Максим Горький - Жизнь Клима Самгина (Часть 4)
Доцент был среднего роста, сытенький, широкобедрый, лысоватый, с большими красными ушами и бородкой короля Генриха IV.
Шаркая лаковыми ботинками, дрыгая ляжками, отталкивал ими фалды фрака, и ягодицы его казались окрыленными. Правую руку он протягивал публике, как бы на помощь ей, в левой держал листочки бумаги и, размахивая ею, как носовым платком, изредка приближал ее к лицу. Говорил он легко, с явной радостью, с улыбками на добродушном, плоском лице.
- Тон и смысл городской, культурной жизни, окраску ее давала га часть философски мощной интеллигенции, которая [шла] по пути, указанному Герценом, Белинским и другими, чьи громкие имена известны вам. Именно эта интеллигенция, возглавляемая Павлом Николаевичем Милюковым, человеком исключительной политической прозорливости, задолго до того, как сложиться в мощную партию конституционалистов-демократов, самозабвенно вела работу культурного воспитания нашей страны. Была издана замечательная "Программа домашнего чтения", организовано издание классиков современной радикально-демократической мысли, именитые профессора ездили по провинции, читая лекции по вопросам культуры. Цель этой разнообразной и упорной работы сводилась к тому, чтоб воспитать русского обывателя европейцем и чтоб молодежь могла противостоять морально разрушительному влиянию людей, которые, грубо приняв на веру спорное учение Маркса, толкали студенчество в среду рабочих с проповедью анархизма. Вы знаете, чего стоила народу эта безумная игра, эта игра авантюристов...
Самгин сидел на крайнем стуле у прохода и хорошо видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и мужчин. Люди первых рядов сидели не очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их было еще меньше. На хорах не более полусотни безмолвных.
"Три года назад с хор освистали бы лектора", - скучно подумал он. И вообще было скучно, хотя лектор говорил все более радостно.
- Создателем действительних культурных ценностей всегда был инстинкт собственности, и Маркс вовсе не отрицал этого. Все великие умы благоговели пред собственностью, как основой культуры, - возгласил доцент Пыльников, щупая правой рукою графин с водой и все размахивая левой, но уже не с бумажками в ней, а с какой-то зеленой книжкой.
- К чему ведет нас безответственный критицизм? - спросил он и, щелкнув пальцами правой руки по книжке, продолжал: - Эта книжка озаглавлена "Исповедь человека XX века". Автор, некто Ихоров, учит: "Сделай в самом себе лабораторию и разлагай в себе все человеческие желания, весь человеческий опыт прошлого". Он прочитал "Слепых" Метерлинка и сделал вывод: все человечество слепо.
Тут с хор как бы упали густо, грубо и медленно сказанные слова:
- Ну, это - неверно! Воруем и воюем, как зрячие.
Лектор взмахнул головой, многие из публики тоже подняли головы вверх, в зале раздалось шипение, точно лопнуло что-то, человек пять встали и пошли к двери.
"Возможен скандал", - сообразил Самгин и тоже ушел, вдруг почувствовав раздражение против лектора, находя, что его фразы пошловаты и компрометируют очень серьезные, очень веские мысли. Он, Самгин, мог бы сказать на темы, затронутые доцентом Пыльниковым, нечто более острое и значительное. Особенно раздражали: выпад против критицизма и неуместная, глуповатая цитата из зеленой книжки.
"Надо прочитать, - что это такое?" - решил он.
Обиженно подумалось о том, что его обгоняют, заскакивая вперед, мелкие люди, одержимые страстью проповедовать, поучать, исповедоваться, какие-то пустые люди, какие-то мыльные пузыри, поверхностно отражающие радужную пестроту мышления. Он шел, поеживаясь от холода, и думал:
"Мне уже скоро сорок лет. Это - более чем половина жизни. С детства за мною признавались исключительные способности. Всю жизнь я испытываю священную неудовлетворенность событиями, людями, самим собою. Эта неудовлетворенность может быть только признаком большой духовной силы".
Это не успокоило его так легко, как успокаивало раньше.
"Вся жизнь моя - цепь бессвязных случайностей, - подумал он. - Именно - цепь..."
Дня три он прожил в непривычном настроении досады на себя, в ожидании событий. Дела Марины не требовали в суд, не вызывали и его лично. И Тагильский не являлся.
"Идиоты", - ругался он и думал, что, пожалуй, нужно уехать из этого города.
"Интеллигенция - кочевое племя. Хорошо, что у меня нет семьи".
Тагильский пришел к обеду, и первым его словом было:
- Покормите?
Он явился в каком-то затейливом, сером сюртуке, похожем на мундир, и этот костюм сделал его выше ростом, благообразней. Настроен он был весело, таким Самгин еще не наблюдал его.
