Сергей Аксаков - Записки ружейного охотника Оренбургской губернии
Во время весеннего прилета и осеннего отлета чирки появляются большими стаями; весною всегда оказываются несколько позднее других утиных пород, а осенью держатся долее всех, кроме кряковых уток. Чирки в розницу или по разноте, как говорят охотники, во все время своего пребывания у нас попадаются чаще всех уток. Несмотря на их обыкновенность и также на то, что чирки смирнее всех утиных пород, я всегда дорожил ими более, чем многими утками средней величины. Чирки прилетают довольно сытые, а улетают, облитые жиром, немного уступая в этом отношении кряквам, хотя я никогда не замечал, чтоб они летали в хлебные поля. Полет их очень жив и скор, особенно когда они соберутся в большие стаи. Кружась над местом, на которое хочет опуститься стая, чирки быстро поворачиваются, свиваясь как будто в темный клубок и развиваясь в более светлую полосу. Не один раз, стоя на весенних и осенних поздних вечерних стойках, бывал я испуган шумом и свистом, даже внезапным вихрем от промелькнувшей над самою головою плотно свернувшейся станицы чирят.
Я не говорил о величине яиц предыдущих утиных пород, кроме кряковной; будучи сходны между собою цветом и фигурой, они уменьшаются соразмерно с уменьшением величины утки, но яйца чирят так малы и матовый, слегка зеленоватый цвет их так нежен, что нельзя не упомянуть о них особенно.
Странное дело: у кряковных и других больших уток я никогда не нахаживал более девяти или десяти яиц (хотя гнезд их нахаживал в десять раз более, чем чирячьих), а у чирков находил по двенадцати, так что стенки гнезда очень высоко бывали выкладены яичками, и невольно представляется тот же вопрос, который я задавал себе, находя гнезда погоныша: как может такая небольшая птица согреть и высидеть такое большое количество яиц?
Чирки с весны парами, а потом и в одиночку попадаются охотникам везде, где только есть вода, в продолжение всего лета, но они особенно любят маленькие речки, озерки и лужи, часто в самом селении находящиеся; прилетают даже к русским уткам. В осеннее время иногда сделать очень удачный выстрел в навернувшуюся нечаянно стаю чирят, и мне случилось один раз убить из одного ствола моего ружья, заряженного рябчиковою дробью, девять чирков.
Подстреленный чирок ныряет проворнее всех уток, разумеется кроме нырка, и всех искуснее умеет спрятаться и притаиться в траве. Мясо жирного, осеннего чирка, если не пахнет рыбой, что, к сожалению, хотя редко, но бывает, я предпочитаю даже мясу кряковной утки,[26] в нем слышнее запах дичины. Все утиные яйца очень вкусны; но яйца чирка вкуснее других.
Вот лучшие породы уток, мне известные. Теперь я стану говорить об утках низшего достоинства, которые охотниками не уважаются, особенно потому, что все, без исключения, постоянно и сильно пахнут рыбой. Всё они уже утки-рыбалки, или рыболовки; это по преимуществу водоплавающие птицы.
Постоянное их местопребывание и днем и ночью – вода; земля для них почти не существует.
ж) Нырок
Небольшая, но крепкая, складная и мясистая утка. Кличка ей дана, как говорится, по шерсти, хотя, правду сказать, гагара не уступает нырку, а гоголь превосходит его в искусстве или способности нырять. Нырки пером пестры, а говоря точнее, их назвать пегими; цвет пежин однообразный и траурный – черный с белым; селезень пестрее и красивее утки. Полет их очень быстр, и от частого маханья крыльями происходит особенный звук, похожий не на чистый свист, а на какое-то дрожанье свиста, которое нельзя передать словами; подобный звук слышен отчасти в полете стрепета. Охотникам он хорошо знаком. Нырок не вдруг поднимается с воды, завидя человека: он сейчас начинает так проворно нырять, что на широкой воде в одну минуту очутится в безопасном расстоянии от выстрела. Если же это случится не на широкой реке и нырку придется нырять вниз по течению, то он производит с таким проворством свое подводное плаванье, что стрелок, если захочет догнать его, должен бежать, как говорится, во все лопатки. Наконец, когда охотник внезапно явится слишком близко к вынырнувшему нырку, забежав вперед за излучину или колено реки, – нырок поднимается; сначала отделяется от воды довольно трудно, летит, шлепая крыльями по водяной поверхности, но скоро разлетится, полетит очень быстро и поднимется высоко. Нырки прилетают весной ранее всех уток. В исходе марта иногда стоит в Оренбургской губернии глубокая зима: ни малейших признаков наступающей весны, кроме ослепительного блеска, которым стекленеется поверхность снегов!.. И вдруг охотник слышит, что в вышине, под облаками, раздаются какие-то особенные звуки; он легко узнает их: это дребезжащий свист или шум от резкого полета огромных стай нырков. Поглядев пристально, зоркими глазами увидеть их, быстро и высоко летящих подобно облаку или серой тучке, гонимой сильным ветром. Трудно пересказать, какое сладкое впечатление производят на сердце охотника эти неясные звуки, этот неопределенный шум, означающий начало прилета птицы, обещающий скорое наступление весны после долгой нестерпимо надоевшей зимы, которая доводила до отчаяния охотника своею бесконечностью… Вот пример, как иногда бывает длинна зима в Оренбургской губернии: в 1807 году 1 апреля перед солнечным восходом было двадцать градусов мороза по Реомюру! Это так красноречиво, что ничего прибавлять не нужно и, несмотря на первое апреля, – совершенно верно, ибо с точностью записано мною в моих охотничьих записках. Не знаю, как другие охотники, но я всегда встречал с восхищением прилет нырков и, в благодарность за раннее появление и радостное чувство, тогда испытанное мною, постоянно сохранял к ним некоторое уважение и стрелял их, когда попадались… Хороша благодарность и уважение, скажут не охотники, но у нас своя логика: чем более уважается птица, тем более стараются добыть ее.
