужчины и женщины в спортивных одеждах. Вместо потолка тоже сплошные зеркала.
На дальней стене, напротив входа – большой баннер «Фитнес-клуб “Сильные люди”». Помимо букв на баннере круто накачанный мужик и примерно такая же дама.
Сильных людей в зале очень много. Некоторые стоят в очереди перед наиболее популярными тренажерами. Похоже, им совершенно некуда спешить, поскольку ни на одном лице не видно ни нетерпения, ни раздражения. Где еще такое можно увидеть?
Занимающие «рабочие места» пашут в поте лица и по полной программе, будто не они платят за возможность потренироваться, а им – за трудолюбие и усердие.
Возможно, и Максим пахал на силовых тренажерах – просто сон тогда еще не взял его в свои объятия, – но сейчас уделом бедняги была беговая дорожка.
Вообще-то, дело знакомое, он пару раз начинал посещать качалку. Впервые – когда бросил курить и его стало разносить как на дрожжах. Это случилось еще в Питере.
Кстати, и Настя-Фрейя некоторое время поощряла его инициативу, пока ей не осточертело.
Качалка находилась на улице Кораблестроителей, неподалеку от дома, где он снимал хазу, и называлась «Планета Фитнес». Ходьбы до нее было всего пять минут. Хороша она еще оказалась тем, что кроме тренажерного зала, джакузи и бани с сауной в ней имелся бассейн, хоть и не очень длинный. Уроженцу приморского городка, привыкшему купаться едва ли не круглый год, да еще и серферу, такое было особенно в кайф. Правда, его серферские навыки тут были совершенно ни к чему, но не все ж коту масленица.
Однако через пару месяцев обнаружилось, что гораздо проще и дешевле снова начать курить, чем мучить бедную тушку систематическими и ужасными нагрузками, от которых на следующий день ныли все мышцы.
И Максим, вслед за Фрейей, вернулся на прежнюю колею, согнав лишний вес безо всяких физкультурных проблем…
Вторая качалка случилась много позже, уже после возвращения в Белокаменную и знакомства с Платоном. «Спортлэнд» на Волгоградском проспекте. Этот подвиг тоже был недолог, поскольку ужаса меньше не стало. Даже более того, нагрузки теперь казались совершенно невыносимыми и требовали бесконечных волевых усилий. И выдержал он вообще всего лишь месяц, поскольку тут изначальной поддержки вообще не было никакой. Пришедшаяся на ту пору близкая подруга откровенно говорила, что у него крыша протекла. Хорошо хоть абонемент на целый год не взял, иначе бы и вправду получились впустую потраченные деньги…
Мда-а-а, были времена, аж самому не верится. И какой же кайф, что теперь подобное может происходить исключительно во сне!
Максим глянул на счетчик и обнаружил, что пробежал уже более трех километров. Видимо, шевелит копытами очень давно, неудивительно, что взмок и настолько устал. Правда, работе определенно помогает музыка: оглушительно громко играет жесткий техно-транс.
А вот это странно: обычно в тренажерных залах звучит какое-нибудь «Радио Максимум» с негромкой ритмичной музыкой, легко ложащейся на душу и десятикласснику, и бородатому деду преклонных лет, на старости вдруг озаботившемуся последствиями долгой нетрезвой жизни.
Впрочем, чего только во сне не бывает. Ведь наяву он бы хрен пробежал три километра. Давно бы выпал в осадок. Да и тут самое время сходить с дистанции. Но ведь едва спрыгнешь с тренажера, твое место тут же займет томящийся в очереди товарищ по несчастью. И почему-то сейчас это Максиму совершенно не по фигу, как будто от бега зависит сама его жизнь. Типа сойдешь с дистанции – и тут же кони бросишь.
Останется тебе последний отрезок дороги – на кладбище, под земельку и под памятник с выбитой в мраморе эпитафией «Здесь лежит сошедший с дистанции Айвазовский нашей эстрады».
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча…
Нет, братцы, не дождетесь! Много вас вокруг, да не всем сия ноша по плечу.
И он продолжал свой бег.
Постепенно ноги наливались неподъемным свинцовым грузом, в поясницу время от времени втыкали раскаленный лом, а голова то исчезала напрочь, то снова обнаруживалась на прежнем месте. Мысли давно уже путались, как водоросли на стремнине. Картинка перед глазами то и дело прерывалась чернотой, как будто неведомый смотритель включал и выключал маяк. С Курта бы, наверное,
