Девчата нашего двора - Игорь Ковров
ЭРАСТ — СТАРЫЙ ПЕДЕРАСТ
В этом чёрном пиаре с одной стороны легко читались обвинения в совращении студенток, поскольку доктора все, кому не лень замечали в неслыханном для сотрудника университета успехе среди женщин. На 23 февраля женский коллектив кафедры дарил ему подписанную всеми открытку вместе с небольшой прибавкой к ставке, что не могло не радовать Биттнера. Быть бойцом на два фронта в меняющихся условиях — вот что прельщало школьного учителя, именно поэтому он мог сидеть на трёх стульях и легко планировать рабочие дни. Единственное, от чего харизматичному педагогу было никак не избавиться — повальное внимание окружавших его лиц женского пола. Кончилась затея с чтением двойного урока выпускному классу школы ничем иным, как… влюблённостью в него семнадцатилетней наивной, но весьма талантливой абитурентки, слушательницы его подготовительных курсов. Она ходила за ним хвостом, пытаясь обогнать в коридоре школы, дежурила на лестнице, когда он уходил из учительской и даже просила учительницу ОБЖ освободить себя от урока, чтобы провести больше времени со своим нерукотворным кумиром. Будучи нарасхват везде, где бы он ни появлялся, горделивому педагогу это лишь льстило, и поскольку в его жизни уже случался развод — для развития отношений требовалось лишь немного времени. Кроме того, Эраст Сигизмундович терпеть не мог девичьих слёз.
Когда случился восемнадцатый день рождения его подопечной, учителю ничего не стоило преподнести букет белых роз в подарок на совершеннолетие своей юной плаксе. У неё моментально высохли слёзы, а мягкий рот с накрашенными помадой губами расплылся в благодарной улыбке. Они мило чаёвничали в школьной столовой, и Люся — так звали девушку — мило, но настойчиво упрашивала учителя показать ей свою кафедру и одну за одной выведывала тайны политической арены нашей страны. Историк мог рассказать ей лишь то, что не затронет тонких струн её девичьей души, и от полноты чувств поправлял на воротнике яркий галстук. Положив в чашку лишний кубик рафинада, Эрасту пришлось вытащить из рукава свой единственный козырь. Люся застыла в ожидании. Дальнейший разговор больше напоминал пионерскую тайну, ведь доктор был главным, а ученица — крайним поколением, воспитанных на традиционных ценностях. Условия были просты: учитель предлагал Люсе бюджетное место студентки своего подопечного вуза в обмен на верность своей идее и личности. Абитуриентка ещё раз провела салфеткой по пухлым блестящим щекам и молча кивнула в знак согласия.
Далее было всё как нельзя прозаично: историка приглашали на всякого рода телевизионные эфиры, где он с недюжинным азартом клеймил своих оппонентов и набирал политические очки. О нём стали писать деловые газеты, а подопечный вуз попал в первую сотню рейтинга страны. На последний звонок своей двухэтажной школы Эраст дарил Люсе два билета в кинотеатр «Романов Синема» и бесплатный проход на выставку картин факультета искусств МГУ. По мере возможности, чтобы не смущать родителей, они не играли романтических чувств публично. Однако, чем не стабильнее становилась политическая ситуация в стране, тем крепли их отношения влечения друг к другу. Педагог переживал третью молодость, удалив ненужные контакты из социальных сетей во избежание компромата. В конечном итоге приближался день защиты детей, а стать любителем поговорить с уполномоченным по правам ребёнка на очередном телеэфире ему мешала гордость и профессиональное чутьё. Чтобы не потерять очков в политическом весе он согласился приобрести написанный оппонентом политический детектив и послать к нему курьера за автографом. Летом приближались муниципальные выборы, а партийные товарищи источили все когти ради победного участия в этом мероприятии.
История не терпит невыученных уроков. Эту фразу Эрасту Сигизмундовичу пришлось заучить ещё в аспирантуре, ведь для того чтобы идти по минному полю российской политики, следует соблюдать огромный перечень гласных и негласных правил. Хотя новая любовь сверкала всеми красками и отвлекала от серых оттенков трудовых будней. Впрочем, его знаний хватило для простого вывода: абитуриентка Люся без труда сдала вступительные экзамены и легко заменила ему престарелую мать. Судя по точечному давлению персонажей, обладавшей разными степенями известностями в нашей стране, ему требовалось трезво оценивать всю ситуацию с участием своей партии в предвыборной гонке. Вот таким нехитрым способом он мог скрываться от журналистов деловых изданий, студентов вечернего отделения, изредка наведывающихся в столицу родных и самых требовательных родителей города. А всё это оттого, что политическую ситуацию в современной России Эраст искусно называл двумя простыми словами — «призрак капитализма». Собственно, все действия направленные на охрану собственной безопасности, он совершал лишь для того, чтобы скрыться от всех опасностей политических подковёрных интриг согласно приобретённых в 1990-х годах инстинктам. На дворе царил конец мая. Девчонки гуляли в каждом дворе, но его волновала исключительно Его Девочка. Теперь у него была Люся.
Глава четвёртая
Земля уже потихонечку надела на себя прозрачную и тонкую оболочку льда, окружающие деревья припорошило снегом, снующие вокруг горожане переобулись в более толстокожие ботинки с начёсом. Редкий автомобиль из проезжающих мимо стоял на лысой летней резине. Поразительный факт: в довольно низкую для наступающего времени года температуру успешно работали киоски с мороженым. Про саму по себе кажущуюся странной возможность есть мороженое зимой москвичи не думали — слишком велика была беспечность или наоборот, недюжинная нагрузка в виде домашних дел, планов и мечтаний. Остаться наедине со своими мыслями предпочитал каждый думающий человек, поэтому, будучи одиноким, не преминул воспользоваться шансом погулять по Всесоюзному Выставочному Центру.
Общая серо-сине-серая цветовая гамма не слишком способствовала весёлому настроению, а низкий уровень градуса на термометре заклинал пойти согреться горячим кофе или ещё чем-либо покрепче в ближайшем ларьке. Фонтан Дружбы Народов традиционно не работал. Скульптура работы Мухиной тихо сверкала в вечерней мгле: световой день всё же был укорочен.
Казалось, что его не интересовала ни одна острая тема из обсуждаемых горожанами. При помощи пережитого прошлого опыта он как бы отрешался от окружающих, внешне напоминая интроверта без всяких стремлений быть на виду или хотя бы проявить интерес к происходящему. Этот город, уже давно наблюдаемый им словно со стороны, вовлёк Белку в свою серость с самого первого приезда того на Белорусский
