Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева
В мае курсантам предстояла защита стажировки, без которой они не допускались к госам, и Хордин слабо представлял, что напишет в своём отчёте о практике.
День выдался тяжёлым, и Андрею хотелось завершить его в более приятной обстановке. После практики он купил Насте торт и, хлюпая по мартовскому снегу, пошёл в гости к Волкодавам, которые жили в двух кварталах от его дома.
Дверь ему открыла Ася в длинной футболке с надписью «Я — Троян». Больше её красоту ничего не прикрывало — Ася не очень любила одеваться, хоть и училась на дизайнера.
— Привет, твоя болеет, так что зря пришёл… О! Ты с тортом? Заходи.
Настя встретила его бледной и на диване. Она лежала под пледом и горой бумажных платков.
Хордин с детства собирал марки. Настя тоже собирала, только оружие восемнадцатого века. Вся стена над её девственным диваном была увешана русскими пищалями, голландскими пистолетами с кремнёвыми замками и австрийскими штуцерами с замками колесцовыми. Значительную часть коллекции собрал покойный отец сестёр; по понятным финансовым причинам Настя могла пополнять её только недорогими боевыми пистолетами без отделки, что несказанно угнетало девушку. Зато парадное оружие отца было богато инкрустировано и очень дорого стоило, питая меркантильные Асины надежды когда-нибудь его продать. Больше всего Настя любила изящно-ажурный пистолет работы итальянского мастера Пьетро Фиорентини. Гордостью коллекции Андрея же была марка сорок восьмого года с четырьмя мишками «”Утро в сосновом бору” художника Шишкина».
— Привет, Настёныш.
— Привет.
Андрей наклонился, чтобы чмокнуть её в щёку. Или даже в губы — как повезёт. На что Настя недовольно отвернула рот.
— У меня ангина. Хочешь целовать — делай куннилингус.
Хордин сделал вид, что не расслышал, и ретировался на кухню.
— Пойду поставлю чайник…
— А куни? — с выжидающей безнадёжностью неслось ему вслед.
Это пугающее слово он слышал неоднократно. Андрей смутно представлял его смысл и не торопился узнавать это опытным путём.
В кухню вплыла прекрасная Ася. Она была растрёпана, но всё равно прекрасна.
— Ась, а что это значит?
— Что?
— Ну то… про что Настя сказала.
Ася села на стул и раздвинула свои бесстыдные ноги.
— «Иди ко мне и пей»[35], — распутно процитировала она Новый Завет.
Андрей заключил, что слабость к странному действу со страшным названием — фамильная черта Волкодавов, и отвернулся. Ася непривычно-растерянно задвинула длинные ноги под стол.
— «Просящему у тебя дай»[36], — вздохнула она и начала любовно резать торт.
— И Насте отрежь, — сказал Хордин.
— А она заслужила? Она тебя только мучает.
— Никто меня не мучает.
— Вы вообще были с ней когда-нибудь близки? — спросила Ася, громоздя себе на тарелку большой кусок.
— Да, позавчера мы сидели с ней рядом в кино.
Ася чуть не подавилась.
— Что, и без секса?
— Зачем секс? Что я, дурак — Настю на эротику водить? Я её на приличный фильм повёл, на исторический.
Девушка возвела глаза к небу, но они упёрлись в потолок.
— Да, Андрей, ты не дурак. Ты дурачьё.
— Она просто ещё не готова, — стушевался Хордин.
Ася усмехнулась.
— Она уже полгода не готова. А делов-то — пять минут.
— Так мало?
— У кого как.
— Я лучше подожду.
— Да не жди ты, а бери!
Андрей всерьёз задумался.
— Преступление против половой неприкосновенности и половой свободы личности — от трёх до шести лет.
— В исправительной колонии строгого режима, — издевалась Ася.
— Зачем строгого? Можно и общего. Только это всё равно неважно — я не собираюсь принуждать Настю ни физически, ни психически.
— А за психическое воздействие тоже срок дают?
— Ну как бы да.
Ася сразу вытянулась, подошла к Андрею на опасно-близкое расстояние и прошептала:
— Значит, если я буду тебя соблазнять и говорить непристойности, у тебя поднимется… рука написать на меня заявление?
Хордин торопливо дёрнулся в сторону.
— Уголовный кодекс об этом умалчивает. Там только про угрозы было.
— Да уж, лучше я займусь тортом. — И Ася вернулась за стол. — М-м-м, вкуснотища…
Андрей с тоской смотрел на развращённую копию своей девушки: Ася всё делала со страстью и ела тоже.
На время Настиной ангины Андрей решил ограничить свои посещения — Настя лечилась тем, что прикладывала к горлу солёную селёдку, и это мало способствовало их сближению.
От неприглядно-серой обыденности его спасала только Катя Хетцер. Она увлекала его своими идеями, заражала жизнелюбием и манила к себе, как далёкий маяк.
— Катюш, у тебя же завтра день рождения? — спросил Андрей по телефону.
— К несчастью для этого мира, — ворчливо ответила Катя. — Только отмечать я его не буду. Подумаешь, дата — двадцать два года.
— А как же подарки?
— Оставь подарки своему Волкодаву.
— Ты правда не хочешь от меня подарков? — расстроился Хордин.
— Андрей, ты своей отчаянной наивностью напоминаешь мне князя Мышкина.
— Это кто?
— «Идиот». Ты что, не читал Достоевского? Нам не о чем с тобой разговаривать…
— Я у него только «Преступность и наказуемость» читал, — пытался реабилитироваться Хордин.
Катя прыснула со смеху.
— Но вообще я детективы не очень люблю, — прибавил он, окончательно доведя Катю до исступленного хохота.
— Ты б ещё сказал, что это боевик с элементами триллера.
— Если честно, кино мне тоже не особо нравится.
— Андрей, какой же ты смешной!
— Почему это я смешной?
— Не, серьёзно. Неужели слова «Агата Кристи» ассоциируются у тебя только с группой?
— А что, не должны? — насторожился Андрей.
— Слушай, Хордин, зачем ты вообще пошёл в следователи?
— Меня как бы… не спрашивали.
Хордину не приходилось рассчитывать на красный диплом. Ему хорошо