Сначала большие стаи нырков пролетают, не опускаясь, да и некуда им опускаться; вслед за ними появляются нырки парами везде, где река или материк в пруде очистились от льда, а на больших реках – по полыньям; потом до лета нырки продолжают держаться по рекам и прудам, парами и в одиночку. В продолжение лета нырков встречаешь мало, и то селезней, а осенью они опять собираются к отлету большими стаями. Никогда не нахаживал я их гнезд, но выводки мне попадались. Кажется, сказать утвердительно, что нырки не вьют гнезд на твердой земле, как все предыдущие, описанные мною утиные породы, а, подобно другим рыболовным уткам, ухитряются класть свои гнезда в камышах или высокой густой осоке, на воде или над водою. Я нашел два такие гнезда, и они будут описаны в своем месте. С нырка начинаются утиные породы, которые почти лишены способности ходить по земле: лапы их так устроены, что ими ловко только плавать, то есть гресть, как веслами; они посажены очень близко к хвосту и торчат в заду. У нырка эта особенность еще не так резко выдается, и он составляет как будто переходную породу. Нос у него обыкновенного устройства, черноватый, не узенький и не бледно-рогового цвета, как у всех остальных пород рыбалок, кроме черни. Все водоплавающие птицы снабжены от заботливой природы густым и длинным пухом, не пропускающим ни капли воды до их тела, но утки-рыбалки, начиная с нырка до гоголя включительно (особенно последний), предназначенные всю жизнь проводить на воде, снабжены предпочтительно самым густым пухом. Нырок всегда на воде: с утра до вечера ловит мелкую рыбешку, не брезгуя, впрочем, никакими водяными мелкими гадинами и насекомыми.
Утки с утятами, которые изумительно проворны, держатся упорно в камыше, и трудно выгнать их на открытую воду. Нырки всегда довольно сыты, а осенью бывают даже очень жирны; мясо их было бы сочно, мягко и вкусно, если б не пахло сильно рыбой. Я встречал людей, которым этот запах был не противен, и они считали нырков за лакомое кушанье. Если с нырка содрать кожу, выскоблить начисто его внутренности, хорошенько выполоскать, помочить часа два в солёной воде и потом зажарить, то рыбного запаху останется очень мало, и у кого хорош аппетит, тот может кушать его с удовольствием. Нырок довольно крепок к ружью и требует настоящей утиной дроби, не мельче 4-го нумера.
Есть точно такие же маленькие нырки, не более чирка, и есть еще нырки большие, с красными головами, широким носом пепельного цвета и широкими лапами абрикосового цвета. И тех и других мне видеть близко не удалось.
з) Чернь
Недаром дано этой породе уток собирательное имя: они появляются не очень рано весной, всегда огромными стаями; не только в одиночку или попарно, но даже маленькими стайками я никогда их не встречал. Обыкновенно садятся они на большие, чистые пруды или озера и густым черным покрывалом одевают светлую воду. Вода буквально кажется черною, а потому и в этом отношении верно дано им название чернь. Они бывают у нас только пролетом: весной и осенью; на больших водах держатся долго, особенно в хорошую, теплую осень. Где выводят детей – не знаю, только не в тех уездах Оренбургской губернии, где я живал, потому что с молодыми я никогда их не видывал.[27] Beличиною, складом носа и пером чернь очень похожа на утку нырка, то есть верхняя часть у них черного, а нижняя – беловатого цвета. Мне не удавалось много стрелять их; это хлопотно, потому что они всегда сидят на середине пруда и надобно к ним подъезжать на лодке, чего я никогда не делал, да и птица того не стоит. Я бивал их только тогда, когда они случайно на меня налетали. Различия в перьях между селезнем и уткой я не замечал, но другие охотники сказывали мне, что селезень отличается большим отливом кофейного цвета, большею величиной и черным хохлом. Вообще эта утка пером некрасива, но крепкого сложения; нос и лапы у ней точно такого же цвета и устройства, как у нырка, а пахнет рыбой меньше его. Если удастся подплыть в меру из-за камыша к стае черни, то убить одним зарядом до десятка.
