Все живы - Анна Морозова
Был еще дядя Володя, папин младший брат. Сначала он не проявлял никаких родственных и просто человеческих чувств к племяннику, но два года назад все изменилось. Бабушка тяжело заболела гриппом и решилась попросить его свозить Борю на МРТ, чтобы не потерять очередь. Они как-то неожиданно разговорились, и дядя Володя с удивлением обнаружил в вечно молчащем племяннике, которого считал дурачком или аутистом, хорошего человека и даже интересного собеседника, если разговорить. Своих детей у него пока не было, и он стал потихоньку приобщать Борю к мужским делам и занятиям. То они вместе ставили новый забор, то собирали яблоки, то ремонтировали скутер, то ходили красить ограду у «бедного Сереги». Галина Семеновна сначала недоверчиво косилась на внука, которого совсем не знала. Но потом как-то привыкла, что ли, или просто так доверяла своему обожаемому младшему сыну, что стала пихать внуку то теплую пышку, то деньги на мороженое, то книжку с полки. А однажды сын с удивлением заметил, что они сидят рядом на диване и разглядывают семейный альбом и племянник с видом то ли взрослого, то ли уже сразу пожилого родственника внимательно слушает ее рассказы, задает вопросы. «Надо же… Пусть общаются», – с улыбкой подумал дядя Володя. Ему самому вся эта история семьи была глубоко безразлична.
Там, под старой яблоней, его и обнаружил дядя Володя. Галина Семеновна лежала в больнице, куда ее неделю назад увезли с высоким давлением.
– А я думаю, что там за кот лазит, а это твоя голова, – с улыбкой сказал он, подходя к племяннику.
– Осторожно, тюльпан! – закричал Боря, но было поздно.
– Да хрен с ним. Пошли лучше сожрем что-нибудь. С утра только чаю попил. Эх, вот не хватает матери! Тут говорил с врачом – что-то в сердце обнаружили, я не запомнил. Говорит, еще обследования нужны. И снижение массы тела. В общем, как-то всё не очень.
– А бабушка ведь уже лежала у них, и ей уколы хорошо помогли. И капельницы. – Боря осторожно перешагнул через сломанный цветок и сквозь сухие метелки сорняков вылез на дорожку.
– Вот и я про то. Если б еще таблетки регулярно пила! А то «понавыписывали кучу, только печень сажать…». Ну ничего, она у меня крепкая. А давление – так у всех давление, правда? – Он отряхнул сухие семена крапивы из чуть вьющихся волос племянника. Эти невнятные заломы на блеклых Бориных волосах не украшали их владельца, а, наоборот, придавали ему сходство с огородным пугалом. «Какой же он стремный. Голова большая, пузико, а ножки тоненькие. Красный, как гном с бодуна. Ревел, видать. Опять дразнили? Эх, Серега, как-то неудачно ты тогда зашел… А пацану всю жизнь маяться».
– Не у всех. У бабы Нади вроде нет давления, только сахар.
– Хрен редьки не слаще, – покачал головой Володя.
Они прошли в дом, где дядя быстро соорудил яичницу, достал из холодильника банку соленых огурцов:
– Кажись, еще что-то плавает. У тебя рука поменьше, вылавливай и вот на тарелку клади. И хлеб кончается! На утро не хватит.
– Баба Галя пышек бы напекла, у нее вкусные.
– Ну, я на такие подвиги не способен. Жениться, что ли, как думаешь?
– Не надо. Баба Галя ругаться будет, – уверенно ответил Боря.
– Это ты самую суть уловил, – засмеялся Володя, накладывая племяннику яичницу.
Перекусив, Володя отправился в свою комнату, кивнув племяннику:
– Я за комп, но тебе нельзя. Там игра такая, не для детей. Быстро всё мелькает слишком. Хочешь, вон телевизор посмотри или книжку почитай. Будешь уходить – калитку прикрой, я сам запру. Ты еще не дотянешься до засова. А, вот конфеты бери. Чай сам сделаешь, если что.
Прихватив пару конфет, дядя отправился к себе. Боря не стал его уговаривать. Включил было телевизор, но яркое солнце вовсю светило в юго-западное окно, а пресловутые занавески, из-за которых у бабушки поднялось давление, так и остались не повешенными. Она два дня, не разгибаясь, убирала в доме перед Пасхой и половину ночи шила новые занавески на окна, а утром еле смогла открыть глаза, не то чтобы встать с постели. Володя выдержал только полчаса тихих стонов своей всегда активной и не любящей болеть мамы, а потом, несмотря на ее протесты, вызвал скорую. Занавески остались лежать на ее любимом кресле. Боря увидел их, когда вошел в бабушкину комнату, потрогал гладкую ткань цвета морской волны, мечтательно улыбнулся. Ему было жаль бабушку, не хватало ее пышек, которые она еще теплыми мазала для него сливочным маслом. Осторожно переложив занавески на небрежно заправленную кровать, мальчик взял фотоальбом и устроился в кресле, поджав ноги. Он неторопливо рассматривал страницу за страницей: голые или запеленутые младенцы, дети в трусиках и панамках на фоне бесконечной степи, смеющаяся молодежь на лавочке возле забора в тени огромной белой акации, красивые, пышущие здоровьем молодые женщины, белозубо улыбающиеся крепкие мужчины с папиросами, круглолицая старушка в платочке рядом с низенькой темной коровкой, какой-то пожилой дядька в кепке возле трактора. Все в альбоме были такие здоровые, энергичные, как Галина Семеновна или как Володя. «Интересно, я-то на кого похож? Вернее, мой папа? Я на него, это понятно. Вон он, на руках у бабы Гали сидит, задумался. Другая порода». Он начал еще раз пересматривать фотографии и обнаружил среди детворы невысокого, худого мальчугана с похожим на папу лицом. Но папой он быть не мог: фотография старая. Интересно, кто это? Может быть, этот ребенок и есть сын Семена, его прадеда? Нет, он узнавал деда Витю на многочисленных снимках – это точно не он. А кто тогда?
Боря осторожно вытащил уголки из диагональных прорезей и на обороте фотографии еле разобрал карандашную подпись: «Слева направо: Аня, Федя, Галя (с котенком), Люда, Таня, Боря, Витя (внизу)». Мальчик даже подпрыгнул на кресле: «Боря! Как я! А почему я о нем ни разу не слышал?» Вертя снимок туда-сюда, он с волнением убедился, что похожего на него мальчугана действительно зовут Боря. Как это он раньше не замечал? Ну да, все внимание ушло на котенка у бабушки
