Никто не знает Сашу - Константин Потапов
И самый ужасный тип – таксисты-рокеры. Те же дешёвые иномарки, в меру ухоженные, не прокаченные и не убитые. Водят мужчины от двадцати пяти до сорока, лица светлые, взгляды честные и прямые, но уже с обидой, слушают «Наше радио», конечно, изредка «Максимум», если есть в их городе. Завидев Сашину гитару, начинают неизменный ненавистный разговор, что музыка, мол, нынче не та, что измельчало всё, где новый Цой, Высоцкий, да Шевчук на худой конец. Всё не то. Вот раньше-то было. Вот Кинчев. А сейчас что? Сплошной рэп. А настоящего русского рока больше нет. Какое-то тупое поколение выросло. Хотя вот я слушал «Горгород», вот это интересный альбом… Да, эти самые отвратительные, хотя они-то и ближе всего к моей публике, и от этого только стыднее. Есть ещё всякие узбеки, киргизы, таджики, казахи, не разберёшь. Молчаливы, вежливы, плохо говорят по-русски, слушают что-то нейтральное, и с такими бы катиться сквозь ночь или вот такое мутное утро, когда тошнит и хочется в туалет. И всем им Саша всегда говорил, что гитару попросили передать, а сам он не имеет никакого отношения к музыке, словно передавал эту гитару из города в город, словно она никак не найдёт себе хозяина, мифического друга, который наконец, расчехлит её и сыграет на ней… что?
– …поэтому, Путин, конечно, мужик, я считаю. Ведь как это, у Пушкина – умом Россию не понять, да? Вот такую песню я бы послушал. Ну сюда вроде, да? А поставь балл хороший, по-братски?
Когда Саша вышел из машины, потрясывало и шатало. Желание по-большому отступило куда-то вглубь и вверх, но тошнило невыносимо. Будто вся грязь хотела вырваться другим путём. Он постоял, стараясь следить за дыханием, приходя в себя. Когда дома перестали плыть, замерли, он вспомнил адрес, подъезд, квартиру, этаж, написал Полли, что подходит и двинулся в её сторону.
Она встречала его с широкой улыбкой, приготовила кофе и завтрак, что-то шутила и смеялась хриплым голосом, и предлагала сигаретку. Она говорила, что по продажам у нас всё хорошо, уже есть 50 билетов, и ещё много звонков, человек 80 наберётся, она всем своим звонила, высылала в личку, и её муж помог с рассылками. Она была сама приветливость, но Саше было так плохо, что первые 20 минут он на неё вообще почти не глядел, был хмур и неразговорчив. Она озадаченно замолчала, стушевалась. Он почувствовал, что она вот-вот обидится. Он сказал, что неважно себя чувствует, что ему надо в душ, привести себя в порядок. Иди-иди, конечно, – сказала то ли с надеждой, то ли со злостью.
Санузел у Полли, слава богу, был совмещённый. Саша включил душ на полную, проверил, что бумаги полно и наконец-то уселся. Он не мог больше ни о чём думать, кроме как об этом, и это началось – рывками, толчками, спазмом, расслаблением, спазмом, расслаблением и снова спазмом, и он напряжённо поворачивался, распятый на керамической дуге, чтобы и не булькнуть сильно, и не запачкать, а сам уже взглядом искал рукоять ёршика, весь мокрый от напряжения, с пульсом в висках, почти счастливый…
…потом долго стоял под душем, словно пытаясь отмыть себя от вонючего поезда, липкой духоты, разговоров попутчиц, табачного дыма, навязчивой проводницы, водителя, сального салона такси, шансона, тошноты, головной боли. Но виски колотились вовсю, и он решился на таблетку. Он вышел из душа, в чистом:
– Ты прости, что такой хмурый, мне просто надо таблетку и полежать. Я сейчас.
Следующие 20 минут он лежал на широком диване в зале, совмещённом с кухней, ожидая, пока подействует спазмалгон, а Полли молчала, сидя за кухонным столом, где-то севернее его пульсирующей головы. Только отблеск смартфона менялся на лице, и Саша подумал, что всё-таки обидел её. Сейчас я с ней поговорю, сейчас я полежу пять минуточек в Шавасане, от пальцев ног и до макушки, какие кремовые обои, сейчас я выдохну и поговорю, медуза люстры, тёмные шторы, я поговорю. Надо просто дышать и ждать, и тогда пройдёт. Просто ощущение…
В бок ткнулось СМС. Открыл глаза, нашарил твёрдый прямоугольник. Алина. «У Полли на вписке, всё хорошо». Немного подумал. «Прости за вчера. Ты молодец, много сделала, но там реально нельзя было выступить».
«Ладно. Давай делать дальше. Ремизов вроде договаривается с этой тёткой. Попробуем провести концерт как городское мероприятие».
«Хорошо. Спасибо, Алин»
Полли всё также: ногти в стразах клацают о бесконечную ленту. Накрасилась и уложила волосы, хотя ещё ранее утро. И при этом не работает, вспомнил Саша. И с мужем у них вроде всё, никак не разведутся, хотя давно не вместе… Он тихонько разглядывал её. Почти 30, брюнетка с чёрными прямыми волосами, с крупными выразительными чертами лица – такой алый рот, прямой нос, высокий лоб и скулы. Красивая. Глаза-миндалинки. Прямой, чуть удивлённый взгляд. В джинсах и футболке, руки забиты тату, следы рокерской юности. Высокая, крупная, рано родила, ещё в форме, даже не надела лифчика под майку, как бы невзначай. В разговоре обходит свой не-развод формальными фразами, очерчивает слепую зону отношений с бывшим, сверх-пустоту Эридана. Явно ещё спят, но уже параллельны, соревнуются в равнодушии. Полли неуловимо напоминала одну его бывшую, Катеньку, хотя Катенька как раз была всегда неразговорчивой, из неё слова нельзя было вытянуть, а Полина – болтушка, но что-то в болтовне Полли и молчании Катеньки было незаметно общее. Полли была из тех, что как-то вывихнуты из себя, из своего «я», а потому говорят не останавливаясь, боясь допустить паузу, словно в ней смогут прочувствовать свой непоправимый вывих, своё не-здесь. Катенька в своём молчании была к себе на шаг ближе, но её молчание не гарантировало, что внутри у неё не льётся такой же монолог – бесконечно, не прекращаясь. Саша никогда не мог проникнуть в Катеньку, она не впускала его. Это была та тайна, в которую он влюбился и та тайна, из-за которой ушёл. Сейчас, когда Полли молчала, она очень напоминала Катеньку, та тоже любила подолгу обижаться и никогда не признавать обиду. Ещё она напоминала Саше Малую, Риту, травакурку, с которой он сбежал в Индию – может, тем же шальным взглядом на жизнь. Но Рита была совсем сумасшедшая и осталась где-то в Индии, и слава богу в прошлом, и их больше ничего не связывает. А Полли делает Саше концерт, здесь, прямо сейчас. И есть эта надежда. Да, обиделась, подумал Саша и пожалел, что