- Удивляюсь, как вас занесло в такое захолустье, - говорил он, рассматривая книги в шкафе. - Тут даже прокурор до того одичал, что Верхарна с Ведекиндом смешивает. Погибает от диабета. Губернатор уверен, что Короленко - родоначальник всех событий девятьсот пятого года. Директриса гимназии доказывает, что граммофон и кинематограф утверждают веру в привидения, в загробную жизнь и вообще - в чертовщину.
И, взглянув на хозяина через плечо, он вдруг спросил:
- А - Безбедов-то, слышали?
- Что?
- Помер.
- От чего? - тревожно воскликнул Самгин.
- Паралич сердца.
- Он казался вполне здоровым.
- Сердце - коварный орган, - сказал Тагильский.
- Очень странная смерть, - откликнулся Самгин, все так же тревожно и не понимая причин тревоги.
- Умная смерть, - решительно объявил товарищ прокурора.- Ею вполне удобно и законно разрешается дело Зотовой. Единственный наследник, он же и подозреваемый в убийстве, - устранился. Выморочное имущество поступает в казну, и около его кто-то погреет ловкие руки. Люди, заинтересованные в громких уголовных процессах, как, например, процесс Тальма, убийство генеральши Болдыревой в Пензе, процесс братьев Святских в Полтаве, проиграли. А также проиграли и те, кому захотелось бы состряпать политический процесс на почве уголовного преступления.
Постучав пальцем в стекло шкафа, он заговорил небрежней, как бы шутя:
- Смерть Безбедова и для вас полезна, ведь вам пришлось бы участвовать в судебном следствии свидетелем, если бы вы не выступили защитником. И знаете: возможно, что прокурор отвел бы вас как защитника.
"Он меня чем-то пугает", - догадался Самгин и спросил: - Почему?
Тагильский бесцеремонно зевнул, сообщил, что ночь, до пяти часов утра, он работал, и продолжал сорить словами.
- В городе есть слушок о ваших интимных отношениях с убитой. Кстати: этим объясняется ваша уединенная жизнь. Вас будто бы стесняло положение фаворита богато вдовы...
Самгин понял, что здесь следует возмутиться, и возмутился:
- Какое идиотство!
А Тагильский, усаживаясь, долбил, как дятел;
- К тому же: не думайте, что департамент полиции способен что-нибудь забыть, нет, это почтенное учреждение обладает свойством вечной памяти.
- Что вы хотите сказать? - спросил Самгин, поправив очки, хотя они не требовали этого.
- Представьте, что некто, в беседе с приятелем, воздал должное вашему поведению во дни Московского восстания. Укрепляя салфетку на груди, он объяснил:
- Я говорю не о доносе, а о похвале.
"Жулик", - мысленно обругал Самгин гостя, глядя в лицо его, но лицо было настолько заинтересовано ловлей маринованного рыжика в тарелке, что Самгин подумал; "А может быть, просто болтун". - Вслух он сказал, стараясь придать словам небрежный тон:
- Мое участие в Московском восстании объясняется топографией места - я жил в доме между двумя баррикадами.
И, боясь, что сказал нечто лишнее, он добавил:
- Разумеется, я не оправдываюсь, а объясняю. Но Тагильский, видимо, не нуждался ни в оправданиях, ни в объяснениях, наклонив голову, он тщательно размешивал вилкой уксус и горчицу в тарелке, потом стал вилкой гонять грибы по этой жидкости, потом налил водки, кивнул головой хозяину и, проглотив водку, вкусно крякнув, отправив в рот несколько грибов, посапывая носом, разжевал, проглотил грибы и тогда, наливая но второй, заговорил наконец:
- Я был в Мюнхене, когда началось это... необыкновенное происшествие и газеты закричали о нем как о переводе с французского.
Выпил еще рюмку.
- Не верилось. Москва? Сытая, толстая, самодовлеющая, глубоко провинциальная, партикулярная Москва делает революцию? Фантастика. И однако оказалась самая суровая реальность.
Наливая суп в тарелку, он продолжал оживленнее:
- Я не знаю, какова роль большевиков в этом акте, но должен признать, что они - враги, каких... дай бог всякому! По должности я имел удовольствие - говорю без иронии! - удовольствие познакомиться с показаниями некоторых, а кое с кем беседовать лично. В частности - с Поярковым, - помните?
- Да.
- Его сослали на пять лет куда-то далеко. Бежал. Большевик, - волевой тип, крайне полезный в стране, где люди быстро устают болтаться между да и нет. Эстеты и любители приличного школьного мышления находят политическое учение Ленина примитивно грубым. Но если читать его внимательно и честно-эх, чорт возьми! - Тагильский оборвал фразу, потому что опрокинул на стол рюмку, только что наполненную водкой. Самгин положил ложку, снял салфетку с шеи, чувствуя, что у него пропал аппетит и что в нем закипает злоба против этого человека.
